Главная > Журнал > Бог и человек > Любовь требует подвига

Любовь требует подвига

Иеромонах Рафаил (Нойка)

Распечатать

Христос беседует с фарисеем

Когда законник спросил Христа, какая заповедь является первой, самой важной в Законе, Христос ответил:

– Любить Бога.

Это первая заповедь (см.: Мф. 22: 37). И, хоть Его и не спрашивали, Христос поспешил процитировать ему из Ветхого Закона вторую заповедь, о которой Он говорит, что она подобна первой:

– И возлюби ближнего твоего, как самого себя (ст. 39).

Это Христос, Слово Божие, соединил эти две заповеди. Они содержатся в двух отдельных книгах. В книге Исход, в десяти заповедях, первой заповедью на самом деле является: Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего (Втор. 6: 4–5; ср.: Исх. 20: 3), как сказал Спаситель. А вторая заповедь содержится в книге Левит, где в совсем другом контексте сказано: люби ближнего твоего, как самого себя (Лев. 19: 18). Или, как в поговорке, «что не нравится тебе, того не делай другому». Но Христос поставил их на одну плоскость, как первую и вторую заповедь.

Что же происходит в этой любви? Христос говорит: Кто соблюдает заповеди Мои, тот любит Меня (ср.: Ин. 14: 21). Итак, если Адам не соблюл Божественное слово в раю, это значит, что в какой-то мере он отпал от любви Божией, попрал любовь к Богу.

Думаю, нет такого человека на земле, который не знал бы, как страдает преданная любовь, любовь уязвленная. В той мере, в какой ты кого-то любил, а он оказался недостойным твоей любви, ты знаешь, насколько это болезненно.

Итак, любовь, даже если это всесильная любовь Бога, можно сказать, ранима. Ведь любовь Бога тонка. И не то что бы Бог был уязвимым, не Его всесилие – я далек от этой мысли! – но само свойство любви уязвимо. Любовь – это тонкость дарования себя другому в полную самоотдачу. Христос показал нам, до какой степени Он отдал Себя: не только до Креста и смерти, но и до самых глубин адовых, до того, что разделил судьбу беззаконных, – и в последнее мгновение жизни нашел, как спасти грешника; ибо возмущением одного разбойника вызвал покаяние и правое исповедание другого разбойника, чтобы смочь сказать ему:

– Ныне же будешь со Мною в раю (Лк. 23: 43).

Ныне!

Итак, любовь обладает тонкостью, деликатностью, нежностью самоотдачи, которой мы и представить себе не можем, ибо еще грубы в своей биологии и неотесанны в своей недуховности. В этом смысле я хочу лишь сказать, что любовь – это чувство особой тонкости, попрание которого причиняет особую боль.

Но только раненый, тот, кто любит и уязвляется, не умирает: умирает тот, кто попирает любовь. Кто любит, тот уязвляется не столько оттого, что он брошен, он уязвляется оттого, что видит, что его возлюбленный из-за того греха, который совершает против него, умрет.

Бог не таков, каким видит Его ложное богословие, – «оскорбленный вероломством Адама». Бог умирает от боли оттого, что Его возлюбленный, который сотворен Им первым, и все, кому предстоит родиться от него, отныне будут умирать. «Земля еси и в землю отыдеши».

Бог по Своей любви не мог позволить Своему возлюбленному погибнуть и взял на Себя покаянную «епитимию», греховную епитимию, то есть крест и позор. И посмотрите, как весь труд Христа как Учителя, проповедовавшего любовь, оказался тщетным всего за несколько часов! Итак, позор тщетности всей Своей жизни, проведенной в подвигах. Весь позор и всю немощь взял на Себя Всемогущий, чтобы во всем уподобиться человеческой немощи, чтобы понести на Себе мою немощь, мой грех, мою мерзость, мою злобу, как если бы Он был грешным, немощным, мерзким, злым и подвластным смерти. Потому что, поскольку Бог всесилен, то нет ничего под небом или под небесами, что могло бы победить Его. Он притворяется немощным, пока не сойдет в ад, – а потом, ад, ты увидишь, что тебя ждет!

Сошествие Христа во ад

Святитель Иоанн Златоуст говорит в своей пасхальной проповеди: «Принял тело, и ударился о Бога»[1]. Или, как говорят другие тропари и икосы, имеющиеся у нас в Триоди, «едва стал вонзаться Крест Христов в землю, как ад начал плакаться: кто вбил деревянный гвоздь в мое сердце?»[ii]. Это сила Божия. И, как я говорил когда-то в монастыре, всё так же, в беседе: если бы мы были истинными мудрецами, если бы предпосылки нашего мышления были правильно сформированы, то, только взглянув на разные философии, религии и идеалы истории сей, мы уже поняли бы, что только Христос есть Бог истинный – именно по той немощи, в какой Он является. Ведь кто еще может позволить себе такую немощность? Кто может позволить себе такую тщетность всего своего труда? Только Тот, Кто знает, что Он всемогущ и ничто победить Его не может: «Погоди ты, смерть, погоди, ад! Я не противлюсь Кресту, Я не борюсь теперь, чтобы показать человеку, что могу сойти с Креста, Я не совершаю чуда, чтобы пришел Илия и снял Меня с Креста, или невесть чего еще… Погоди ты, ад последний!»

Христос не противится Кресту, чтобы показать человеку, что может сойти с Креста

Все основатели религий, философий и идеалов боролись за них изо всех сил. Моисею тоже пришлось защищать свою религию, идеологию, философию всевозможными угрозами, даже угрозой смерти. А Всемогущий не нуждается в том, чтобы Его защищали.

Один человек у нас там, в Англии, который жаждал исповедовать правую веру, говорил мне:

– Я тоже буду бороться, чтобы защитить истину!

И мне пришло в голову такое слово:

– А почему бы тебе не позволить Истине защищать тебя, Самой Истине?

И человек этот сразу всё уловил и знал потом, что делать.

Мы не столько показываем истину, сколько должны войти в истину и позволить Истине защищать нас. «Что такое истина?» – это еретический вопрос. Потому что Истина – это Кто. Христос, Слово Божие, сказал: Я есмь путь и истина и жизнь (Ин. 14: 6).

В этом контексте любви, любви, уязвленной тем, что ее попрали, если кто-нибудь умирает, поправ любовь, то что с ним бывает? Ведь любящий не стерпит, чтобы любимый человек умер. Так что же означает всё то, что Бог предпринимает в Своем воплощении? Что, если не прощение?

Любовь прощает грешника. И скажу вам сейчас, что прощение – это не процесс. Прощение – это неотъемлемая часть любви. Помню, как я несколько раз подходил к своему духовнику и испрашивал прощения за совершение некоей промашки, и он наконец сказал мне:

– Отец Рафаил, ты был прощен еще до того, как стал просить прощения; но только если ты такой, как мы сможем с тобой жить?

Прощение нам уже дано – и мы должны его принять: должны подняться до того, чтобы стать достойными этого прощения

Прощение дается еще до того, как мы станем просить о нем. Бог есть любовь, – говорит апостол (1 Ин. 4: 8). И мы можем добавить: «Бог есть прощение». Прощение нам уже дано, мы должны его принять, мы должны подняться до того, чтобы стать достойными этого прощения, и тогда увидим, как прощение неотъемлемой частью входит в Любовь. Такими должны стать и мы.

В этом смысле прощение можно понять как призвание человека, то есть нам надо учиться быть такими, каков наш Бог, учиться давать нашему ближнему то, что сами хотим получить от Бога, да и от ближнего тоже. Или, как говорил нам старец[iii] на проповеди в воскресенье перед Великим постом, в Прощеное воскресенье, «мы, как люди, не можем не грешить друг против друга, но наш долг – прощать друг друга и продолжать свой путь покаяния и спасения».

Пост. Что же такое пост? Пост, как и всякое воздержание от того, что относится к миру сему, к биологической жизни, является частью человеческого подвига, посредством которого мы несколько умаляем свою причастность к материи, биологии. Это тайна, сокрытая в человеке, когда, с ослаблением силы этой грубой биологии, можно предоставить больше свободы духу, чтобы он мог выразить свое.

Если хотите, то, по выражению святого Павла, плоть желает противного духу, а дух – противного плоти (Гал. 5: 17). И, может, мы все или многие из нас знают также, что есть такие моменты (которые, возможно, являются моментами действия благодати), когда, если поедим, мы словно «портим» что-то, движущееся в духе нашем, в наших сердцах. Когда у нас слишком много причастности к земному, кажется, что расточается нечто более ценное.

Осознание этого может вести нас очень далеко, вплоть до подвигов, которые тропарь святым преподобным воспевает как «вышеестественные подвиги». Но пока мы совершаем подвиги в меру своей естественной силы, хотя этот пост и не является постом в подлинном смысле слова – не таким, каким постился Моисей, каким постился Илия, каким постился Спаситель, сорок дней не вкушавшие ничего. Так постились и наши отцы филокалической школы[iv], назовем их так, начиная с Антония Великого, а может, и раньше. Они постились и по 40 дней, и, скажем, в Египетском Патерике[v], по 60, и сочли, что все-таки 40 дней – это мера человеческая, как показал это Христос, Бог воплощенный. А то, что мы называем постом, – это первый шаг, который доступен всем. Он, можно сказать, некий режим питания, диета.

Пост, как и всякое воздержание, связан с любовью: любовь требует подвига

Вы видите, что пост, как и всякое воздержание, связан с любовью. Любовь требует подвига. И любовь людей мира сего тоже есть подвиг. Сколько юных девушек сегодня соблюдают диету, чтобы сохранить фигуру? Так и в любви, которой охвачен ты, имеются мера и законы воздержания, или подвига, которым ты будешь подвизаться.

Мы ревнуем о том, что относится к вечной жизни, но проходим через подобные подвиги; подвизаемся не для того, чтобы сохранить фигуру, не по тем же мотивам, что и девушки, желающие обрести кого-то в жизни сей, супруга например, – а, во-первых, потому, что слишком дебелое тело нелегко предается молитве. Этот пост можно соблюдать и ради здоровья, поскольку здоровье полезно для нашей духовной жизни. А во-вторых, что еще важнее, чтобы дать духу больше свободы для проявления себя.

Итак, не думайте, будто пост и прощение – это предназначение и призвание человека в Православии. Пост – это подвиг, средство, как и все подвиги; прощение – это проявление любви, а призвание человека – это любовь, которая и является предназначением человека, в той мере и в том смысле, в которых, как говорит апостол, «Бог есть любовь». И эта любовь – закон жизни и закон вечности[vi].

Иеромонах Рафаил (Нойка)
Перевела с румынского Зинаида Пейкова
Cuvantul Ortodox (Православное Слово)

[1] На ц.-сл. яз.: «Прият тело, и Богу приразися».

[ii] На ц.-сл.: «Три кресты водрузи на Голгофе Пилат, два разбойников и един Жизнодавца. Егоже виде ад, и рече сущим доле: о слуги мои, и силы моя! Кто водрузив гвоздие в сердце мое, древяным мя копием внезапу прободе?» (Триодь постная. Неделя 3-я, утро, икос).

[iii] Архимандрит Софроний (Сахаров).

[iv] То есть святые отцы, упомянутые в «Филокалии», т.е. «Добротолюбии».

[v] Румынский «Египетский патерик» существует в двух коллекциях, алфавитной и тематической, которые полнее соответствующих русских вариантов, т.е. «Достопамятных сказаний» и «Древнего патерика».

[vi] Фрагмент из беседы «Пост и прощение, предназначение и призвание в Православии», прошедшей в апреле 2002 г. в городе Алба-Юлия.

Иеромонах Рафаил (Нойка) 22 апреля 2019

Издательство
Сретенского монастыря