Сретенский Месяцеслов

Во свя­тую и Ве­ли­кую Пят­ни­цу мы вос­по­ми­на­ем свя­тые, спа­си­тель­ные и страш­ные страда­ния Гос­по­да и Бо­га и Спа­са на­ше­го Иису­са Хри­ста, ко­то­рые Он доб­ро­воль­но претер­пел за нас. Опле­ва­ния, из­би­е­ния, по­ще­чи­ны, по­но­ше­ния, на­смеш­ки, баг­ря­ни­ца, трость, губ­ка, ук­сус, гвоз­ди, ко­пье, и по­сле все­го это­го Крест и смерть, – все это име­ло место в пят­ни­цу. По­сле то­го как Иисус, про­дан­ный дру­гом и уче­ни­ком за трид­цать сребре­ни­ков, был взят, Его от­ве­ли сна­ча­ла к пер­во­свя­щен­ни­ку Анне, ко­то­рый ото­слал Его к Ка­иа­фе, где Гос­подь был опле­ван, по­лу­чал по­ще­чи­ны, вдо­ба­вок был уни­жен и осме­ян, слы­ша: «Про­ре­ки нам, Хри­стос, кто уда­рил Те­бя?» (Мф. 26: 68). Ту­да же при­шли и лжесви­де­те­ли, ис­ка­жав­шие Его сло­ва: «Раз­рушь­те храм сей, и Я в три дня воз­двиг­ну его» (Ин. 2: 19). А ко­гда Он на­звал Се­бя Сы­ном Бо­жи­им, то ар­хи­ерей разо­драл одеж­ды свои в знак то­го, что не мо­жет тер­петь бо­го­хуль­ства.

При на­ступ­ле­нии утра Иису­са от­ве­ли к Пи­ла­ту; и иудеи «не во­шли в пре­то­рию, чтобы не осквер­нить­ся, но чтобы мож­но бы­ло есть пас­ху» (Ин. 18: 28). Или здесь под пас­хой он под­ра­зу­ме­ва­ет весь се­ми­днев­ный празд­ник, или она и на этот раз бы­ла в по­ло­жен­ное время в пят­ни­цу ве­че­ром, но Хри­стос со­вер­шил за­кон­ную пас­ху на один день рань­ше, пото­му что в пят­ни­цу хо­тел быть за­клан­ным од­новре­мен­но с пас­халь­ным агн­цем.

Пи­лат, вый­дя к ним, спро­сил, в чем они об­ви­ня­ют Иису­са, и по­сколь­ку не на­шел ни­че­го до­стой­но­го об­ви­не­ния, то по­слал Его к Иро­ду, а по­след­ний – сно­ва к Пи­ла­ту. Иудеи же стре­ми­лись убить Иису­са. Пи­лат ска­зал им: «Возь­ми­те Его вы, и рас­пни­те, и по за­ко­ну ваше­му су­ди­те Его» (Ин. 18: 31; 19: 6). Они от­ве­ча­ли ему: «Нам не поз­во­ле­но пре­да­вать смер­ти ни­ко­го» (Ин. 18: 31), по­буж­дая Пи­ла­та рас­пять Его. Пи­лат спро­сил Хри­ста, Царь ли Он Иудей­ский. Он при­знал Се­бя Ца­рем, но Веч­ным, го­во­ря: «Цар­ство Мое не от ми­ра се­го» (Ин. 18: 36). Пи­лат, же­лая Его осво­бо­дить, сна­ча­ла ска­зал, что не на­хо­дит в Нем ника­кой бла­го­вид­ной ви­ны, а по­том пред­ло­жил, по обы­чаю, ра­ди празд­ни­ка от­пу­стить им од­но­го уз­ни­ка, – но они вы­бра­ли Ва­рав­ву, а не Хри­ста (Ин. 18: 38–40).

То­гда Пи­лат, пре­да­вая им Иису­са, преж­де ве­лел бить Его, по­том вы­вел к ним под стражей, оде­то­го в баг­ря­ни­цу, увен­чан­но­го тер­но­вым вен­цом, со вло­жен­ной в пра­вую руку тро­стью, осме­ян­но­го во­и­на­ми, го­во­рив­ши­ми: «Ра­дуй­ся, Царь Иудей­ский!» (Ин. 19: 1–5; Мф. 27: 29; Мк. 15: 16–19). Од­на­ко, над­ру­гав­шись так, чтобы уто­лить их гнев, Пи­лат вновь ска­зал: «Я ни­че­го до­стой­но­го смер­ти не на­шел в Нем» (Лк. 23: 22). Но они отвечали: «Он дол­жен уме­реть, по­то­му что сде­лал Се­бя Сы­ном Бо­жи­им» (Ин. 19: 7). Когда они так го­во­ри­ли, Иисус мол­чал, а на­род кри­чал Пи­ла­ту: «Рас­пни, рас­пни Его!» (Лк. 23: 21). Ибо через по­зор­ную смерть, ка­кой пре­да­ва­ли раз­бой­ни­ков, иудеи хо­те­ли опоро­чить Его, чтобы ис­тре­бить доб­рую па­мять о Нем. Пи­лат же, как бы при­сты­жая их, говорит: «Ца­ря ли ва­ше­го рас­пну?» Они от­ве­ча­ли: «Нет у нас ца­ря, кро­ме ке­са­ря» (Ин. 19: 15). По­сколь­ку об­ви­не­ни­ем в бо­го­хуль­стве они ни­че­го не до­би­лись, то, на­во­дят на Пи­ла­та страх от ке­са­ря, чтобы хоть та­ким спо­со­бом ис­пол­нить свой безум­ный за­мы­сел, го­во­рят: «Вся­кий, де­ла­ю­щий се­бя ца­рем, про­тив­ник ке­са­рю» (Ин. 19: 12). Меж­ду тем же­на Пи­ла­та, устра­шен­ная сна­ми, по­сла­ла ему ска­зать: «Не де­лай ни­че­го Пра­вед­ни­ку То­му, по­то­му что я ныне во сне мно­го по­стра­да­ла за Него» (Мф. 27: 19); и Пи­лат, умыв ру­ки, от­ри­цал свою ви­нов­ность в про­ли­тии кро­ви Его (Мф. 27: 24). Иудеи же кри­ча­ли: «Кровь Его на нас и на де­тях на­ших (Мф. 27: 25); ес­ли от­пу­стишь Его, ты не друг ке­са­рю» (Ин. 19: 12).

То­гда Пи­лат, ис­пу­гав­шись, от­пу­стил им Ва­рав­ву, а Иису­са пре­дал на рас­пя­тие (Мф. 27: 26), хо­тя втайне и знал, что Тот непо­ви­нен. Уви­дев это, Иуда, бро­сив среб­ре­ни­ки в хра­ме, вы­шел, по­шел и уда­вил­ся (Мф. 27: 3–5), по­ве­сив­шись на де­ре­ве, а по­сле, силь­но вздувшись, лоп­нул. Во­и­ны же, на­сме­яв­шись над Иису­сом и бив тро­стью по го­ло­ве (Мф. 27: 27–30), воз­ло­жи­ли на Него Крест; по­том, за­хва­тив Си­мо­на Ки­ри­не­яни­на, за­ста­ви­ли нести Крест Его (Мф. 27: 32; Лк. 23: 26; Ин. 19: 17).

Око­ло тре­тье­го ча­са, при­дя на Лоб­ное ме­сто, там рас­пя­ли Иису­са и по обе сто­ро­ны от Него – двух раз­бой­ни­ков, чтобы и Он был при­чтен к зло­де­ям (Мк. 15: 27–28; Ис. 53: 12). Во­и­ны раз­де­ли­ли одеж­ды Его из-за бед­но­сти их, бро­сая жре­бий о цель­но­тка­ном хи­тоне, при­чи­няя Ему мно­же­ство вся­че­ских оскорб­ле­ний – не толь­ко этим, но и из­де­ва­ясь над Ним. Ко­гда Он ви­сел на Кре­сте, го­во­ри­ли: «Э! Раз­ру­ша­ю­щий храм и в три дня созидающий! Спа­си Се­бя Са­мо­го». И еще: «Дру­гих спа­сал, а Се­бя не мо­жет спа­сти». И еще: «Ес­ли Он Царь Из­ра­илев, пусть те­перь сой­дет с Кре­ста, и уве­ру­ем в Него» (Мк. 15: 29–31; Мф. 27: 40, 42).

И ес­ли они дей­стви­тель­но го­во­ри­ли прав­ду, то по­до­ба­ло им без со­мне­ний об­ра­тить­ся к Нему, – ведь от­кры­лось, что Он Царь не толь­ко Из­ра­и­ля, но и все­го ми­ра. Ибо для че­го по­мерк­ло солн­це на три ча­са, да еще в пол­день? Чтобы все узна­ли о Его стра­да­ни­ях. Земля по­тряс­лась и кам­ни рас­се­лись, чтобы об­на­ру­жи­лось, что Он мог это сде­лать и с иуде­я­ми. Мно­гие те­ла усоп­ших вос­крес­ли – в до­ка­за­тель­ство все­об­ще­го вос­кре­се­ния и для яв­ле­ния си­лы Стра­дав­ше­го. За­ве­са в хра­ме разо­дра­лась (Мф. 27: 51), как буд­то храм гневал­ся, раз­ры­вая свою одеж­ду за то, что стра­да­ет Про­слав­ля­е­мый в нем, и всем от­кры­лось неви­ди­мое преж­де – Свя­тое свя­тых.

Хри­стос был рас­пят в тре­тий час, как го­во­рит свя­той Марк (Мк. 15: 25). От ше­сто­го же часа тьма бы­ла до ча­са де­вя­то­го (Мф. 27: 45; Мк. 15: 33). То­гда и Лон­гин сот­ник, ви­дя солн­це по­мерк­шее и дру­гие зна­ме­ния, устра­шил­ся весь­ма и ска­зал: «Во­ис­ти­ну, Он был Сын Бо­жий» (Мф. 27: 54; Мк. 15: 39; Лк. 23: 47). Один из раз­бой­ни­ков зло­сло­вил Иису­са, а дру­гой уни­мал его, ре­ши­тель­но за­пре­щая ему, и ис­по­ве­дал Хри­ста Сы­ном Бо­жи­им. Возна­граж­дая его ве­ру, Спа­си­тель обе­щал ему пре­бы­ва­ние с Со­бою в раю (Лк. 23: 39–43).

В до­вер­ше­ние ко всем из­де­ва­тель­ствам, Пи­лат на­пи­сал на Кре­сте: «Иисус На­зо­рей, Царь Иудей­ский» (Ин. 19: 19). Хо­тя пер­во­свя­щен­ни­ки и не поз­во­ля­ли Пи­ла­ту пи­сать так, од­на­ко он воз­ра­зил: «Что я на­пи­сал, то на­пи­сал» (Ин. 19: 21–22). Потом Спа­си­тель про­из­нес: «Жаж­ду», – и Ему да­ли ис­соп с ук­су­сом. Ска­зав: «Совершилось!» – и пре­кло­нив гла­ву, Он пре­дал дух (Ин. 19: 28–30).

Ко­гда все разо­шлись, при Кре­сте сто­я­ли Ма­терь Его и сест­ра Ма­те­ри Его, Ма­рия Клеопова, рож­ден­ная от Иоси­фа по­сле то­го, как Клео­па умер без­дет­ным; а так­же любимый уче­ник Гос­по­да Иоанн (Ин. 19: 25–26). Обе­зу­мев­шие же иудеи, ко­то­рым недоста­точ­но бы­ло ви­деть Те­ло на Кре­сте, про­си­ли Пи­ла­та, так как то­гда бы­ла пят­ни­ца и ве­ли­кий празд­ник пас­хи, при­ка­зать пе­ре­бить у осуж­ден­ных го­ле­ни, чтобы ско­рее наступила смерть. И у дво­их пе­ре­би­ли го­ле­ни, по­то­му что они бы­ли еще жи­вы. Но, при­дя к Иису­су, уви­де­ли Его уже умер­шим, не пе­ре­би­ли у Него го­ле­ней. Один же из во­и­нов по име­ни Лон­гин, уго­ждая безум­ным, под­нял ко­пье и прон­зил Хри­сту реб­ра с пра­вой стороны, и тот­час ис­тек­ла кровь и во­да (Ин. 19: 31–34).

Пер­вое по­ка­зы­ва­ет, что Он че­ло­век, а вто­рое – что Он вы­ше че­ло­ве­ка. Или кровь – для таин­ства Бо­же­ствен­но­го При­ча­ще­ния, а во­да – для Кре­ще­ния, ибо оба ис­точ­ни­ка поистине да­ют на­ча­ло Та­ин­ствам. И Иоанн, ви­дев­ший это, за­сви­де­тель­ство­вал, и ис­тин­но сви­де­тель­ство его (Ин. 19: 35). Ведь на­пи­сал при­сут­ство­вав­ший там и ви­дев­ший всё своими гла­за­ми; и ес­ли бы он хо­тел го­во­рить ложь, не за­пи­сы­вал бы то­го, что счи­та­лось бес­че­сти­ем для Учи­те­ля. Го­во­рят, буд­то он то­гда со­брал в некий со­суд Бо­же­ствен­ную и Пре­чи­стую Кровь из ис­то­ча­ю­щих жизнь ре­бер.

По­сле этих уди­ви­тель­ных со­бы­тий, как уже на­стал ве­чер, при­шел Иосиф, тайный ученик Иисуса, из Ари­ма­феи, осме­лил­ся вой­ти к Пи­ла­ту, бу­дучи из­ве­стен ему, и про­сил Те­ло Иису­со­во (Мк. 15: 42–43; Ин. 19: 38); и Пи­лат поз­во­лил взять Тело (Ин. 19: 38). Иосиф, сняв Его с Кре­ста, по­ло­жил со вся­ким бла­го­го­ве­ни­ем. При­шел так­же и Ни­ко­дим, – приходив­ший преж­де к Иису­су но­чью, – и при­нес некий со­став из смир­ны и алоэ, приготов­лен­ный в до­ста­точ­ном ко­ли­че­стве (Ин. 19: 39). Об­вив Те­ло пе­ле­на­ми с благовони­я­ми, как обык­но­вен­но по­гре­ба­ют иудеи, они по­ло­жи­ли Его по­бли­зо­сти, в гро­бе Иоси­фа, вы­се­чен­ном в ска­ле, где еще ни­кто не был по­ло­жен (Лк. 23: 53; Ин. 19: 40). Так устро­и­лось для то­го, чтобы, ко­гда Хри­стос вос­креснет, вос­кре­се­ние не мог­ло быть приписа­но ко­му-ни­будь дру­го­му ле­жав­ше­му вме­сте с Ним. Смесь же алоэ и смир­ны еванге­лист упо­мя­нул по­то­му, что она очень клей­кая. Чтобы мы, ко­гда услы­шим о пе­ле­нах и го­лов­ных по­вяз­ках, остав­лен­ных во гро­бе (Ин. 20: 6–7), не ду­ма­ли, буд­то Те­ло Хри­сто­во укра­де­но: ибо как мож­но бы­ло, не имея до­ста­точ­но вре­ме­ни, ото­рвать их, на­столь­ко сильно при­лип­шие к Телу?

Все это чу­дес­но со­вер­ши­лось в ту пят­ни­цу, и бо­го­нос­ные от­цы по­ве­ле­ли нам тво­рить память обо всем этом с со­кру­ше­ни­ем серд­ца и уми­ле­ни­ем. За­ме­ча­тель­но и то, что Гос­подь рас­пял­ся в ше­стой день сед­ми­цы – в пят­ни­цу – так же, как и вна­ча­ле в ше­стой день был со­здан че­ло­век. А в ше­стой час дня был по­ве­шен на Кре­сте, как и Адам, го­во­рят, в этот час про­стер ру­ки, при­кос­нул­ся к за­прет­но­му дре­ву и умер, по­сколь­ку по­до­ба­ло ему сно­ва вос­со­здать­ся в тот же час, в ка­кой он пал. А в са­ду – как и Адам в раю. Горь­кое пи­тие – по об­ра­зу Ада­мо­ва вку­ше­ния. По­ще­чи­ны озна­ча­ли на­ше осво­бож­де­ние. Опле­ва­ние и позорное вы­ве­де­ние в со­про­вож­де­нии во­и­нов – по­чет для нас. Тер­но­вый ве­нец – устранение на­ше­го про­кля­тия. Баг­ря­ни­ца – как ко­жа­ные одеж­ды или на­ше цар­ское убранство. Гвоз­ди – окон­ча­тель­ное умерщ­вле­ние на­ше­го гре­ха. Крест – дре­во рай­ское. Прон­зен­ные реб­ра изо­бра­жа­ли Ада­мо­во реб­ро, из ко­то­ро­го про­изо­шла Ева, от ко­то­рой – пре­ступ­ле­ние. Ко­пье – устра­ня­ет от ме­ня ог­нен­ный меч (Быт. 3: 24). Во­да из ре­бер – об­раз Кре­ще­ния. Кровь и трость – ими Он, как Царь, под­пи­сал крас­ны­ми бук­ва­ми гра­мо­ту, даро­вав нам древ­нее оте­че­ство. Есть пре­да­ние, что Ада­мо­ва го­ло­ва ле­жа­ла там, где был рас­пят Хри­стос – Гла­ва всех, и омы­лась ис­тек­шею кро­вью Хри­сто­вой, – по­че­му это ме­сто и име­ну­ет­ся Лоб­ным.

При по­то­пе че­реп Ада­ма вы­мы­ло из зем­ли, и кость пла­ва­ла на во­де, как некое яв­ное чу­до. Со­ло­мон со всем сво­им вой­ском, по­чтив пра­от­ца, по­крыл его мно­же­ством кам­ней на месте, ко­то­рое с тех пор на­зва­но «по­стлан­ное кам­нем». Ве­ли­чай­шие из свя­тых го­во­рят, что, по пре­да­нию, Адам был по­гре­бен там ан­ге­лом. Итак, где был труп, ту­да при­шел и орел – Хри­стос, Веч­ный Царь, Но­вый Адам, Дре­вом ис­це­ля­ю­щий вет­хо­го Ада­ма, пав­ше­го через дре­во.

Вопрос о праздновании Великой Пятницы в ранней Церкви неотделим от вопроса о праздновании Пасхи, которая во II–III вв. отмечалась в разных местностях по-разному и нередко понималась не как праздник Воскресения, а как воспоминание Распятия (поскольку Страсти Христовы приходились именно на празднование иудейской пасхи). Например, в сочинении Epistula apostolorum, написанном в Малой Азии во II в., воскресший Господь Иисус заповедует апостолам «праздновать воспоминание Его смерти, т. е. Пасхи». У Тертуллиана Пасхой называется день Распятия и Крестной Смерти. Ориген в беседах на Книгу пророка Исаии объясняет, что на Пасху вспоминаются страдания Христа по той причине, что Его Воскресение и так празднуется каждую неделю. У многих ранних авторов само слово «Пасха» понимается как производное от греческого глагола πάσχειν (страдать). Даже там, где Пасха понималась как праздник Воскресения, пасхальной Литургии предшествовал многочасовой пост (древнейшее свидетельство – Tertull. De orat. 18; De jejun. 2. 2), долженствовавший напомнить о Распятии.

Поскольку до I Вселенского Собора практика праздновать Пасху, понимаемую как праздник Воскресения, в один из воскресных дней не была всеобщей, то и день для воспоминания Страстей в разных традициях выбирался по-разному. Это был или день иудейской пасхи (по юлианскому календарю в разные годы выпадающей на разные даты), или 25 марта (как историческая дата Страстей), или еще какой-либо день. После I Вселенского Собора всеобщей стала традиция праздновать Пасху в 1-е воскресенье после 1-го весеннего полнолуния, а воспоминание Страстей закрепилось за пятницей перед этим воскресеньем, получившей наименование Великой, Страстной и др.

Святые мученики Агафопод диакон и Феодул чтец жили в Фессалониках в царствование императоров Диоклитиана (284 - 305) и Максимиана (284 - 305) и состояли в церковном причте: святой диакон Агафопод был глубоким старцем, а святой Феодул, чтец, был юн.

Оба отличались праведной жизнью и благочестием. Однажды святой Феодул в сонном видении увидел, как неизвестный человек в светлой одежде вложил ему в руку какой-то предмет. Когда он проснулся, то увидел в руке прекрасный перстень с изображением Креста и решил, что это знак его будущего мученичества. Силою изображенного на перстне Креста святой исцелил многих больных и обращал язычников к вере во Христа Спасителя.

Когда император Диоклитиан издал указ (303) о гонении на христиан, многие пытались укрыться от преследований, но святые Агафопод и Феодул безбоязненно продолжали вести Евангельскую проповедь.

Правитель Фессалоник Фаустин, узнав об этом, приказал привести их к себе на суд. Увидев юность и красоту святого Феодула, Фаустин пытался лестью убедить его отказаться от христианства и вернуться к узаконенным жертвоприношениям. На это мученик Феодул ответил, что он давно уже отрекся от заблуждений и жалеет Фаустина, который своей преданностью язычеству осуждает себя на вечную смерть. Правитель предложил мученику выбор: благополучную жизнь или немедленную смерть. Святой ответил, что выбирает, конечно, жизнь, но жизнь вечную, и временной смерти не боится.

Когда Фаустин потерял надежду убедить мученика Феодула, он стал уговаривать святого Агафопода. Правитель пытался обмануть его и сказал, что святой Феодул уже согласился принести жертву богам. Но мученик Агафопод не поверил этому. Он был уверен, что святой Феодул готов принести жизнь свою Истинному Богу, Господу Иисусу Христу.

Не добившись успеха, Фаустин приказал отправить мучеников в темницу. В темнице святые мученики горячо молились и смело проповедовали узникам Слово Божие, так что многих обратили в христианство. Начальник тюрьмы Евтиний донес об этом правителю.

Фаустин вновь призвал их на суд и стал снова убеждать отречься от Христа. Перед глазами святого Феодула заставили приносить жертвы идолам тех, кто ранее были христианами, но изменили вере. "Немощных вы победили, а крепких воинов Христовых ни в каком случае не сможете победить, если даже изобретете и еще большие мучения!" - сказал святой Феодул. Правитель приказал мученику принести христианские книги. "Вот, мое тело отдается для мучений, - отвечал мученик, - делай с ним, что хочешь; замучь меня самым жестоким способом, но все же я не отдам Святых Книг для поругания нечестивым!"

Фаустин приказал привести святого Феодула на место казни, где палач приготовил меч, чтобы отсечь ему голову. Мученик мужественно и с радостью воскликнул: "Слава Тебе, Боже, Отче Господа моего, Иисуса Христа, изволившего пострадать за нас. Вот по благодати Его и я иду к Тебе, с радостью умираю за Тебя!" Тогда Фаустин отменил казнь и снова заключил мучеников в темницу. Там святые мученики горячо молились и оба увидели одинаковый сон. Они плыли на корабле, который во время бури потерпел крушение. Волны выбросили их на берег в белых, сияющих одеждах. Святые рассказали друг другу видение и возблагодарили Бога за предвещенную им мученическую кончину.

Наутро, когда мучеников снова привели к Фаустину, они объявили ему: "Мы - христиане и за Христово Имя готовы претерпеть любые страдания". Фаустин приказал бросить их в море. Воины привязали святому Агафоподу камни, а он громко возгласил: "Это будет нам вторым Крещением, которым омоются наши прегрешения, и мы чистыми придем ко Христу". Вслед за ним был брошен в море и святой Феодул (+ 303).

Море выбросило на берег тела мучеников в светлых одеждах, без камней и без веревок. Христиане взяли их святые тела и предали честному погребению.