По тому узнают все, что вы Мои ученики
если будете иметь любовь между собою
(Ин. 13: 34)
Солнце клонилось к закату. У входа небольшой пещеры, которая из-за кустарника, растущего перед входом, еле виднелась, сидел на камне монах с посохом в руке и разговаривал с невидимым обитателем этого таинственного и неприступного места. – Отец, мои волосы уже седые, и уже двоих своих духовных отцов проводил я в жизнь вечную, но благодарю Господа, что не оставляет меня и послал тебя, чтобы смирить меня и показать, что в деле спасения я еще младенец. Ты в затворе на время или положил окончить дни свои в нем? И на каком поприще мне благословишь спасаться?
|
– Промысл Божий всегда ведет нас к спасению, нужно лишь, как ты знаешь, довериться ему. Мой путь – это мой путь, а тебе нужно будет пройти свой. Сейчас ты нужен будешь там, где укажет младенец, так возвестил мне Ангел.
– Какой младенец, чей?
– Когда услышишь, поймешь.
– Встретимся ли мы еще?
– Как Бог управит, как Бог…
***
Меня разбудил звук колокольчика, нежный и мелодичный, но, к сожалению, такая уж здесь сложилась закономерность: он не предвещал ничего хорошего.
И правда, через пару минут раздался жуткий крик за стеной, послышались ругательства и топот по коридору, потом звук возни, которая сопровождалась каким-то воем, и снова крик, переходящий на писк, от которого я снова вздрогнул. Немного спустя все стихло, и лишь голоса двух разговаривающих мужчин нарушали тишину, и их спокойная речь контрастировала с произошедшим несколько минут назад.
Это было очередное обострение у больного, и санитары, чей топот я услышал, поспешили его утихомирить. Казалось бы, за месяц к этому можно было уже привыкнуть, но к страданиям и методам, которыми их усмиряют, не могу. Я взял себе за правило в таких случаях читать за них Псалтирь. Моя кровать была самой крайней у окна, а на соседней никого уже долгое время не было. Поэтому я хоть и немного, но был изолирован от других.
Еще будучи послушником в монастыре, я за очередную провинность получил необычную епитимию – вроде наказание, но с пользой, – игумен дал мне благословение выучить Псалтирь наизусть. Тогда мне это казалось невыполнимым, но благословение есть благословение, его нужно исполнять. И в самом деле, уже через три года я мог с закрытыми глазами прочитать любой псалом. Сейчас, когда нет никаких книг, я это очень оценил. Стоя у окна, перекрестившись, я начал: Боже, очисти мя грешного...
Молитва всегда оказывала действие, но по-разному. Иногда наступала тишина, а иногда поднимался такой крик, какой не всегда и в зоопарке услышишь. Я был уверен, что не только по моим скудным молитвам это происходит, но подозревал, что здесь есть «соучастник» в моих правилах, его присутствие и молитвенный дух остро ощущались. Возможно, в свое время Господь откроет его, а пока я просто наблюдал внимательно за всем происходящим и ждал своего часа.
Я подозревал, что здесь есть «соучастник» в моих правилах, его молитвенный дух остро ощущался
В одну из таких неспокойных ночей санитар, которого звали Василий, привел ко мне юношу: «Это мой племянник. Не хочу, чтобы его здесь закололи уколами. Мне кажется, он не психически больной, а бесноватый. Помогите!»
Мне не хотелось открывать, кто я. И хотел уже было отказаться, напомнив, что тоже являюсь пациентом, но, увидев взгляды обоих, понял – нельзя.
В ответ Василий дал мне маленький карманный требник и святую воду. Епитрахиль я сделал из длинной ленточки, а поручи – из двух поменьше, большой и нательный кресты пришлось сделать из деревянных линеек. Этого было достаточно для совершения чина.
|
Мы познакомились. Я назвал себя: «Схиигумен Тихон, можно просто отец Тихон». Молодой человек представился Олегом. Это был молодой, с некогда спортивной фигурой человек, бледным лицом с морщинами, начинающимися от крыльев носа и тянущимися глубокой бороздой к челюсти, бритой налысо головой со шрамами и потухшим взглядом.
В начале наших встреч ему приходилось нелегко. Постоянная отрыжка, какую производил в нем бес, и резкая головная боль сильно мучили его, потому что всякое упоминание Бога опаляет бесов, а я не только упоминал, но решил посвятить хотя бы пару дней разговорам только о Боге. Мне хотелось, чтобы он услышал об истинном Боге, а не о том, о котором говорят восточные верования или сектанты. Хотя, что и говорить, даже православные не все знают, в чем смысл нашей веры.
– Я надеюсь, ты понимаешь, в каком месте мы находимся, – начал я издалека, стараясь говорить на понятном Олегу языке и прибегая к аналогии, – и осознаешь всю тягость пребывания здесь. Но вспомни, для сравнения, самые прекрасные моменты своего детства. Возможно, это момент, когда ты сидел на коленях у своего отца, тебе было хорошо от того, что и мама рядом, ты чувствовал свою полную безопасность. Возможно, это был один из твоих дней рождения или, может, родителей долго не было, и вдруг они приехали с множеством подарков, и вот вы вместе сидите за праздничным столом, вам хочется поделиться радостью со всеми, этим ощущением, что в мире все прекрасно, и люди, и животные, и даже погода. У тебя лишь одна мысль: чтобы этот праздник никогда не кончался. Эти радостные моменты, хоть и не одинаковые, но есть у каждого человека.
|
И эти воспоминания еще более нагоняют тоску, потому что сейчас ты видишь лишь холодную, окрашенную в однотонные тона, закрытую снаружи палату с сумасшедшими людьми, и в ней, и по ту сторону двери вместо музыки слышатся крики и бормотание больных. Когда тебе плохо, тебя колют и связывают смирительной рубашкой, ты чувствуешь одиночество и, что самое страшное, ты понимаешь, что одержим и являешься рабом, но только не знаешь чьим.
Это является ничтожно малым и слабым подобием действительности всего человечества. Большая часть окружающих нас людей – психически больные, которые живут в своем иллюзорном мире, суетятся о ненужном, ругаются и дерутся по пустякам, создают проблемы там, где их нет, и гонятся за призрачными ценностями. Их гонит к этому душа, которая, имея память о рае, томится по нему, как ты по детским воспоминаниям. А понимать голос души мы разучились, поэтому из всех существ на земле лишь человек не имеет покоя, все пытается переделать мир, а не приспособится к нему, желает сделать рай здесь, на земле. Строит большие дома с бассейнами и пальмами, а душа смотрит и говорит: «Нет, это не то», покупает острова и строит замки, а в душе снова ответ: «И это не то». Так и гонится глупый человек за тем, что является временным и ненастоящим. Но есть другие, которые нашли его – Царство Небесное…
– И где же они нашли его?
– Ты не поверишь, внутри себя. Бог, Который является Творцом всего видимого и невидимого мира, указал нам путь. Более того, Он хочет, чтобы все мы спаслись. Между прочим, я очень часто слышу от невежд, от чего, мол, нас спасать, но в том-то и дело, что наша болезнь под названием грех мешает нам даже осознать свою гибель и необходимость в спасении. Осознание своей немощи – это уже прорыв, это пробуждение, потом идет обучение, затем точное исполнение – с борьбой, падениями и покаянием, терпением, лишениями и страданием. Но не всё так мрачно, это лишь со стороны так выглядит. Для того, кто идет этим путем, всё в радость. Господь Сам сказал: «Иго бо Мое благо, и бремя мое легко есть». Инструменты наши – это молитва и Евангелие. Молитва – это наш голос к Богу, Евангелие – голос Бога к нам.
Осознание своей немощи – это уже прорыв, это пробуждение
Меня порадовало его небезразличие к тому, что с ним происходит. Олег о многом переспрашивал и уточнял. К примеру, он сразу меня спросил:
– Зачем вам ленточки на запястьях и на шее?
– Дело в том, что без епитрахили и поручей священник не может совершать ни одно таинство, ни одну службу, тем более Литургию. Епитрахиль похожа на длинную широкую ленту, которая накинута на шею, а спереди на груди скреплена пуговицами. Шесть крестов, вышитых спереди, обозначают есть Таинств: крещение, миропомазание, Евхаристия (Причащение), покаяние, брак и елеосвящение, а крест на верхней части обозначает седьмое Таинство – священство. Но если нужного облачения нет, как в нашем случае, то его можно сделать самому из подручного материала, что я и сделал. Правда, потом его уже нельзя использовать иначе, но только как священное облачение.
Видеться нам, конечно, удавалось не каждый день, но я очень просил Василия сделать все возможное, чтобы Олег не принимал никаких препаратов, потому что человек от них становится неадекватным, а мне нужно было, чтобы его сознание было ясным.
И, слава Богу, после полной исповеди его состояние значительно улучшилось, хотя несколько раз с ругательствами он нападал на меня, а однажды, когда я молился, чуть не ударил, схватил меня за воротник и прорычал: «Оставь меня». Но я еще усердней продолжал читать молитвы. Кажется, на четвертый день после очередного молебна я как-то очень изнемог, но вместо того чтобы передохнуть, я сказал, как некогда Павел Препростый, ученик аввы Антония: «Боже, Ты же знаешь, что я не сойду с этого места, пока Ты не исцелишь его». И от себя добавил: «Без Тебя не могу творить ничесоже». И вдруг случилось чудо: Олег, прорычав грубым голосом, упал на пол и через несколько секунд просто уснул. Так с Божией помощью мы выиграли эту борьбу.
|
Помню, когда митрополит благословил меня отчитывать бесноватых, я впервые дерзнул перечить, просил не налагать на меня этого непосильного креста, на что высокопреосвященнейший владыка сказал: «Прими это как послушание». И я со смирением ответил лишь: «Как благословите».
Я посоветовал Олегу немедленно причаститься, чтобы благодать Святого Причастия укрепила его измученную душу. Для этого мы хотели пригласить священника, ведь по понятным причинам я не имел возможности его причастить. Но, слава Богу, на днях состоялся консилиум врачей, и, как мне кажется, не без помощи друзей Василия признание Олега здоровым и готовым к выписке было несколько ускорено, и Олег уже сам сходил в храм, где и причастился.
Санитар Василий был очень рад за племянника, потому что любил его и чувствовал себя виноватым в том, что случилось с ним. Очень часто он прокручивал в памяти, с чего все началось.
Я попросил его рассказать мне всё.
– Как только Олег немного подрос, – начал свой рассказ Василий, – я привел его в секцию вольной борьбы, где и сам занимался. Ему там сразу понравилось, и к борьбе он отнесся со всей серьезностью, да так, что уже через некоторое время тренер стал брать его на городские соревнования. Но пришли «лихие девяностые», годы развала и передела власти, борьба утратила свое спортивное значение, многие, в том числе и тренер, ушли в криминал. Но Олега это не заинтересовало, как оказалось, его больше увлекла мистика: восточный оккультизм, гипноз, астрология, магия и секты, в которых уживалось все вместе. В какую секту он попал, я до сих пор не знаю, но там практиковался оккультизм с использованием наркотиков. Олег стал замкнутым, на всех смотрел свысока, считал себя принадлежащим к избранным, мог пропадать на несколько дней, а то и недель. Несколько раз его арестовывали, но члены его секты с помощью денег и связей всякий раз его освобождали. Еще бы, ведь он помогал им добывать наркотики и деньги, время от времени выполняя поручения мафии, которая по-своему оценила его спортивную подготовку. Всерьез не влезая в их разборки, он все же играл с огнем. Мне кажется, если бы отец не отправил его за границу лечиться, мафия и убрала бы его как ненужного свидетеля.
Через два года он вернулся, но уже с багажом новых знаний. На сей раз он увлекся черной магией и прочей эзотерикой. Это уже был не тот Олег. Он стал совершенно чужим. Иной раз, когда мне доводилось встретиться с ним взглядом, я испытывал страх или жуть, не знаю, как точно выразиться, но на меня как будто смотрело что-то, а не кто-то.
Когда мне доводилось встретиться с ним взглядом, на меня как будто смотрело что-то, а не кто-то
У него в доме было много мне непонятного: какие-то засохшие лягушки, лоскутки кожи, старинные книги. Запах от всего этого стоял, мягко сказать, неприятный.
И вот однажды на рынке я увидел какую-то старинную книгу. Кожаный переплет с медными защелками придавал ей некий мистический вид, и мне показалось, что если я подарю ее племяннику, то это будет неплохой возможностью как-то наладить с ним отношения.
Завернул книгу в подарочную обертку, вечером того же дня пришел в гости к брату и, узнав, что Олег дома, сразу направился к нему в комнату. Он лежал на диване с закрытыми глазами и в наушниках, но не спал, так как кивал головой в такт музыке. Я тихонько подошел к нему и положил рядом с ним на тумбочку свой подарок. Вдруг Олега всего передернуло, он резко сел, и мой взгляд встретился с его взглядом. Я вскочил и попятился назад. Его лицо исказилось в гримасе ненависти, он посмотрел на мой подарок и с криком пнул тумбочку, да с такой силой, что она отлетела в угол комнаты. Немного привстав и не поднимая глаз, Олег прорычал не своим голосом: «Ты что мне принес?»
Нервы мои сдали, ноги стали как ватные, а тело сковало от этого голоса. И как только я немного пришел в себя, пулей выскочил из комнаты.
Мне пришлось рассказать все брату, но, как я и ожидал, он объяснял действия сына нервным срывом. Но, видя мое волнение, все же пообещал показать Олега врачу.
Потом мне рассказывали, как сначала врач выскочил от племянника, держась за скулу, а потом три здоровых санитара полчаса боролись с ним, пока не связали. Так Олег и оказался тут.
У меня нет своих детей, может, поэтому я так привязался к племяннику, да и он больше любил общаться со мной, нежели с отцом.
Я устроился в эту клинику санитаром, чтобы присматривать за Олегом, да и, честно говоря, не очень-то доверяю методам лечения этого угрюмого заведения. Кстати, книга, которую я ему принес, оказалась старинным Евангелием. Вот почему уже тогда я стал подозревать, что это не просто психическое расстройство.
Пока Василий рассказывал, в конце коридора снова послышался звон колокольчика. «Наверное, у Максименко снова начнется приступ», – спокойно констатировал Василий. Не прошло и пары минут, как мы услышали крик и стук алюминиевой тарелки обо что-то железное. Мне стало интересно, и я спросил:
– А кто такой этот дедуля с колокольчиком? Не подумайте, это не праздное любопытство, ведь я, как вы догадались, не больной и нахожусь тут неслучайно. У меня благословение, но для меня остается загадкой, выполнил я его или еще нет.
|
– С тех пор, как я узнал о вас, мне стало интересно, как вы тут оказались. Я научился определять, кто больной, а кто симулянт. Вы ни тот, ни другой, сейчас вы сами затронули эту тему, прошу вас, удовлетворите мое любопытство.
Я улыбнулся, потом посмотрев на Василия, сказал:
– Мой ответ вас еще более озадачит, но я могу сказать, что однажды после службы ко мне для благословения подошла женщина с мальчиком. Я благословил женщину, а потом, немного нагнувшись, благословил и мальчика, но он вдруг уцепился за мой рукав и потянул на себя, желая что-то сказать на ухо. Я услышал от него лишь одну фразу: «Тебе нужно быть в 3-й больнице».
– Вы хотите сказать, что, услышав от первого встречного мальчика такие слова, поспешили их исполнить?!
– Я предупреждал, что ответ мой будет необычным. Но могу лишь немного успокоить вас: все намного серьезнее. В конце концов, я посмотрел по справочнику, что это за больница и где она находится. То, как меня сюда пристроили, пусть будет еще одной моей тайной. Но вернемся к дедушке, слишком уж последовательны его колокольчик и обострения больных. Кто он?
– Честно говоря, Степаныч немного странноватый, но пользуется уважением у больных, они его даже любят, если можно так выразиться, да и мы часто прибегаем к его помощи. Сам он, как в народе говорят, «тихо помешанный», мало говорит, ничего не просит, но и ни в чем не отказывает, помогает выполнять самую грязную работу, которую мы, санитары, должны делать: и переоденет кого надо, и пол вымоет, и кровать застелет, даже покормить буйных зачастую его просят, а уж нас-то знает, как развеселить, хотя может и обозвать, но, как потом оказывается, обоснованно. Так однажды с утра как начал причитать: «Леха напился колючки, будет весь день в отключке». Мы уж думали укол ему сделать. И что вы думаете, приходит на работу наш заведующий отделением Алексей Романович, просит его не беспокоить и на целый день закрывается в кабинете. Потом выясняется, что накануне он встретил друга и они в баре напились текилы, которая делается из кактуса. Но что касается прошлого Степаныча, его никто не знает, карточки у него не было, родные не навещали, да и в больницу он сам пришел.
– Спаси, Господи! Хороший дедушка, с таким вам и легче, и веселей, но моя помощь ему вряд ли нужна.
– А можно я вам задам вопрос? Почему верующие называют себя рабами? Наш Степаныч, к сведению, тоже, когда спрашивают его имя, отвечает на славянский манер: «Аз есмь раб Божий».
|
– Очень хороший вопрос. Меня он тоже вначале интересовал, хоть и не так, как вас. Как мы представляем себе раба? Наверное, всплывает картинка: стоит грозный и злой рабовладелец с плеткой в руке, и перед ним раб на коленях и в кандалах. Не правда ли? Но на самом деле раб – это просто человек, который полностью зависит от своего господина и во всем ему подчиняется. История знает немало примеров, когда рабы жили не хуже знатных людей, а некоторые даже принимали живое участие в управлении, как например, Иосиф из библейского повествования. Его родные братья продали его в рабство, а спустя некоторое время сами пришли к нему с просьбой, кланяясь ему в ноги. Вы знаете, что в любом государстве при президенте есть маленькие и незаметные люди, но они могут сделать больше, чем любой директор, мэр или губернатор. Так и мы являемся рабами, потому что во всем стараемся быть послушны Господу и всю свою жизнь вверяем Ему. Но самое главное, мы не просто рабы, мы рабы Божии.
***
Олег уже неделю был дома и вот сегодня пришел. Вид его был очень взволнованным, и, как только мы остались наедине, спросил:
– Отец Тихон, у меня появилась новая проблема.
– Что, не знаешь, как дальше жить?
– Да. А как вы…? Хотя о чем это я? Я вдруг осознал, что у меня нет цели. В прошлом мне приходилось с утра думать, что бы провернуть, дабы добыть травку или спиртное, я был поглощен оккультизмом, витая где-то в облаках, ходил на всякие тайные собрания, в общем, жизнь кипела. Сейчас у меня как будто пелена слетела с глаз, хотя книги я не собираюсь выкидывать, что-то все-таки в них есть полезное, но в прошлые увлечения мне бы не хотелось возвращаться, это стало даже противным. А вот что делать дальше, чем заняться, не знаю. Я боюсь, что запью от уныния и безделья и снова попаду сюда.
– Я знал, что так будет, но не хотел тебя предупреждать, ты должен был сам это испытать и прочувствовать. Зато сейчас ты готов слушать меня дальше, и вот тебе мой первый совет: нельзя порвать с прошлым, если хоть одна ниточка связывает нас с ним. Не бойся выкинуть или сжечь эту свою дьявольскую библиотеку, если решил начать новую жизнь. Не уподобляйся бомжу, которого переодели во все чистое, а он на память оставляет себе грязные носки. Пойми, что среднего нет, Господь сказал: «Кто не со Мною, тот против Меня». Свой выбор, я надеюсь, ты уже сделал. Неважно, как и где ты будешь жить. Возьми себе за правило, коль хочешь обрести счастье, в ошибках других ищи им оправдание, себя же не щади и за малейший проступок; когда трудно, найди того, кому еще труднее, и поймешь, за что благодарить Бога, а оказав помощь тому, кому труднее, обретешь радость в душе.
Нельзя порвать с прошлым, если хоть одна ниточка связывает нас с ним
– Вы знаете, отец Тихон, мне кажется, я не смогу сам справиться. Я пришел не только пожаловаться. Прошу вас, будьте моим духовным отцом и позвольте мне хоть некоторое время пожить возле вас.
– А знаешь ли ты, кто такой духовный отец и что требуется от духовного чада?
– Из чтения святых отцов я понял, что без духовного отца почти невозможно жить подлинно христианской жизнью: сам себя не смиришь, не благословишь, не увидишь своих ошибок и много еще «не». От меня потребуется доверие, послушание и откровенность.
– Почти все правильно, и я думаю, что к этому вопросу мы вернемся, когда я выйду.
– Думаю, нечего ждать, пора выходить.
От этого голоса и отец Тихон, и Олег вздрогнули. На пороге стоял Степаныч. Когда он подошел, никто не услышал. Но Олег вздрогнул не от испуга, а от того, как отреагировал на этот голос отец Тихон: он уставился на Степаныча, и вдруг по его щеке потекла слеза.
– Я узнал этот голос и не верю своим глазам. Благодарю Тебя, Господи! Олег, познакомься, это мой духовный отец.
***
В тот вечер мы сидели на кухне, пили чай и смотрели наши старые семейные фотографии. Мы, честно говоря, все плакали, стараясь каждый по-своему это скрыть, хотя нет, мама не скрывала. Я всё не переставал просить прощения у обоих своих, сейчас так любимых родителей. Папа утром должен был отвезти маму в санаторий, но мы словно забыли о времени, всё сидели и сидели. Наконец я предложил прочитать вечерние молитвы и ложиться спать, все-таки дорога неблизкая. Кстати, папа и мама почти год ходят на Литургию, исповедуются и причащаются. Папа стал благотворителем строящегося храма в нашем районе, прихожанами которого мы и являемся.
|
Утром я проводил родителей в дорогу, а сам возвратился в монастырь. Перед обедом отец Тихон позвал меня в свою келью, в ней уже был мой дядя Василий. Я не удивился, так как впереди нас ждало общее дело.
– Присядь, пожалуйста, мне только что звонили из города. Твои родители...
Я вскочил.
– Нет!
– Машина на трассе перевернулась. Обстоятельства выясняются. Прими наши соболезнования.
Дядя Вася вытер слезу, вздохнул и перекрестился. Отец Тихон ему первому рассказал о случившемся и хотел, чтобы именно он мне сообщил, но дядя не смог. Я и сам ничего не мог сказать, долгое время я просто стоял, а перед мысленным взором как бы застыла картина: наше последнее чаепитие за кухонным столом.
…Прошло три месяца, и мы с дядей снова были в келье отца Тихона, но сейчас разговор был о другом, мы с нетерпением ждали его почти три года. Разговор был о постриге в монашество. Когда я, отец Тихон, мой дядя и отец Мелхиседек, которого мы все знали как Степаныча, пришли к владыке на прием с просьбой определить нам приход, он посмотрел на нас и сказал:
– Есть у меня в епархии старинный храм с хоздвором и жилыми постройками, очень уж красивое место там, но священнику с матушкой да детьми не справиться, а вот вам даже полезно, думаю, с Божией помощью сделать там монастырь. Так что благословляю тебя, отец Тихон, на игуменство. Возьми двух своих духовных чад, а я от себя дам вам иеродиакона, хотел сделать его соборным диаконом, но вижу, что томится он такой жизнью, любит больше уединение, так что он с радостью пойдет к вам. Отец Мелхиседек, будьте для обители и для всей епархии духовником. Не скрою, сам желаю поскорее побеседовать с вами наедине. Василий с Олегом будут вам помогать в строительстве, а там как Бог управит.
|
…И Бог управил. Чем дольше я жил тут, тем больше понимал, что возвращаться не хочу. Когда я поделился своими мыслями с дядей, то удивился, узнав, что он, оказывается, уже беседовал с духовником о намерении принять монашество.
Я очень люблю своих родителей, но в этом, наверное, тоже есть Божий Промысл: их смерть стала последней ниточкой, которая связывала меня с внешним миром. Сейчас у меня другая жизнь, сейчас у меня другая семья!
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.