Сретенский Месяцеслов

Во свя­тую и Ве­ли­кую Пят­ни­цу мы вос­по­ми­на­ем свя­тые, спа­си­тель­ные и страш­ные страда­ния Гос­по­да и Бо­га и Спа­са на­ше­го Иису­са Хри­ста, ко­то­рые Он доб­ро­воль­но претер­пел за нас. Опле­ва­ния, из­би­е­ния, по­ще­чи­ны, по­но­ше­ния, на­смеш­ки, баг­ря­ни­ца, трость, губ­ка, ук­сус, гвоз­ди, ко­пье, и по­сле все­го это­го Крест и смерть, – все это име­ло место в пят­ни­цу. По­сле то­го как Иисус, про­дан­ный дру­гом и уче­ни­ком за трид­цать сребре­ни­ков, был взят, Его от­ве­ли сна­ча­ла к пер­во­свя­щен­ни­ку Анне, ко­то­рый ото­слал Его к Ка­иа­фе, где Гос­подь был опле­ван, по­лу­чал по­ще­чи­ны, вдо­ба­вок был уни­жен и осме­ян, слы­ша: «Про­ре­ки нам, Хри­стос, кто уда­рил Те­бя?» (Мф. 26: 68). Ту­да же при­шли и лжесви­де­те­ли, ис­ка­жав­шие Его сло­ва: «Раз­рушь­те храм сей, и Я в три дня воз­двиг­ну его» (Ин. 2: 19). А ко­гда Он на­звал Се­бя Сы­ном Бо­жи­им, то ар­хи­ерей разо­драл одеж­ды свои в знак то­го, что не мо­жет тер­петь бо­го­хуль­ства.

При на­ступ­ле­нии утра Иису­са от­ве­ли к Пи­ла­ту; и иудеи «не во­шли в пре­то­рию, чтобы не осквер­нить­ся, но чтобы мож­но бы­ло есть пас­ху» (Ин. 18: 28). Или здесь под пас­хой он под­ра­зу­ме­ва­ет весь се­ми­днев­ный празд­ник, или она и на этот раз бы­ла в по­ло­жен­ное время в пят­ни­цу ве­че­ром, но Хри­стос со­вер­шил за­кон­ную пас­ху на один день рань­ше, пото­му что в пят­ни­цу хо­тел быть за­клан­ным од­новре­мен­но с пас­халь­ным агн­цем.

Пи­лат, вый­дя к ним, спро­сил, в чем они об­ви­ня­ют Иису­са, и по­сколь­ку не на­шел ни­че­го до­стой­но­го об­ви­не­ния, то по­слал Его к Иро­ду, а по­след­ний – сно­ва к Пи­ла­ту. Иудеи же стре­ми­лись убить Иису­са. Пи­лат ска­зал им: «Возь­ми­те Его вы, и рас­пни­те, и по за­ко­ну ваше­му су­ди­те Его» (Ин. 18: 31; 19: 6). Они от­ве­ча­ли ему: «Нам не поз­во­ле­но пре­да­вать смер­ти ни­ко­го» (Ин. 18: 31), по­буж­дая Пи­ла­та рас­пять Его. Пи­лат спро­сил Хри­ста, Царь ли Он Иудей­ский. Он при­знал Се­бя Ца­рем, но Веч­ным, го­во­ря: «Цар­ство Мое не от ми­ра се­го» (Ин. 18: 36). Пи­лат, же­лая Его осво­бо­дить, сна­ча­ла ска­зал, что не на­хо­дит в Нем ника­кой бла­го­вид­ной ви­ны, а по­том пред­ло­жил, по обы­чаю, ра­ди празд­ни­ка от­пу­стить им од­но­го уз­ни­ка, – но они вы­бра­ли Ва­рав­ву, а не Хри­ста (Ин. 18: 38–40).

То­гда Пи­лат, пре­да­вая им Иису­са, преж­де ве­лел бить Его, по­том вы­вел к ним под стражей, оде­то­го в баг­ря­ни­цу, увен­чан­но­го тер­но­вым вен­цом, со вло­жен­ной в пра­вую руку тро­стью, осме­ян­но­го во­и­на­ми, го­во­рив­ши­ми: «Ра­дуй­ся, Царь Иудей­ский!» (Ин. 19: 1–5; Мф. 27: 29; Мк. 15: 16–19). Од­на­ко, над­ру­гав­шись так, чтобы уто­лить их гнев, Пи­лат вновь ска­зал: «Я ни­че­го до­стой­но­го смер­ти не на­шел в Нем» (Лк. 23: 22). Но они отвечали: «Он дол­жен уме­реть, по­то­му что сде­лал Се­бя Сы­ном Бо­жи­им» (Ин. 19: 7). Когда они так го­во­ри­ли, Иисус мол­чал, а на­род кри­чал Пи­ла­ту: «Рас­пни, рас­пни Его!» (Лк. 23: 21). Ибо через по­зор­ную смерть, ка­кой пре­да­ва­ли раз­бой­ни­ков, иудеи хо­те­ли опоро­чить Его, чтобы ис­тре­бить доб­рую па­мять о Нем. Пи­лат же, как бы при­сты­жая их, говорит: «Ца­ря ли ва­ше­го рас­пну?» Они от­ве­ча­ли: «Нет у нас ца­ря, кро­ме ке­са­ря» (Ин. 19: 15). По­сколь­ку об­ви­не­ни­ем в бо­го­хуль­стве они ни­че­го не до­би­лись, то, на­во­дят на Пи­ла­та страх от ке­са­ря, чтобы хоть та­ким спо­со­бом ис­пол­нить свой безум­ный за­мы­сел, го­во­рят: «Вся­кий, де­ла­ю­щий се­бя ца­рем, про­тив­ник ке­са­рю» (Ин. 19: 12). Меж­ду тем же­на Пи­ла­та, устра­шен­ная сна­ми, по­сла­ла ему ска­зать: «Не де­лай ни­че­го Пра­вед­ни­ку То­му, по­то­му что я ныне во сне мно­го по­стра­да­ла за Него» (Мф. 27: 19); и Пи­лат, умыв ру­ки, от­ри­цал свою ви­нов­ность в про­ли­тии кро­ви Его (Мф. 27: 24). Иудеи же кри­ча­ли: «Кровь Его на нас и на де­тях на­ших (Мф. 27: 25); ес­ли от­пу­стишь Его, ты не друг ке­са­рю» (Ин. 19: 12).

То­гда Пи­лат, ис­пу­гав­шись, от­пу­стил им Ва­рав­ву, а Иису­са пре­дал на рас­пя­тие (Мф. 27: 26), хо­тя втайне и знал, что Тот непо­ви­нен. Уви­дев это, Иуда, бро­сив среб­ре­ни­ки в хра­ме, вы­шел, по­шел и уда­вил­ся (Мф. 27: 3–5), по­ве­сив­шись на де­ре­ве, а по­сле, силь­но вздувшись, лоп­нул. Во­и­ны же, на­сме­яв­шись над Иису­сом и бив тро­стью по го­ло­ве (Мф. 27: 27–30), воз­ло­жи­ли на Него Крест; по­том, за­хва­тив Си­мо­на Ки­ри­не­яни­на, за­ста­ви­ли нести Крест Его (Мф. 27: 32; Лк. 23: 26; Ин. 19: 17).

Око­ло тре­тье­го ча­са, при­дя на Лоб­ное ме­сто, там рас­пя­ли Иису­са и по обе сто­ро­ны от Него – двух раз­бой­ни­ков, чтобы и Он был при­чтен к зло­де­ям (Мк. 15: 27–28; Ис. 53: 12). Во­и­ны раз­де­ли­ли одеж­ды Его из-за бед­но­сти их, бро­сая жре­бий о цель­но­тка­ном хи­тоне, при­чи­няя Ему мно­же­ство вся­че­ских оскорб­ле­ний – не толь­ко этим, но и из­де­ва­ясь над Ним. Ко­гда Он ви­сел на Кре­сте, го­во­ри­ли: «Э! Раз­ру­ша­ю­щий храм и в три дня созидающий! Спа­си Се­бя Са­мо­го». И еще: «Дру­гих спа­сал, а Се­бя не мо­жет спа­сти». И еще: «Ес­ли Он Царь Из­ра­илев, пусть те­перь сой­дет с Кре­ста, и уве­ру­ем в Него» (Мк. 15: 29–31; Мф. 27: 40, 42).

И ес­ли они дей­стви­тель­но го­во­ри­ли прав­ду, то по­до­ба­ло им без со­мне­ний об­ра­тить­ся к Нему, – ведь от­кры­лось, что Он Царь не толь­ко Из­ра­и­ля, но и все­го ми­ра. Ибо для че­го по­мерк­ло солн­це на три ча­са, да еще в пол­день? Чтобы все узна­ли о Его стра­да­ни­ях. Земля по­тряс­лась и кам­ни рас­се­лись, чтобы об­на­ру­жи­лось, что Он мог это сде­лать и с иуде­я­ми. Мно­гие те­ла усоп­ших вос­крес­ли – в до­ка­за­тель­ство все­об­ще­го вос­кре­се­ния и для яв­ле­ния си­лы Стра­дав­ше­го. За­ве­са в хра­ме разо­дра­лась (Мф. 27: 51), как буд­то храм гневал­ся, раз­ры­вая свою одеж­ду за то, что стра­да­ет Про­слав­ля­е­мый в нем, и всем от­кры­лось неви­ди­мое преж­де – Свя­тое свя­тых.

Хри­стос был рас­пят в тре­тий час, как го­во­рит свя­той Марк (Мк. 15: 25). От ше­сто­го же часа тьма бы­ла до ча­са де­вя­то­го (Мф. 27: 45; Мк. 15: 33). То­гда и Лон­гин сот­ник, ви­дя солн­це по­мерк­шее и дру­гие зна­ме­ния, устра­шил­ся весь­ма и ска­зал: «Во­ис­ти­ну, Он был Сын Бо­жий» (Мф. 27: 54; Мк. 15: 39; Лк. 23: 47). Один из раз­бой­ни­ков зло­сло­вил Иису­са, а дру­гой уни­мал его, ре­ши­тель­но за­пре­щая ему, и ис­по­ве­дал Хри­ста Сы­ном Бо­жи­им. Возна­граж­дая его ве­ру, Спа­си­тель обе­щал ему пре­бы­ва­ние с Со­бою в раю (Лк. 23: 39–43).

В до­вер­ше­ние ко всем из­де­ва­тель­ствам, Пи­лат на­пи­сал на Кре­сте: «Иисус На­зо­рей, Царь Иудей­ский» (Ин. 19: 19). Хо­тя пер­во­свя­щен­ни­ки и не поз­во­ля­ли Пи­ла­ту пи­сать так, од­на­ко он воз­ра­зил: «Что я на­пи­сал, то на­пи­сал» (Ин. 19: 21–22). Потом Спа­си­тель про­из­нес: «Жаж­ду», – и Ему да­ли ис­соп с ук­су­сом. Ска­зав: «Совершилось!» – и пре­кло­нив гла­ву, Он пре­дал дух (Ин. 19: 28–30).

Ко­гда все разо­шлись, при Кре­сте сто­я­ли Ма­терь Его и сест­ра Ма­те­ри Его, Ма­рия Клеопова, рож­ден­ная от Иоси­фа по­сле то­го, как Клео­па умер без­дет­ным; а так­же любимый уче­ник Гос­по­да Иоанн (Ин. 19: 25–26). Обе­зу­мев­шие же иудеи, ко­то­рым недоста­точ­но бы­ло ви­деть Те­ло на Кре­сте, про­си­ли Пи­ла­та, так как то­гда бы­ла пят­ни­ца и ве­ли­кий празд­ник пас­хи, при­ка­зать пе­ре­бить у осуж­ден­ных го­ле­ни, чтобы ско­рее наступила смерть. И у дво­их пе­ре­би­ли го­ле­ни, по­то­му что они бы­ли еще жи­вы. Но, при­дя к Иису­су, уви­де­ли Его уже умер­шим, не пе­ре­би­ли у Него го­ле­ней. Один же из во­и­нов по име­ни Лон­гин, уго­ждая безум­ным, под­нял ко­пье и прон­зил Хри­сту реб­ра с пра­вой стороны, и тот­час ис­тек­ла кровь и во­да (Ин. 19: 31–34).

Пер­вое по­ка­зы­ва­ет, что Он че­ло­век, а вто­рое – что Он вы­ше че­ло­ве­ка. Или кровь – для таин­ства Бо­же­ствен­но­го При­ча­ще­ния, а во­да – для Кре­ще­ния, ибо оба ис­точ­ни­ка поистине да­ют на­ча­ло Та­ин­ствам. И Иоанн, ви­дев­ший это, за­сви­де­тель­ство­вал, и ис­тин­но сви­де­тель­ство его (Ин. 19: 35). Ведь на­пи­сал при­сут­ство­вав­ший там и ви­дев­ший всё своими гла­за­ми; и ес­ли бы он хо­тел го­во­рить ложь, не за­пи­сы­вал бы то­го, что счи­та­лось бес­че­сти­ем для Учи­те­ля. Го­во­рят, буд­то он то­гда со­брал в некий со­суд Бо­же­ствен­ную и Пре­чи­стую Кровь из ис­то­ча­ю­щих жизнь ре­бер.

По­сле этих уди­ви­тель­ных со­бы­тий, как уже на­стал ве­чер, при­шел Иосиф, тайный ученик Иисуса, из Ари­ма­феи, осме­лил­ся вой­ти к Пи­ла­ту, бу­дучи из­ве­стен ему, и про­сил Те­ло Иису­со­во (Мк. 15: 42–43; Ин. 19: 38); и Пи­лат поз­во­лил взять Тело (Ин. 19: 38). Иосиф, сняв Его с Кре­ста, по­ло­жил со вся­ким бла­го­го­ве­ни­ем. При­шел так­же и Ни­ко­дим, – приходив­ший преж­де к Иису­су но­чью, – и при­нес некий со­став из смир­ны и алоэ, приготов­лен­ный в до­ста­точ­ном ко­ли­че­стве (Ин. 19: 39). Об­вив Те­ло пе­ле­на­ми с благовони­я­ми, как обык­но­вен­но по­гре­ба­ют иудеи, они по­ло­жи­ли Его по­бли­зо­сти, в гро­бе Иоси­фа, вы­се­чен­ном в ска­ле, где еще ни­кто не был по­ло­жен (Лк. 23: 53; Ин. 19: 40). Так устро­и­лось для то­го, чтобы, ко­гда Хри­стос вос­креснет, вос­кре­се­ние не мог­ло быть приписа­но ко­му-ни­будь дру­го­му ле­жав­ше­му вме­сте с Ним. Смесь же алоэ и смир­ны еванге­лист упо­мя­нул по­то­му, что она очень клей­кая. Чтобы мы, ко­гда услы­шим о пе­ле­нах и го­лов­ных по­вяз­ках, остав­лен­ных во гро­бе (Ин. 20: 6–7), не ду­ма­ли, буд­то Те­ло Хри­сто­во укра­де­но: ибо как мож­но бы­ло, не имея до­ста­точ­но вре­ме­ни, ото­рвать их, на­столь­ко сильно при­лип­шие к Телу?

Все это чу­дес­но со­вер­ши­лось в ту пят­ни­цу, и бо­го­нос­ные от­цы по­ве­ле­ли нам тво­рить память обо всем этом с со­кру­ше­ни­ем серд­ца и уми­ле­ни­ем. За­ме­ча­тель­но и то, что Гос­подь рас­пял­ся в ше­стой день сед­ми­цы – в пят­ни­цу – так же, как и вна­ча­ле в ше­стой день был со­здан че­ло­век. А в ше­стой час дня был по­ве­шен на Кре­сте, как и Адам, го­во­рят, в этот час про­стер ру­ки, при­кос­нул­ся к за­прет­но­му дре­ву и умер, по­сколь­ку по­до­ба­ло ему сно­ва вос­со­здать­ся в тот же час, в ка­кой он пал. А в са­ду – как и Адам в раю. Горь­кое пи­тие – по об­ра­зу Ада­мо­ва вку­ше­ния. По­ще­чи­ны озна­ча­ли на­ше осво­бож­де­ние. Опле­ва­ние и позорное вы­ве­де­ние в со­про­вож­де­нии во­и­нов – по­чет для нас. Тер­но­вый ве­нец – устранение на­ше­го про­кля­тия. Баг­ря­ни­ца – как ко­жа­ные одеж­ды или на­ше цар­ское убранство. Гвоз­ди – окон­ча­тель­ное умерщ­вле­ние на­ше­го гре­ха. Крест – дре­во рай­ское. Прон­зен­ные реб­ра изо­бра­жа­ли Ада­мо­во реб­ро, из ко­то­ро­го про­изо­шла Ева, от ко­то­рой – пре­ступ­ле­ние. Ко­пье – устра­ня­ет от ме­ня ог­нен­ный меч (Быт. 3: 24). Во­да из ре­бер – об­раз Кре­ще­ния. Кровь и трость – ими Он, как Царь, под­пи­сал крас­ны­ми бук­ва­ми гра­мо­ту, даро­вав нам древ­нее оте­че­ство. Есть пре­да­ние, что Ада­мо­ва го­ло­ва ле­жа­ла там, где был рас­пят Хри­стос – Гла­ва всех, и омы­лась ис­тек­шею кро­вью Хри­сто­вой, – по­че­му это ме­сто и име­ну­ет­ся Лоб­ным.

При по­то­пе че­реп Ада­ма вы­мы­ло из зем­ли, и кость пла­ва­ла на во­де, как некое яв­ное чу­до. Со­ло­мон со всем сво­им вой­ском, по­чтив пра­от­ца, по­крыл его мно­же­ством кам­ней на месте, ко­то­рое с тех пор на­зва­но «по­стлан­ное кам­нем». Ве­ли­чай­шие из свя­тых го­во­рят, что, по пре­да­нию, Адам был по­гре­бен там ан­ге­лом. Итак, где был труп, ту­да при­шел и орел – Хри­стос, Веч­ный Царь, Но­вый Адам, Дре­вом ис­це­ля­ю­щий вет­хо­го Ада­ма, пав­ше­го через дре­во.

Вопрос о праздновании Великой Пятницы в ранней Церкви неотделим от вопроса о праздновании Пасхи, которая во II–III вв. отмечалась в разных местностях по-разному и нередко понималась не как праздник Воскресения, а как воспоминание Распятия (поскольку Страсти Христовы приходились именно на празднование иудейской пасхи). Например, в сочинении Epistula apostolorum, написанном в Малой Азии во II в., воскресший Господь Иисус заповедует апостолам «праздновать воспоминание Его смерти, т. е. Пасхи». У Тертуллиана Пасхой называется день Распятия и Крестной Смерти. Ориген в беседах на Книгу пророка Исаии объясняет, что на Пасху вспоминаются страдания Христа по той причине, что Его Воскресение и так празднуется каждую неделю. У многих ранних авторов само слово «Пасха» понимается как производное от греческого глагола πάσχειν (страдать). Даже там, где Пасха понималась как праздник Воскресения, пасхальной Литургии предшествовал многочасовой пост (древнейшее свидетельство – Tertull. De orat. 18; De jejun. 2. 2), долженствовавший напомнить о Распятии.

Поскольку до I Вселенского Собора практика праздновать Пасху, понимаемую как праздник Воскресения, в один из воскресных дней не была всеобщей, то и день для воспоминания Страстей в разных традициях выбирался по-разному. Это был или день иудейской пасхи (по юлианскому календарю в разные годы выпадающей на разные даты), или 25 марта (как историческая дата Страстей), или еще какой-либо день. После I Вселенского Собора всеобщей стала традиция праздновать Пасху в 1-е воскресенье после 1-го весеннего полнолуния, а воспоминание Страстей закрепилось за пятницей перед этим воскресеньем, получившей наименование Великой, Страстной и др.