Источник: Православие.ру
В тюрьме отличался железной выдержкой, все пытки переносил без единого звука, за что получил кличку Факир. В этих условиях познакомился с будущим великим старцем, а тогда просто молодым заключенным Ангелом Папачоком и с писателем Иоанном Янолиде, автором публикуемых ниже воспоминаний. В 1956 году освобожден из тюрьмы; в 1957-м поступил в монастырь Слатина, где духовником был отец Арсений (Папачок), и стал его духовным чадом.
В 1958 году после ночной Литургии арестован вместе со своим духовным отцом и в 1960-м снова осужден на 22 года принудительных работ. В 1964 году в Румынии была проведена всеобщая амнистия политзаключенных, и все они были освобождены, в том числе ставший уже 54-летним послушник Константин.
В 1968 году поступил в монастырь Сихастрия, в 1975-м облачен в ангельский образ с наречением имени Марк. Нес послушание пасечника в совершенном уединении. Проведя в суровых подвигах 31 год, утром 28 февраля 1999 года он причастился за Литургией, а в 12 часов дня предал свою чистую и многострадальную душу в руки Божии.
Писатель Иоанн Янолиде родился 27 января 1919 года. В 18 лет, еще учась в лицее, вступил в легионерское движение. Окончив лицей, поступил на факультет права, но был арестован и в 1941 году осужден на 25 лет исправительных работ. В 1958 году его дело было пересмотрено, и он получил еще 25 лет принудительных работ. Проведя в тюрьме лучшие годы жизни, с 21-летнего до 45-летнего возраста, в 1964 году он вместе со всеми был освобожден по амнистии. В 1965 году женился. По ночам тайком писал воспоминания о коммунистических тюрьмах. Отошел ко Господу 5 февраля 1986 года, оставив бесценное литературное наследие.
Как-то я посетил один монастырь под Бухарестом. Мы прохаживались по утопающей в зелени тропинке с настоятелем[2], выросшим в монастыре, получившим богословское образование и впитавшим монашеский дух. В нашу сторону пошло стадо коров, и настоятель закричал:
– Эй, брат, ты, я вижу, знаешь, что такое послушание, но тебе далеко до того, чтобы понять, что такое вера!
Он говорил с пастухом – новоначальным послушником, желавшим поступить в монастырь. Всматриваюсь в него, и меня охватывает дрожь. Тем временем пастух убегает за отбившейся коровой и исчезает.
– Отче, кто этот человек? – спрашиваю настоятеля.
– Он упорно хочет поступить в монастырь. Я его испытывал и издевательствами, и презрением, выгонял, но он, как банный лист, пристал к монастырю.
– Отче, – спрашиваю я, – а как ты думаешь, что важнее: молиться или защищать веру?
Настоятель пытливо смотрит на меня и говорит:
– Ты, что, меня испытываешь? Хочешь в политику вовлечь? Подумай, что я отвечаю за эту святую обитель!
– Отче, – прижимаю я его к стенке, – а что здесь будет через 100 лет? Да нет, через 50, даже через 10? Вы все уже в возрасте… А молодым поступать в монастырь не разрешают, да и рвения и благоговения у них уже нет. Времена изменились. Неужели ты не видишь, что станешь последним настоятелем этого светского монастыря? Что ты будешь тогда делать?
– Написано, что для каждого дня довольно своей заботы (Мф. 6: 34). Мы будущего не знаем, оно у Бога. А нам остается молиться и полагаться на волю Божию.
– Отче, а этот человек, который ходит за монастырскими коровами, не полагался на волю Божию, он исполнил волю Божию! Он боролся за то, чтобы в стране не установился атеизм. Терпел лютые пытки и молчал как могила. От него требовали отречься от веры, предать своих братьев и подчиниться атеистическому государству.
– Ну, – говорит настоятель, – это всё политика. У нас есть вечное Царство на небесах, уготованное Господом Христом. Написано, что нам надо покоряться властям, ибо они поставлены Богом (См.: Рим. 13: 1). Мы политикой не занимаемся.
– А мне кажется, что ты занимаешься политикой, отче, но только делаешь это наоборот.
– Давай переменим разговор! Политики пусть знают свое, а мы свое!
И мы расстались на этой напряженной ноте.
Потом настоятель этот стал епископом, и я бросился искать «пастуха», но только он бесследно исчез.
Вижу его как сейчас… Входит в нашу камеру худой как скелет, но несломленный. После секуритате[3] (после допросов). Партизанил в 1941–1943 годы.
Он был невысокого роста. Ступал тяжело и редко. Хотя по натуре своей был миролюбивым, но, когда начались гонения, он – может, зная, что наступит и его черед, может, надеясь, что еще сможет бороться, – удалился в горы.
Сколотил группу людей, которых жестко держал в узде. Они ходили с пистолетами, но использовать их не могли, только для защиты. Они вообще избегали столкновений с кем-либо. Народ помогал им продуктами, и из-за этого многие сели в тюрьму. Один монастырь предоставил им кров, но тут же был расформирован, монахи брошены в тюрьмы, а обитель превращена в общежитие для беспризорников.
Жить в лесу было трудно, ведь у них не было ни оружия, ни продуктов. Он пробовал связаться с заграницей, но ничего оттуда не получил, кроме приветствий. И понял, что борьба проиграна. Тюрьмы были переполнены. Люди закрепощены. Без помощи Запада бороться с румынской секуритате было невозможно. И все-таки в горах боялись не солдат, а предателей.
Годы шли, и надежды их улетучивались. Однажды на след группы напал один из его друзей, оказавшийся агентом секуритате. Они надеялись, что спасутся, но не спаслись. Всех их поймали и стали пытать:
– Чего вы добиваетесь? Какие у вас запасы оружия? Какие связи с заграницей? Какие связи с другими партизанами? Кто вас информирует? Кто снабжает? – пытались узнать у него.
Но разве он мог им ответить? Да и кто были его мучители? И чего добивались? Он знал их отлично. Знал, что они будут делать, и говорить с ними было нечего. Они его пытали, а он молчал. Отказывался говорить и на допросах, и на суде. Его прозвали «Факиром». И осудили на пожизненный принудительный труд.
Он остался один, погруженный в себя, угрюмый. Когда партизанил в горах, несколько раз прочел Библию и, благодаря своей невероятной памяти, многое запомнил. Молился день и ночь один, где бы ни был, чем бы ни занимался, и его часто заставали в слезах.
Тогда он был красив как никогда. Его профиль казался высеченным на белом мраморе. Увидев его, один художник был потрясен и сказал:
– Этот человек светел, он сияет, у него поразительное выражение лица. Если останусь жив, всю жизнь буду стараться передать в красках то, что вижу в нем.
Он был очень начитанным. Иногда давал вовлечь себя в разговоры и тогда всех поражал своей способностью проникать в самую суть вещей и делать выводы. Он говорил не как священник и не как мудрец – он был на голову выше их. У него были обширные интересы, и всё решалось просто благодаря его самовластному духу. Он пользовался уважением у всех. Прошел через тюрьмы, не пойдя ни на какие компромиссы, не бросив и тени на свою репутацию.
И вот теперь, когда я его нашел, он вдруг исчезает…
Прошло несколько лет. Я направился в непролазные горные дебри в один скит – навестить известного духовника и сурового аскета (архимандрита Клеопу (Илие)). Меня поразила сила, с какой он говорил, и его колоссальные богословские и святоотеческие познания. Он с легкостью прохаживался по святым отцам и толковал их так проникновенно, что казалось, будто говорит от себя.
Он поднимался до недосягаемых высот, когда говорил об общении с Богом. Я слушал его несколько дней, а потом стал спрашивать о свободе, общении и общности, о единстве, сплоченности и благодати, о Небесном Иерусалиме, Царстве Божием и мессианстве. Монах терпеливо отвечал на всё.
Сказал мне, что в юности верил, что может найти Христа в молитве, в суровых подвигах и уединении, но теперь понял, что Он в миру, в делах и «безумии» веры, хотя исповедание Его в миру не может быть сильным без благодати, получаемой в общении с Богом. Сейчас время великих исповедников. Современный мир с его техникой покорил людей, но в то же время и утомил их, и теперь люди снова тянутся к пещерам и пустыням в поиске святых молитвенников.
Люди приходят, чтобы спросить, что такое материя, что такое социальные классы, что такое собственность и всё связанное с жизнью, а духовник не может говорить им о невидимой брани духов и о ступенях Лествичника, хотя они всегда остаются теми же. У духовников должны быть ответы на все проблемы. Они должны объяснять людям, что только невидимый и нематериальный Бог есть Истина и без Него не только мы, но и сама материя – ничто. Своим страстным воззрением на материю, то есть материализмом, мы уродуем себя душевно, дезориентируемся психически, и наша жизнь превращается в кошмар. Бог так необходим, это стало так очевидно при безбожной власти, что нам и делать ничего не надо, только искренне жить Им и твердо Его исповедовать.
Я слушал его с изумлением и радостью.
– Отче, – спросил я его, – а как вы пришли к таким выводам? Здесь, в отшельничестве, среди книг святых отцов и Писания?!..
– На самом деле всё, что я сказал тебе, сокрыто в монашеской жизни, – ответил он мне, – ведь монах служит не себе, а людям. Сейчас люди – слепые рабы, они ослеплены тем лживым светом, который в них самих, и порабощены материей, в которую верят. Мы переживаем апокалиптические времена. Зверь – это человек, а машина – орудие уничтожения человека. Мы никогда не спасемся, если не покаемся, если не покоримся Богу, не примем Его в себя, не обожимся.
– Отче, – сказал я ему, – вы бесподобны! Теперь я уже знаю всё, что вы хотите мне сказать. Признаюсь, я не думал, что вы занимаетесь подобными проблемами. Я знал, что вы говорите о благодати, о ее сущности, эманации и действии, но вижу, вы непревзойденны и в том, что касается жизни и материи.
– Сейчас я не хочу смиряться, ведь Бог меня уже достаточно смирял. Но было бы несправедливо, если бы я не сказал, что многое из этого понять мне помог отец М.
– А кто этот отец М.? – спросил я в недоумении.
– Он твой друг и знает, что ты здесь. Он видел тебя из кельи.
– Друг?.. Из кельи?.. Тогда пойду взгляну на него!
– Он слишком далеко! Да и не примет тебя. Но позволил мне сказать тебе о нем.
– А как же он меня тогда увидел?
– Он получил от Бога дар прозрения в духе, так, сквозь материю… и сквозь время…
– Скажите мне, прошу вас, кто этот человек!
– Ты его видел в последний раз, когда беседовал с настоятелем того монастыря, где он был пастухом.
– О! – воскликнул я. – Он?! Здесь?! Такой, каким вы его описываете?!..
– Он бежал тогда и спрятался у меня. Я видел о нем сон и принял его с распростертыми объятиями. От него научился многому о Боге и мире. Мы часто встречаемся с ним и подолгу сидим втайне. Ты видишь, я говорю много, мне дан этот дар. А он говорит, что я – его голос. Он поражает меня! Мне кажется, что он отрешен от земного, а он описывает мне реалии мира так, как я, будучи духовником, пока не могу этого сделать.
Для него мир пребывает на небесах и небеса – это электронный микроскоп, через который он видит тайны мира. Он подвижник, соединенный с Богом, потому что невозможно увидеть ни ад, ни грех, если не пребываешь в свете Божественном. Он, таким образом, – око Божие на земле.
– Но как он сам? Как себя чувствует? Как живет? – спросил я, обремененный житейскими попечениями.
– Хороший вопрос! Он живет среди пчел, ибо только их допустил в свою пустыню. О его здоровье печется Бог. А поесть ему носим мы отсюда, из скита.
– Но я знал его больным!
– Он здоров! Люди больше не верят в исцеляющую силу Духа Святого, но он – живое доказательство того, что она действует.
– Может, использует какие-нибудь травы? – сказал я.
– И не думает о них! Хотя нет, иногда просил у меня каких-то чаев. Но не думай, будто его излечили эти чаи, нет… это Дух Святой, сила веры, которая в нем есть. Нет-нет, и этого тоже не пойми превратно: не вера его исцелила, а… как бы мне выразиться? Если я сказал: Дух Святой, то для меня этого достаточно, но нынешним людям хочется чего-то соответствующего их разумению. Мне кажется, дыхание Бога непрестанно восстанавливает людей. В дыхании Божием находятся силы, мощь, сама жизнь, там сама душа людей, и все живут благодаря ему. Поэтому я считаю, что, если мы отделяем веру от ее Источника, она становится бессильной. Вера, соединенная с Богом, сильна; вера, смешанная с самовнушением, – ерунда. Между тем так оно и есть: мы имеем рядом с собой, имеем в нас, имеем в жизни и имеем в материи нематериальную силу, проистекающую из Бога, и если нам удастся ее привлечь и использовать, она – самый хороший медикамент. В человеке и мире течет огонь, свет, Дух. Так он и исцелился. И если использует какие-нибудь чаи, то это потому, что так Дух велит ему делать, это как если бы он ел для того, чтобы жить. Если ты будешь есть отраву, то умрешь, а он питается манной небесной. Манна небесная и материальна, и нематериальна. Он умеет сочетать всё.
Слушая его, я чувствовал, что становлюсь всё меньше и меньше. Меня объял какой-то страх. Мог ли я устоять, чтобы не увидеть такого человека? Мне казалось, я вижу какое-то видение.
– Не бойся, – сказал монах. – Всё нормально, реально, естественно. Неестественно быть лишенным силы Божией.
Он поймал меня на самой сокровенной мысли, и мне стало стыдно. Я был переполнен, утомлен его слишком большой силой. На этом мы закончили разговор.
Затем последовало несколько дней моего внутреннего мира. Молитва моя была мощной, она охватывала всё мое существо. Я ел, не испытывая голода, и чувствовал себя превосходно. Я понял, что мой друг молится обо мне и передает мне силу своей души. Думаю, что так же, как-то наподобие этого, но в своих пропорциях, люди чувствуют себя, когда их сопровождают любовь и благодать Божия.
От избытка радости слезы ручьем лились у меня, и я стал живее, глубже. Мне раскрывались новые смыслы существования. Бог был реальностью. Если я мог отведать такого духовного опыта, то каким же был тот, которым наслаждался мой друг? Блажен он!
Я решил ехать домой. Я успокоился. Паломничество в скит дало мне больше, чем я мог ожидать. Пошел прощаться. Старец сказал мне:
– Не суди его превратно. Он скрывается, потому что это его дар. Ни у кого я не видел большей любви к людям, чем у твоего друга. Это его способ служения им. Иди, и он будет тебя сопровождать. Там, где встретишь дивные дела, подумай, что они могут быть совершены и им… Он в сердцевине мира. Будь благословен! Благословляет тебя и он!
И я ушел[4].
Перевела с румынского Зинаида Пейкова
Fericiţi cei prigoniţi (Блаженные изгнанные)
Источник: Православие.ру
[1] «Легион архангела Михаила» – румынское крайне правое православное движение. Основано в 1927 г., выступало за чистоту Православия, против марксизма, большевизма, атеизма и пр. Подвергалось преследованиям и в 1941 г. перестало существовать. Движение во многом подобно «Русскому народному союзу Михаила Архангела», иначе называемому черносотенным и также просуществовавшему очень недолго (1908–1917).
Легионерами были почти все выдающиеся румыны, в том числе старцы Арсений (Папачок), Иустин (Пырву), св. Валерий Гафенку, ученый с мировым именем Мирча Элиаде и мн. др.
[2] Речь идет об иеромонахе Романе (Станчиу), настоятеле монастыря Черника в 1959–1973 гг.
[3] Секуритате – румынские органы госбезопасности.
[4] Из книги: Иоанн Янолиде. Возвращение ко Христу. Документ для нового мира (Ioan Ianolide. Ĭntoarcerea la Hristos. Document pentru o lume nouă. Ediţia a II-a. Bucureşti: Bonifaciu, 2012. P. 341–348).
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.