Часть 1.
Миссионер и богослов протоиерей Геннадий Фаст, настоятель храма в честь святых равноапостольных Константина и Елены в Абакане, – автор многих опубликованных и еще ждущих своих издателей трудов. Недавно в Москве прошла презентация его книги проповедей под названием «А вечность уже началась...»
– Одна издательница назвала Ваши книги «поэтическим богословием». Вы действительно ощущаете себя в душе поэтом?
– Наверное, да. Хотя я никогда не занимался стихосложением. А в книгах моих – да, там очень много такого... поэтического. Сам стиль изложения. Эта женщина, журналист, редактор, издатель, читала мои книги, так что со знанием дела это сказала.
– А Вам самому какая книга ближе?
– Каждая книга – это мой ребенок. Ни одной не было, чтобы душу в нее не вложил. Поэтому про каждую мог бы что-то сказать. Вот я почти тридцать лет служил на севере, в Енисейске. Этому краю посвящена одна моя книга. Там 550 страниц, это достаточно серьезное историческое исследование, тут я как историк. Историю я тоже любил с детства, одно время даже хотел стать археологом, но потом все-таки пошел в физику. Это историческая работа – «Енисейск православный». Но основной моей специальностью в богословии стала библеистика, потому что, действительно, моя вера идет к людям через Библию. Ей посвящен ряд монографий, больших работ по святоотеческому толкованию Священного Писания, где уже не просто цитатники, а исследование библейских смыслов – по Апокалипсису, по Песни Песней. «Апокалипсис» был написан еще в юности, в дьяконстве, потом «Песнь Песней». А «Экклезиаст» – уже такие «осенние» размышления. «Аввакум», учебные «Этюды к Ветхому Завету» – еще два тома. Это мои книги по библеистике.
– Какой по счету стала последняя на сегодня книга?
– Если говорить об изданных, эта 18-я. А неизданные… Вот сейчас копошусь, много у меня бумаги неизданной.
– Какая реакция на Ваши труды, творчество в целом Вас больше всего порадовала?
– Я, конечно, знаю, что это не те книги, которые читают, скажем, миллионы... Но они читаются и в России, и в Зарубежье. Порадовало, наверное, как раз то самое «поэтическое богословие». Для меня очень важно, когда основные истины – богословия, духовной жизни – когда они пропеты. Конечно, не в прямом смысле слова – в переносном, духовном.
Для меня очень важно, когда основные истины богословия, духовной жизни пропеты. В переносном, духовном смысле
– Многие знают Вашу книгу «Исповедь паломника, или Семь дней на Святой Земле» – она, наверное, самая популярная?
– Она очень популярна, ее действительно многие читают. Она трижды издавалась. Хотя «Апокалипсис» – даже пять раз. Но «Семь дней…» – книга для меня особенная. Вообще Святая Земля для меня – это неожиданный божественный дар, один из лучших даров, который я получил от Господа в этой жизни. Я немало путешествовал, и география продолжает расширяться, но когда я вернулся первый раз со Святой Земли (а потом точно так же остальные четыре раза, я ездил в общей сложности пять раз), понял, что это была не поездка: это было некое видение. Оно начинается, когда отбываешь, и завершается, когда прибываешь. Это как Божественная литургия, откровение, как пятое Евангелие. Вся поездка от начала и до конца – как одна сплошная единая Литургия. Литургия Святой Земли. Если русская земля восходит к небу (про Россию даже есть такой фильм – «Та Небесная Россия»), то на Святой Земле все наоборот – там небо сходит на землю. Там звучал голос Бога. Туда посылались пророки, туда спустился Сын Божий.
В недра земли, в пещеру, рождаясь и умирая. И вот все это переживание у меня там не храмы вызвали; храмы, если честно, меньше всего – они есть и есть. Храмы у нас даже лучше. А там – именно все эти священные места и события. Когда ты там оказываешься, ты становишься их участником. Как на Литургии – мы не вспоминаем, что когда-то, две тысячи лет назад, на земле был Сын Божий, и с Ним происходило то-то и то-то. На Литургии мы сами – участники этих событий. Как, собственно, и любого богослужения. Мы же не празднуем юбилеи Преображения Господня или Крещения. По Рождеству иногда еще так пытаются делать… Вот в 2000-м году хотели отпраздновать юбилей, казалось – весь мир будет праздновать, но этого не произошло. Нет и быть не может юбилея. Есть Рождество Христово, и ты его участник. И когда ты входишь в эту пещеру, и когда ты на Поле пастухов – это сакрально. Ты сопричастен всему, что там происходило. Вот это – Святая Земля.
Да, для меня это очень святое. В таком особенном состоянии была эта книга написана, сейчас бы я ничего подобного написать не мог. Это пришло и кончилось. Кончилось, всё. Люди, которые читают мою книгу, часто свидетельствуют о таком же ощущении, благодарят; иногда говорят, мол, мы там не были, а через чтение побывали. А есть и такие, кто там бывал, но как-то им было не дано там это понять и пережить. Ходили как туристы, либо – как верующие – читали там акафисты. Но ведь это можно сделать и дома, в наших храмах, для этого не обязательно ехать на Святую Землю. Они как будто не понимали, где они, а прочитав книгу – поняли. У каждого свое восприятие.
– У Вас восприятие действительно поэтическое! И не случайно Вас наградили премией Союза писателей. Это было сюрпризом?
– Когда мне сообщили по телефону о такой награде, это было абсолютно неожиданно. Потом уже, во время презентации моей книги в Москве, вручили медаль от Союза писателей. Конечно, приятно – ведь я всю жизнь пишу, начал писать в восемь лет, поэтому для меня это было очень дорого. Я это сердцем воспринял.
Книга последняя – это, можно сказать, мечта. Ее я не писал, ее я говорил. И всем советую не читать, а слушать
– Как появилась Ваша последняя книга, которая называется «А вечность уже началась...»?
– Это книга проповедей. Они произносились устно. Знаете, есть ораторы и есть писатели. Склонность и к тому, и к другому у меня была с детства, писать я начал в первом классе – сказки собственного сочинения в общей тетради. И желание записать слово устное, слово проповеди, давно появилось, но ничего не получалось. Причем знающие люди мне объяснили, что это невозможно: есть книжно-письменная речь, вот садись и пиши. Или говоришь – вот и говори, а вместе это не совмещается. Я часто в своей жизни садился и писал, книги получились... Вот, допустим, мысли на тему «Свет и тени Голгофы» были произнесены, а потом я сел за стол и книгу написал. Вышло более пространно, чем говорилось, – некий такой трактат. А книга последняя – это, можно сказать, мечта. Ее я не писал, ее я говорил. И всем советую не читать, а слушать. Очень приятно, когда мне говорят, что ее не читали, а слушали, то есть видели перед собой не бумажный текст, а говорящего. Кстати, в конце бумажной книги есть QR-код – это «выход» на проповеди в формате аудиозаписи.
Книга появилась необычно. Одна из наших прихожанок взяла на себя огромный труд прослушать, отобрать и расшифровать записанные на службах проповеди. После я отредактировал, и тут мы попытались как раз сделать невозможное: орфографическими методами передать устную речь. Как получилось, судить читателям и слушателям. Ведь проповедь – это диалог говорящего и слушающего, диалог с теми, о ком он говорит, диалог с самим собой, диалог с Богом. И вот все эти диалоги мы попытались передать. А потом пришлось решать еще одну большую проблему: где издавать. В одном-другом издательстве не получилось, однако сложилось чудесным образом. Позвонил человек, которого я никогда не знал, совсем по другому поводу, я спросил его, на какой он улице живет, оказалось – в Москве. За четыре тысячи километров от Абакана. Но в результате именно этот человек, Николай, нашел издательство «Вольный странник», созданное по благословению митрополита Псковского и Порховского Тихона (Шевкунова), которое было согласно издать книгу. Пользуясь случаем, благодарю ее редакторов, а также отца Матфея и владыку Тихона.
– К произнесению этих проповедей Вы заранее готовились? Или они говорились спонтанно, «по вдохновению»?
– К проповедям я обязательно готовлюсь. Считаю, что выходить на проповедь без подготовки – все равно что приступать к Причастию без правила к Причащению. Дома продумывается «скелет» проповеди, но ее живая плоть рождается на амвоне. Проповедь не должна «пахнуть бумагой». Она должна быть свидетельством: свидетельством пережитого, а не просто передачей прочитанного. Вообще скажу, что Литургия оглашенных без проповеди – это уха без рыбы. Но однозначно то, что и лишнего говорить не нужно. Молчание – великая добродетель, и для священника тоже.
– Как Вы считаете, могут ли миряне проповедовать? Или нести Слово Божие людям должны исключительно священнослужители?
– С апостольских времен церковное учительство отдано поставленным служителям. Но есть и проповедники – не священнослужители. Например, один из самых известных лекторов Русской Православной Церкви последних десятилетий – это Алексей Ильич Осипов, который не имеет никакого сана. И никто и ничто ему не помешало благовествовать. Так что методов и путей благовестия много. Более того, апостолат мирян абсолютно необходим. То есть собственно литургийная проповедь – это преимущество священническое, а проповедь вообще, воскресная школа, катехизация – это область мирян. Вот я вспоминаю свою юность. Мы, например, считали, что если ты сел в поезд, вышел и не поговорил с соседом в купе о Господе – то практически как бы и согрешил. В 70–80-е годы, бывало, люди из двух вагонов сходились слушать такой разговор! Сейчас, увы, все смотрят в свой телефончик... Проповедовать можно много где. Священник как раз далеко не везде может проповедовать.
С одной стороны, он имеет огромные возможности, он может выйти на амвон, а с другой стороны, он сильно ограничен – там, где совершенно не ограничены не священники. Так что свидетельствовать о вере может каждый – в той форме, в которой ему это дано. Не обязательно встать и говорить речь. Допустим, издатели – они разве не проповедники? Книги – это их форма проповеди. Форм проповеди много; и братьям, и сестрам, и священникам, и не священникам – здесь всем есть место участвовать в «благовестии священнодействия». Каждый может участвовать в меру своего дарования, в меру своей ревности. Тем более что в последние десятилетия постоянно идет призыв и от Патриарха, и от Архиерейских соборов о привлечении мирян к проповеди, к свидетельству, катехизации, слову.
Свидетельствовать о вере может каждый – в той форме, в которой ему это дано
– А если нас не хотят слушать?
– Не стоит думать, что наше благовестие все будут сразу аплодисментами встречать. Это нормально, что мы встречаемся с неприятием. А когда апостол Павел проповедовал в Ареопаге – что ему сказали? Ему заткнули рот. Какое-то Воскресение из мертвых на фоне Аристотеля и Платона эллинам казалось примитивным и глупым, и всего несколько уверовавших было тогда в Афинах. Нормально, когда и нам затыкают рот. Это жизнь. Благовестие без того, чтобы претерпеть, не бывает. Но многое все-таки зависит и от того, как говорить. Важно, чтобы мы говорили не с агрессией, и чтобы звучало Слово Божие, чтобы слушатели чувствовали Дух Божий. Я как-то гостил в семье, где верующий муж и неверующая жена. Так через день я готов был полностью встать на ее сторону. Настолько занудно без конца он долбил и пилил на каждом шагу... Какое это благовестие? Весть должна быть благой!
Главное, ко всем относиться с любовью. Язык любви понятен всем
– Как правильно говорить с иноверцами? Вы как миссионер наверняка знаете ответ на этот вопрос.
– Главное, ко всем относиться с любовью. Язык любви понятен всем. Язык без любви непонятен никому. Ни православным, ни протестантам, ни мусульманам, ни атеистам. Если говорить с людьми разных конфессий, то, конечно, надо иметь хорошую подготовку. Если говорить с протестантами – надо опираться на почву того, что для них незыблемо, – Священного Писания. Надо уметь обосновывать православие Священным Писанием. Это протестанта обычно шокирует, потому что он знает свою сильную сторону – Писание, – а православные, по представлениям протестантов, Писания не разумеют. И если вдруг он слышит обоснование того, что он считал выдумками, не имеющими опоры в Писании (иконопочитания, например), это его сбивает. А если в разговоре с ним ссылаться на Николая Чудотворца, это не будет иметь никакого авторитета. Протестантам можно показать, где и сами они опираются исключительно на Предание. Это как рассказывают: идет православный священник, а навстречу – протестант, и так задиристо спрашивает: «А хотите, я вам покажу Церковь, в которой всё по Писанию?» А священник отвечает: «А хотите, я вам покажу Церковь, в которой возникло Писание?» Ведь Иисус Христос не дал никакой книги, Он дал Святого Духа. И Святым Духом в Церкви возникло Писание, и Святым Духом Церковь определила, что есть Писание, а что – нет... Еще надо их спросить: где в Новом Завете говорится о молитве к Иисусу Христу? Ведь Сам Христос учит молитве «Отче наш». А молитва Иисусу Христу – это Священное Предание, которым руководствуются все протестантские деноминации. И это для протестантов всегда шок.
– Некоторые верующие пытаются побуждать неверующих к вере устрашением: мол, не уверуешь – в ад пойдешь.
– Есть ключи от Царства Небесного, а есть ключи от ада. Ключи от Царства Небесного (Христос впервые об этом сказал апостолу Петру, потом всем) даны Церкви. А ключи от ада (об этом говорится в первой главе Апокалипсиса) – у Христа. Их Господь никому не передал. Поэтому Царство Божие открывать людям – это наша задача. Мы ключари. Христос сказал: дам вам ключи от Царства Небесного. И никогда, ни Петру, ни другим апостолам, никому не сказал: дам тебе ключи от ада. Он давно бы переполнился, если бы нам были эти ключи даны. Поэтому наше дело – направлять в Царство Небесное. И предостерегать о том, что есть ад.
– Отец Геннадий, как Вы оцениваете сегодняшнюю духовную ситуацию в обществе?
– Ситуация непростая. Сложная. Многие говорят о близком конце света. Может быть, и так, и он ближе, чем мы думаем. Но христианин ожидает Христа. Мы не ожидаем конца света, мы ожидаем торжество Света. И то, что называют концом света, – это «во свете Твоем узрем Свет». Господь Славы придет к нам, придет за Своей Церковью. И поэтому что бы в этом мире ни происходило, у нас константа: Иисус Христос вчера, сегодня и во веки тот же. Это свидетельство о Христе. Это жизнь во Христе. Это устроение Царства Божия независимо ни от каких обстоятельств. Нет такого времени и никогда не было, когда бы невозможно было участвовать в его устроении здесь, в этом мире. Моя книга называется «А вечность уже началась...». То есть это не рай, который мы ждем за гробом, а это жизнь во Христе, которая идет сейчас. Царство Божие внутрь вас есть (Лк. 17: 21), и «Царство Божие посреди нас есть». Его можно устроить.
– А что касается ситуации в Церкви?
– История нашей Церкви очень драматична, очень сложна, иногда трагична, иногда прекрасна. Все было! И сегодня все есть. Иногда меня спрашивают: батюшка, у Вас все хорошо? Я говорю: все хорошо – Там! А здесь всегда есть проблемы. Есть проблемы и в нашей Церкви. Есть и проблемы благовестия, действительно. Но сказать, что нет благовестия, было бы несправедливо. Тогда бы и нас не было. Там, где нет благовестия, там уже ничего и не будет. А Церковь есть, жива.
– Кто Вам близок из подвижников Церкви ХХ века?
– Я из Караганды, там служил архимандрит Севастиан Карагандинский, моя тетя жила с ним на одной улице. Мне очень близок этот старец – вовсе не проповедник, но продолжатель оптинской традиции. Мне близок архиепископ Лука, поскольку моя жизнь была связана с наукой. Из зарубежных – Иоанн Шанхайский близок по ряду позиций. Неканонизированных и тем более ныне здравствующих называть не буду.
– Много лет Вы служите, проповедуете, учительствуете, пишете, совершаете миссионерские поездки, растите детей... Как Вы сумели все совместить и все успеть? Вы вставали в четыре утра, мало спали? Или здесь заслуга Вашей организованности? Или, что называется, «немецкого педантизма»?
– Что я могу сказать. Наверное, выручала какая-то цельность. Да, приходилось успевать очень много в разных направлениях, которые касаются служения Господу, – и богослужение, и пастырская, и преподавательская, и молитвенная деятельность, но Господь все дал. Наверное, каждому свое отмерено. Но и потрудиться надо... Вставал рано, это да.
Когда я служил в Енисейске, от Красноярска до Ледовитого океана – это две тысячи километров – был один храм, в котором я был единственным священником. Так было семь лет. Потом началось разрастание, теперь там несколько епархий. Но они же не сами появились, кто-то трудился; вот Господь и меня тоже сподобил во всем этом поучаствовать. Другого не было дано. Этому вся жизнь и была посвящена.
А насчет самоорганизации... Да, возможно, мне помогли и мои национальные корни – четкость, методичность, собранность. Не без этого. Конечно, иногда человек не успевает, потому что он разбросан. Можно сделать много, но не должно быть так, чтобы за все сразу хвататься. Важно еще, что у нас вся семья «в одной лодке» была: например, «Толкование на книгу Экклезиаст» набрала на компьютере моя старшая дочь, я все писал ручкой, и по сегодняшний день – ни одной строчки не напечатал. Хотя у меня машинка была еще в 70-х годах, я пробовал, но ничего не получилось. Все пишу рукой.
Беседовала Наталья Крушевская
Книги протоиерея Геннадия Фаста в интернет-магазине «Сретение»
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.