«Монастырское детство»

Продолжаем разговор с насельниками Сретенского монастыря, отмечающего в этом году 20-летие возобновления монашеского общежития. Наш собеседник – один из старейших насельников обители нового времени иеромонах Клеопа (Данелян). Сегодня мы узнаем об истории монастырского сада, экономских послушаниях и «монастырском детстве».

На горе Фавор. Паломничество на Святую землю. Иером. Иов (Гумеров) и иером. Клеопа (Данелян).
Фото: иером. Игнатий (Шестаков)

– Отец Клеопа, расскажите, пожалуйста, как вы избрали монашеский путь.

– Читая Евангелие, я встретил слова Спасителя о том, кто такие монахи, – хотя собственно о монашестве там ничего не говорилось. Слова эти следующие: «Есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного» (Мф. 19: 12). И у меня в голове возник образ монашества. Я сразу понял, что это мое.

Сначала я читал только Евангелие, больше никакой духовной литературы не читал. Оно открыло для меня духовную жизнь. Какое-то время я просто жил Евангелием; как говорил преподобный Серафим: плавал в Евангелии. И потом мне просто опостылел этот мир, мир товарно-денежных отношений, я уже не знал, куда девать себя, – и в конечном итоге поступил в Сретенский монастырь.

– Но почему именно в Сретенский? Каким был монастырь, когда вы только пришли сюда?

– Только одно могу сказать: Десница Божия меня привела в нашу обитель.

Я пришел сюда в 1996 году, в марте, Великим постом. В целом, конечно, монастырь был таким же, как сейчас. В то же время люди, которые приходили тогда в обитель, – это были еще «советские граждане», много было незаурядных личностей, из которых кто-то уже отошел в мир иной, кто-то ушел в мир.

Когда я впервые увидел отца Тихона, он мне почему-то тут же показался похожим на какого-то католического кардинала. Конечно, это представление впоследствии развеялось – но первое впечатление было именно таким.

Мы, пришедшие в монастырь в 1990-е годы, как-то не задумывались над тем, исполнять послушание или нет. Сказано сделать – значит, надо сделать. И неважно, большое послушание или нет, грязное или нет, сложное или легкое, ночью или днем, – это послушание, и его надо выполнить. По нынешним молодым насельникам этого как-то не замечаешь. У людей, пришедших в те годы, было больше искренней ревности. Послушаний тогда было больше, но больше было и душевной работы.

– Каким было ваше первое послушание?

– Когда я только пришел в обитель, я послушался в саду, под начальством инока Аркадия. Я отдаю должное этому человеку: он самоотверженно трудился над благоустройством территории. Он и ко мне, и ко всем был довольно строг, и я с ним долго не находил общего языка. И вот как-то раз нам пришлось поехать за рассадой. И я ему купил килограмм бананов. После этого отношения у нас наладились, он стал называть меня «сыночка».

Вскоре после диаконской хиротонии

Больше всего мне запомнилось просеивание старой земли на территории монастыря. Десятки людей, просто зашедших в храм, были буквально схвачены Аркадием по дороге туда или оттуда: кто бы они ни были, он хватал их и настоятельно просил, вернее сказать – заставлял помогать просеивать эту землю. Был даже такой случай: один человек шел на какие-то бандитские разборки, решил перед этим зайти в храм – но тут его поймал отец Аркадий и посадил просеивать землю. Тот человек принял это как действие Промысла Божиего, оказал послушание отцу Аркадию, не пошел на эти разборки и таким образом, быть может, спасся от смерти.

При работе над садом постоянно находили большое количество костей – тех людей, которые раньше были погребены на монастырском кладбище, разоренном в советское время. Мы все их собирали и потом погребли возле поклонного креста при входе в монастырь.

Отец Аркадий, конечно, родоначальник нашего монастырского сада. Он очень трепетно относился к саду, мог даже грубовато остановить человека, который покушался сорвать или даже понюхать его розу.

Дорогу от входа в монастырь к храму он называл «дорожка Царских мучеников», он посадил там розы и каждую розу назвал именем кого-то из Царственных страстотерпцев: царица Александра, царевич Алексий и так далее.

Такого отношения к послушанию я больше не видел, он мог костьми лечь за него. В чем-то можно было его осуждать, но такая любовь к послушанию – это просто удивительно. Он договаривался с питомниками, кто-то ему приносил эти розы – благоустраивал территорию. Даже когда он уже ходить не мог, его привозили в сад на инвалидной коляске, и он там что-то пытался сделать для своих розочек.

Помню, воплощением ада на земле ему почему-то представлялась Польша – он сам долгое время прожил на Западной Украине и, наверное, натерпелся там от униатов. Поэтому когда кто-то каким-то образом покушался на его сад, отец Аркадий посылал всех в Польшу. «Убирайтесь в свою Польшу!» – это было самое страшное ругательство.

Иеродиакон Клеопа (Данелян)

В самом начале я где-то полгода прожил с ним в одной келье. Характер у него был, мягко говоря, непростой – поэтому сейчас я сам удивляюсь, как я мог с ним жить. Наверное, это потому, что тогда у нас было очень много послушаний, и, приходя в келью, мы просто падали. Работать до ночи – это было нормально.

– Какие еще послушания вы проходили за время жизни в монастыре?

– Самые разные, чуть ли не все монастырские дела через меня прошли. Послушался в трапезной, на книжном складе. В ризнице был – это тоже такое тяжелое послушание, особенно перед архиерейскими службами. Перед приездом архиерея мы работали до 4–5 утра и потом еще приходили на службу.

Во время послушания в ризнице. Иеродиакон Макарий(Лободюк) (1972–2010) и отец Клеопа

Вместе с отцом Киприаном мы создавали просфорню. Сначала у нас всё было совсем безвидно, первые просфоры пекли ночью на кухне. А сейчас наша просфорня – просто образцовая, к нам приезжают учиться из самых разных мест и даже из-за границы.

Какое-то время был скитоначальником. Мы жили в скиту с отцом Зосимой, каждый день в 5 утра служили литургию: я служил, а отец Зосима, который тогда еще не был священником, пел.

Раньше в монастыре был хороший братский хор. Пели отец Серафим, отец Зосима, отец Лука и я. И нам нравилось петь, и наши прихожане были очень довольны. По воскресным и праздничным дням мы пели на ранней литургии, а потом служили на поздней. И воспринимали это совершенно нормально, даже с радостью. Сил, может быть, и не хватало, но духовно было очень хорошо.

– Повлияло ли на монастырскую жизнь появление семинарии?

– Пожалуй, да. С появлением семинарии как-то стало меньше общения между братией, мы немного разобщились. Возможно, мы просто выросли. Но то «монастырское детство», когда мы были все вместе, мне вспоминается как самое радостное время в моей жизни.

Освящение новой звонницы. Фото: иером.Игнатий (Шестаков)

Хотя я очень хотел учиться в семинарии, и как только она появилась, я тут же туда пошел. Мне очень нравилось учиться. Экзамены сдавать не нравилось, а учиться, узнавать новое – очень здорово.

– Отец Клеопа, вы являетесь экономом монастыря. В чем заключается это послушание, и какую роль оно играет в монастырской жизни?

– Эконом отвечает за всю хозяйственную жизнь монастыря – стройки в обители, рабочее состояние монастырских зданий, монастырской техники, благоустройство и чистоту территории. Сейчас у нас в связи с увеличением объема работ это послушание распределено по нескольким нашим насельникам; за стройки, например, отвечает отец Амвросий. А раньше, конечно, было труднее. Работа по монастырю, закупки, строительные моменты – это еще куда ни шло, но вот общаться с городскими властями мне было особенно тяжело. Кто-то умеет строить отношения с властями предержащими, но мне было очень непросто.

Особенность экономского послушания в том, что у него нет ни начала, ни конца. Всё, что связано с экономской, пронизывает монастырь со всех сторон. Поэтому работы – непочатый край, и она никогда не может закончиться. Раньше я работал в просфорне – вот там ты конкретно видишь свои задачи, выполняешь их и, выполнив, получаешь какое-то удовлетворение от своего труда. А здесь никогда ничего не заканчивается, постоянно открываются всё новые и новые дела.

– Не мешает ли такая постоянная забота о земных нуждах монашеской жизни?

– Послушание в принципе не может мешать монашеской жизни. Как пишет святитель Игнатий (Брянчанинов): «Занятие полезное, в особенности занятие служебное, сопряженное с ответственностью, не препятствует к сохранению внимания к себе – оно руководствует к такому вниманию. Тем более руководствуют ко вниманию монастырские послушания, когда они исполняются должным образом». Мешает монашеской жизни – больше всего мешает – развлечение. Фильм посмотреть, музыку послушать – вот это отвлекает от монашеской жизни. Ропот отвлекает, но никак не послушание.

– Часто задают вопрос: «Как может быть монашеская жизнь в центре Москвы, в мегаполисе, где вокруг столько соблазнов?» Как бы вы могли ответить на этот вопрос?

– Честно говоря, я всех этих соблазнов не замечаю. В монастырь суета не проникает – если ты сам себе ее не добавишь.

На Святой земле, 2005. Фото: иером. Игнатий (Шестаков)

– Расскажите, пожалуйста, с какими проблемами сейчас обычно приходят люди на исповедь, что наиболее препятствует духовной жизни в наше время.

– Самая главная проблема в наше время, как мне кажется, – это осуждение, перекладывание ответственности с себя на ближних. Когда человек не хочет признать, что он сам виноват в своих грехах, – это самое опасное в духовной жизни.

– У вас, наверное, за время вашего священнического служения появились духовные чада…

– Нет, какие там чада! Есть люди, которые просто приходят ко мне. Как я могу вести людей, если я сам слепой? Только могу что-то сказать, что я прочитал в Евангелии и у святых отцов, – и всё.