Продолжаем разговор с насельниками Сретенского монастыря, отмечающего в этом году 20-летие возобновления монашеского общежития. Наш собеседник – один из старейших насельников обители нового времени иеромонах Клеопа (Данелян). Сегодня мы узнаем об истории монастырского сада, экономских послушаниях и «монастырском детстве».
– Читая Евангелие, я встретил слова Спасителя о том, кто такие монахи, – хотя собственно о монашестве там ничего не говорилось. Слова эти следующие: «Есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного» (Мф. 19: 12). И у меня в голове возник образ монашества. Я сразу понял, что это мое.
Сначала я читал только Евангелие, больше никакой духовной литературы не читал. Оно открыло для меня духовную жизнь. Какое-то время я просто жил Евангелием; как говорил преподобный Серафим: плавал в Евангелии. И потом мне просто опостылел этот мир, мир товарно-денежных отношений, я уже не знал, куда девать себя, – и в конечном итоге поступил в Сретенский монастырь.
– Но почему именно в Сретенский? Каким был монастырь, когда вы только пришли сюда?
– Только одно могу сказать: Десница Божия меня привела в нашу обитель.
Я пришел сюда в 1996 году, в марте, Великим постом. В целом, конечно, монастырь был таким же, как сейчас. В то же время люди, которые приходили тогда в обитель, – это были еще «советские граждане», много было незаурядных личностей, из которых кто-то уже отошел в мир иной, кто-то ушел в мир.
Когда я впервые увидел отца Тихона, он мне почему-то тут же показался похожим на какого-то католического кардинала. Конечно, это представление впоследствии развеялось – но первое впечатление было именно таким.
Мы, пришедшие в монастырь в 1990-е годы, как-то не задумывались над тем, исполнять послушание или нет. Сказано сделать – значит, надо сделать. И неважно, большое послушание или нет, грязное или нет, сложное или легкое, ночью или днем, – это послушание, и его надо выполнить. По нынешним молодым насельникам этого как-то не замечаешь. У людей, пришедших в те годы, было больше искренней ревности. Послушаний тогда было больше, но больше было и душевной работы.
– Каким было ваше первое послушание?
– Когда я только пришел в обитель, я послушался в саду, под начальством инока Аркадия. Я отдаю должное этому человеку: он самоотверженно трудился над благоустройством территории. Он и ко мне, и ко всем был довольно строг, и я с ним долго не находил общего языка. И вот как-то раз нам пришлось поехать за рассадой. И я ему купил килограмм бананов. После этого отношения у нас наладились, он стал называть меня «сыночка».
При работе над садом постоянно находили большое количество костей – тех людей, которые раньше были погребены на монастырском кладбище, разоренном в советское время. Мы все их собирали и потом погребли возле поклонного креста при входе в монастырь.
Отец Аркадий, конечно, родоначальник нашего монастырского сада. Он очень трепетно относился к саду, мог даже грубовато остановить человека, который покушался сорвать или даже понюхать его розу.
Дорогу от входа в монастырь к храму он называл «дорожка Царских мучеников», он посадил там розы и каждую розу назвал именем кого-то из Царственных страстотерпцев: царица Александра, царевич Алексий и так далее.
Такого отношения к послушанию я больше не видел, он мог костьми лечь за него. В чем-то можно было его осуждать, но такая любовь к послушанию – это просто удивительно. Он договаривался с питомниками, кто-то ему приносил эти розы – благоустраивал территорию. Даже когда он уже ходить не мог, его привозили в сад на инвалидной коляске, и он там что-то пытался сделать для своих розочек.
Помню, воплощением ада на земле ему почему-то представлялась Польша – он сам долгое время прожил на Западной Украине и, наверное, натерпелся там от униатов. Поэтому когда кто-то каким-то образом покушался на его сад, отец Аркадий посылал всех в Польшу. «Убирайтесь в свою Польшу!» – это было самое страшное ругательство.
– Какие еще послушания вы проходили за время жизни в монастыре?
– Самые разные, чуть ли не все монастырские дела через меня прошли. Послушался в трапезной, на книжном складе. В ризнице был – это тоже такое тяжелое послушание, особенно перед архиерейскими службами. Перед приездом архиерея мы работали до 4–5 утра и потом еще приходили на службу.
Какое-то время был скитоначальником. Мы жили в скиту с отцом Зосимой, каждый день в 5 утра служили литургию: я служил, а отец Зосима, который тогда еще не был священником, пел.
Раньше в монастыре был хороший братский хор. Пели отец Серафим, отец Зосима, отец Лука и я. И нам нравилось петь, и наши прихожане были очень довольны. По воскресным и праздничным дням мы пели на ранней литургии, а потом служили на поздней. И воспринимали это совершенно нормально, даже с радостью. Сил, может быть, и не хватало, но духовно было очень хорошо.
– Повлияло ли на монастырскую жизнь появление семинарии?
– Пожалуй, да. С появлением семинарии как-то стало меньше общения между братией, мы немного разобщились. Возможно, мы просто выросли. Но то «монастырское детство», когда мы были все вместе, мне вспоминается как самое радостное время в моей жизни.
– Отец Клеопа, вы являетесь экономом монастыря. В чем заключается это послушание, и какую роль оно играет в монастырской жизни?
– Эконом отвечает за всю хозяйственную жизнь монастыря – стройки в обители, рабочее состояние монастырских зданий, монастырской техники, благоустройство и чистоту территории. Сейчас у нас в связи с увеличением объема работ это послушание распределено по нескольким нашим насельникам; за стройки, например, отвечает отец Амвросий. А раньше, конечно, было труднее. Работа по монастырю, закупки, строительные моменты – это еще куда ни шло, но вот общаться с городскими властями мне было особенно тяжело. Кто-то умеет строить отношения с властями предержащими, но мне было очень непросто.
– Послушание в принципе не может мешать монашеской жизни. Как пишет святитель Игнатий (Брянчанинов): «Занятие полезное, в особенности занятие служебное, сопряженное с ответственностью, не препятствует к сохранению внимания к себе – оно руководствует к такому вниманию. Тем более руководствуют ко вниманию монастырские послушания, когда они исполняются должным образом». Мешает монашеской жизни – больше всего мешает – развлечение. Фильм посмотреть, музыку послушать – вот это отвлекает от монашеской жизни. Ропот отвлекает, но никак не послушание.
– Часто задают вопрос: «Как может быть монашеская жизнь в центре Москвы, в мегаполисе, где вокруг столько соблазнов?» Как бы вы могли ответить на этот вопрос?
– Честно говоря, я всех этих соблазнов не замечаю. В монастырь суета не проникает – если ты сам себе ее не добавишь.
– Самая главная проблема в наше время, как мне кажется, – это осуждение, перекладывание ответственности с себя на ближних. Когда человек не хочет признать, что он сам виноват в своих грехах, – это самое опасное в духовной жизни.
– Нет, какие там чада! Есть люди, которые просто приходят ко мне. Как я могу вести людей, если я сам слепой? Только могу что-то сказать, что я прочитал в Евангелии и у святых отцов, – и всё.
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.