Диакон Димитрий Пономаренко – клирик храма святителя Николая Мирликийского в Кузнецах, заведующий архивохранилищем отдела новейшей истории Русской Православной Церкви ПСТГУ. Отец Димитрий из числа тех специалистов, которые исследуют биографии пострадавших в ХХ веке за свои религиозные убеждения. Среди убитых и замученных не только священнослужители, но и миряне. С чего начинается работа над исследованием жизни подвижников? Какие документы собираются, и почему так важно изучить все этапы жизни человека, представленного к канонизации?
– Отец Димитрий, в чем заключается специфика вашей работы?
– Вы занимались биографией епископа Русской Православной Церкви Стефана (Никитина), написали о нем книгу. Какой это был человек?
– У меня была задача собрать о нем максимальный объем информации. Я встречался с людьми, которые его знали, фиксировал их воспоминания. Мне передавали и какие-то материалы из личных архивов. В тот момент я еще учился, был студентом богословского факультета ПСТГУ. Искал тему для дипломной работы, мне посоветовали заняться биографией владыки. Мой духовник знал владыку Стефана лично. В 1960-е годы виделся с ним, знал о его несомненной святости. Я стал изучать всё, что было к тому моменту напечатано об отце Стефане: были отдельные статьи, была напечатана книжка с воспоминаниями одной из прихожанок. Я очень рад, что мне удалось поговорить с дочерью отца Сергия Мечёва Ириной. Было такое впечатление, что эти люди обладали поразительной ясностью рассудка! А ведь они прожили тяжелейшую жизнь. У современных людей такое, по-моему, редко встречается. Собирая документы, я и в Днепропетровск ездил, и в Минск.
– Но епископ Стефан не канонизирован. С чем это связано?
– На канонизацию мы и не подавали документы.
Владыка Стефан окормлялся в храме святителя Николая в Кленниках, сначала был обычным прихожанином, потом старостой. Этот храм был одним из тех, кто не поминал митрополита Сергия (Страгородского). Община в какой-то момент вместе с отцом Сергием Мечёвым перестала это делать. Будущий владыка некоторое время служил тайно – он и рукоположен был тайно, – потом открыто вышел на служение.
– Когда это произошло?
– В 1950-е годы, уже после Великой Отечественной войны. Это было в Ташкентской епархии. Отец Стефан потом служил в Днепропетровской епархии, а затем в Минске. Там он и стал архиереем.
– Именно из-за того, что община не поминала митрополита Сергия, канонизация владыки Стефана маловероятна, я правильно понимаю?
– Большевистский режим ставил целью уничтожить Церковь. Но убивали часто не из-за того, что люди верили в Бога, а потому, что священник воспринимался как враг идеологический.
– Ленина трясло при любых упоминаниях о духовенстве. Он считал священников мракобесами, обманщиками, теми, кто из корыстных соображений затуманивает мозги простым людям. Это очень простая логика. В попытке построить общество счастья для пролетариата нужно было избавиться от религиозного воздействия, от так называемых реакционных классов – духовенства, крестьянства. Это были враги, с которыми невозможно примириться. А дальше их уничтожение можно было обосновывать по-разному. Их просто объявляли врагами революции. За контрреволюцию большинство из них и судили. Это 58-я статья. Довольно трудно формально определить, в какой мере оба подвижника – владыка Стефан и отец Борис – пострадали именно за веру.
Их объявляли врагами революции. За контрреволюцию большинство из них и судили, не за веру: это 58-я статья
– Какие вопросы задавались задержанным?
– Прихожан обычно спрашивали: вы участвовали в каких-нибудь собраниях? Люди собрались на богослужение – это уже собрание. Хор проводит спевку перед службой – это тоже трактовалось как собрание. Обычные церковные люди на такой вопрос отвечали: ну, конечно, мы собирались. Мы именины праздновали… А дальше все это трактовалось как собрание с целью обсуждения антигосударственных вопросов. Доказано, конечно, ничего не было. Дело это потом пересматривалось. И большинство людей, которые не признавались в контрреволюции, были реабилитированы, в том числе и владыка Стефан, и отец Борис. А кого-то ломали. Простые люди отвечали так, как их спрашивали. А дальше вопрос трактовки. Поэтому и могли сказать, что да, были у нас антисоветские разговоры. Ну а как, извините, им не быть?
– Большевики во время следственных действий предлагали отрекаться от Христа? Вам эти случаи известны?
– Они чаще действовали гораздо более изощренно. Верующих судили либо по политическим статьям, либо за пособничество, сотрудничество с фашистами, это если шла речь про 1940-е годы. По всем делам видно, что обвинения были не доказаны, юридически очень слабы. Поэтому и стали возможны реабилитации незаконно обвиненных.
– Тем не менее некоторые из числа вот так несправедливо осужденных были прославлены в лике новомучеников. Я хочу понять, как политическая статья связана с подвигом новомучеников.
– На что в первую очередь обращают внимание?
– Смотрят в первую очередь, что ему инкриминировалось. Во-вторых, смотрят на то, как человек себя держал. Но этого мало. Пытаются исследовать всю жизнь, пытаются понять весь контекст, всю деятельность человека. Занимаясь судьбой владыки Стефана, я рассматривал каждый период его жизни, изучал, с кем он дружил, общался, читал его письма. И портрет в этих письмах вырисовывается. А следственные дела – это лишь эпизод. Некоторые на допросе вели себя исповеднически. Они просто отвечали: вы пытаетесь получить от меня сведения, чтобы я оговорил человека, а я этого делать не буду.
– Это уже подвиг…
– А ради чего человек так себя ведет? Обвинители усматривали в этих ответах злостный антисоветизм, а человек, например, просто был христианином и вел себя согласно заповедям. Но чтобы это понять, нужно рассматривать жизнь человека в целом. Органы научились фальсифицировать дела на этапе создания. Например, при аресте у человека изымались записные книжки с какими-то именами, и эти имена появлялись в деле. И это преподносилось так, будто человек сам назвал эти имена. Понимаете? А он, может, ничего не называл. Это просто записная книжка с именами и адресами. А это трактуется как материалы по деятельности контрреволюционной организации. И все это было хитро устроено. В некоторых случаях есть показания, стоит под ними подпись человека. Но мы же не знаем, в каком положении находился человек. Может быть, ему палец дверью зажали и требовали подписать. Может быть, его не кормили, не давали спать. Часто все эти показания выбивались под пытками. А что он там подписал потом… И, например, такого человека хотят канонизировать.
При аресте изымались записные книжки с именами людей, а потом эти имена появлялись в деле – будто человек сам назвал их
– Есть примеры конкретные?
|
– Есть. Например архиепископ Феодор (Поздеевский), настоятель Данилова монастыря, замечательный и совершенно святой человек. Но как канонизировать его, непонятно. Дела его открыты были как раз в то время, когда все технологии по получению показаний у большевиков были разработаны «замечательно». Они целенаправленно, видимо, с прицелом на будущее так дела и оформляли, чтобы невозможно было человека сделать святым. Это большая проблема. Прославленных новомучеников в том числе и по этой причине очень мало. Когда документы фальсифицируются, очень сложно эту фальсификацию обнаружить и опровергнуть. Важно понимать, что в Церкви всегда было больше людей, которых не причислили к лику святых. Так на самом деле было всегда. Огромное количество по-настоящему святых людей неизвестно. И это, в общем-то, нормально. Смущаться по этому поводу не стоит. В первые века на Руси по пальцам можно насчитать святых. Но это же не значит, что святых не было.
– Что можно сделать, если канонизация по этим причинам невозможна?
– Остается писать книги, снимать фильмы. Чтобы люди прониклись глубиной этого подвига.
С диаконом Димитрием Пономаренко
беседовал Никита Филатов
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.