В Зачатьевском монастыре Москвы состоялись торжества, посвященные 100-летию со дня рождения протоиерея Глеба Каледы. Он застал гонения на Церковь и с самого детства помогал гонимым христианам. Пятеро его духовников были умучены богоборческой властью. Трое из них, чьи имена известны, прославлены Церковью в лике священномучеников. Глеб Александрович Каледа прошел всю войну, уйдя на нее в год выпуска из школы. Стал известным ученым, доктором наук, главой большого семейства, воспитав священников, врача, матушек. 18 лет был тайным священником. В последние годы жизни вышел на открытое служение, успев также много потрудиться на поприще религиозного образования и просвещения. Был в Москве первым священником из тех, кто стал систематически ходить в тюрьму, окормляя заключенных. О личности и служении этого воина, ученого, отца семейства и пастыря-проповедника рассказывают друзья-сослужители и ученик.
Протоиерей Владимир Воробьев, настоятель храма святителя Николая в Кузнецкой слободе, ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета:
– По окончании школы в 1958 году я некоторое время работал лаборантом во ВНИГНИ. Там же тогда работал и отец Глеб Каледа. Мы с ним, наверное, нередко встречались, но я тогда не был с ним знаком. Потом помню отца Глеба в храме Илии Обыденного. Перед глазами стоит такой образ: отец Глеб своей стремительной летящей походкой идет от метро «Кропоткинская» к храму, а за ним, как утята за уткой, едва успевая, бегом-бегом вприпрыжку поспешают его детки. В конце 1960-х годов мы уже познакомились с Глебом Александровичем Каледой в семье Ефимовых, он еще не был священником, рассказывал о своих фронтовых годах. Потом мы переписывались с отцом Павлом (Троицким), это нас тоже связывало. Тогда, в 1970-е годы, я уже знал, что отец Глеб – тайный священник.
|
Примерно в 1988 году отец Димитрий Смирнов, с которым мы вместе учились в семинарии, пришел как-то ко мне и говорит, что около его дома есть кинотеатр, где можно организовать лекторий. Мы собрались с отцом Аркадием Шатовым (ныне он епископ Пантелеимон), отцом Александром Салтыковым, написали какое-то объявление. Народу собралось – не протолкнуться. Мы читали короткие лекции. А потом нам стали передавать записки. Тысячи! Мы всё отвечали и отвечали на вопросы. Давно стемнело, а народ стоит и не отпускает.
После этого отец Димитрий пошел в другой кинотеатр, на Красную Пресню. Мы и там повторили лекторий. Вскоре договорились об аренде железнодорожного клуба на площади трех вокзалов. А это огромный клуб на тысячу человек. И там всё битком! Позвали больше священников, тогда же к нам присоединился отец Глеб Каледа. Составили программу уже годового лектория: снова читали лекции, отвечали на вопросы. Отец Глеб тогда еще приходил в пиджаке как профессор, выступал с лекциями. Ему всё никак не удавалось выйти на открытое служение. Это был трудный момент, было непонятно, как дальше будут развиваться события, и Патриархия действовала очень осторожно.
|
Вскоре по инициативе отца Иоанна (Экономцева) был создан Союз православных братств. Первое и самое активное, живое и большое направление работы было посвящено православному образованию и просвещению. И тогда же к нам еще обратились и слушатели нашего лектория: «А что, продолжения не будет? Нельзя ли посерьезнее что-то организовать?» Так и возникла идея создания катехизаторских курсов. Ко мне тогда подошел отец Сергий Романов и сказал: «Давай выберем отца Глеба ректором курсов. Он понравится Экономцеву и тот поможет отцу Глебу легализовать свое священство». (Дело в том, что рукоположивший отца Глеба митрополит Иоанн (Вендланд), к тому времени уже почивший, не полностью оформил ставленнические документы, опасаясь неприятностей за совершение тайной хиротонии). Мы так и сделали, и отец Глеб взялся за дело организации курсов столь энергично, как никто бы из нас не смог.
Скоро курсы были организованы, зарегистрированы и начали свою деятельность, да так успешно, что отец Иоанн решил преобразовать это направление, как самое успешное, в синодальный отдел. Отец Глеб, к тому времени уже вышедший на открытое служение, с такой же энергией переключился на отдел, хотя только что начал свою деятельность на курсах. Он стал одним из главных создателей Отдела религиозного образования и катехизации (ОРОиК), без отца Глеба отдела бы просто не получилось. Отца Глеба там назначили заведующим сектором религиозного просвещения и катехизации, и он уже, будучи не в силах совмещать эту нагрузку с ректорством на курсах, попросил его переизбрать, но продолжал преподавать на курсах научную апологетику.
Меня поразило, с какой горячностью пожилой и больной отец Глеб начал тюремное служение
Помню, как с отцом Глебом мы ездили в Новосибирск на конференцию-встречу с группой русских эмигрантов из Парижа, из Свято-Сергиевского Богословского института. Отец Глеб участвовал в заседаниях Ученого совета в ПСТГУ, иногда приходил служить в наших Николо-Кузнецком и Троицком храмах. Я бывал у него дома и в храмах, где он служил: в Крапивинском переулке и в Высоко-Петровском монастыре.
После меня поразило, с какой горячностью уже весьма пожилой и больной отец Глеб начал тюремное служение. Это было очень трудное дело – не только потому, что священников тогда не хотели пускать в тюрьмы, но и потому, что общение с тяжелыми уголовными преступниками, чьи души искалечены тягчайшими грехами, требует огромных духовных усилий. Для такого служения нужно иметь не только глубокую веру, но и огромную любовь. И отец Глеб всю свою душу полагал на то, чтобы как-то помочь этим людям, в том числе смертникам, – приобщить их к жизни, которую открывает верующим Христос.
|
Отец Глеб и меня приглашал в Бутырскую тюрьму. Мне это было дорого еще и потому, что в этой тюрьме два раза сидел мой дед – полный тезка, протоиерей Владимир Воробьев, – и я с большим трепетом ходил по этим коридорам, приходил в этот храм, который тогда еще на храм не был похож. Помню, что когда я там ходил, всё никак не мог понять, как же у него хватает на всё это сил, я таких сил в себе не чувствовал – взять и посвятить себя такому труднейшему подвигу.
Когда отец Глеб заболел, я навещал его незадолго до его кончины. Мы с ним гуляли по территории Боткинской больницы, обсуждали проблемы института. Он, как обычно, всем живо интересовался. У отца Глеба было на всё свое твердое, очень определенное мнение. Он всегда был очень независимым человеком и готов был свою позицию отстаивать. И эта его внутренняя сила передалась и его детям, они сегодня тоже с такой же горячей ревностью и самоотвержением служат Церкви. И не только дети, но и духовные чада и вообще все, кто знал отца Глеба или знакомится с ним уже сейчас по его сочинениям. Память об отце Глебе деятельно сохраняется продолжением его трудов, в том числе в нашем Свято-Тихоновском университете.
Протоиерей Александр Салтыков, настоятель храма Воскресения Христова в Кадашах, декан факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета:
– Я бы начал свое воспоминание с того, что я очень счастливый человек, потому что я знал, по милости Божией, замечательных, высоко духовных людей, и среди них – отец Глеб Каледа. Наше знакомство произошло когда-то при посредничестве Андрея Борисовича Ефимова у него дома, и я, конечно, не знал, что профессор, с которым меня знакомили, –священник. Но это был очень обаятельный, необычайно приветливый человек. А затем произошла такая замечательная история: уже после того, как я вступил в брак с моей супругой Татианой Анатольевной, я узнал, что она со своей мамой – моей будущей тещей Натальей Владимировной – посещали тайные богослужения, совершаемые отцом Глебом у себя дома, в самом тесном кругу особо доверенных, духовно близких людей.
|
Современные люди не представляют, насколько опасно это было. И не могло не оставить глубокого следа, который духовно роднит всех тех, кто был этим службам причастен, со священником, для которого все молящиеся становятся тут духовными чадами, а он – их духовным отцом, по его чрезвычайной ответственности за них и их ответственности – за него. И я глубоко благодарю Господа за это духовное родство. Ни о чем этом мы с отцом Глебом никогда не говорили, но внутренне для меня отец Глеб стал родным и близким человеком. А затем случилось так, что Наталия Владимировна скончалась в день иерейской хиротонии отца Глеба, что для нас вновь стало явным знаком нашего общего духовного родства в вечной жизни. Сам дух отца Глеба, вся его деятельность – неотъемлемая часть нашей общей уже для всех нас жизни.
Есть, как известно, разные типы подвижничества. Отец Глеб, с моей точки зрения, принадлежит к достаточно редкому особому типу праведности, который можно назвать героическим типом, но еще и в сочетании с высокой мудростью. Героичность основана, вообще, на прямой и бескомпромиссной жертвенности, для которой нужна окончательная и также полная решимость. И отец Глеб в моих глазах был таким человеком. И опыт фронта, где он был связистом, то есть постоянной мишенью для противника, и тайное священство, за которое можно было получить восемь лет тюрьмы вместе со всеми своими чадами, и хождение в камеры смертников, и деятельно мудрое миссионерское служение в советских условиях постоянного гонения – это всё чрезвычайно сложные сферы подвига. Отец Глеб был необыкновенным священником. Такие люди – это несомненные избранники Божии.
Помню, в самом начале 1990-х я как-то пришел к тогда еще епископу Арсению по одному из вопросов своего прихода, мы всё обсудили, проблема была практически уже решена. А у владыки на столе лежали какие-то бумаги, и, скользнув по ним взглядом, он вдруг с недоумением так сказал – скорее вслух подумал: «Вот, какой-то Каледа говорит, что он священник…». – «Я знаю, – говорю, – кто он! Можете не сомневаться в том, что он говорит правду – он совершенно законный священник и достойнейший человек». И мне было очень радостно это свидетельствовать. Должен заметить, что владыка был доволен. Хоть на немного, но надеюсь, и эти слова ослабили тогда сомнения архиерея.
Потом, в начале 1990-х годов, мы ездили как-то с отцом Глебом в Пятигорск на международную церковную конференцию. Это было самое начало его открытой церковной деятельности. Что мы делаем, когда едем в поезде? Смотрим в окно. А там перед нашими глазами проносятся какие-то холмы, овраги, горы… И тут отец Глеб стал рассказывать мне о строении земной коры, о всякого рода тонкостях, известных только геологам. Должен сказать, что это было чрезвычайно интересно. Я увидел перед собой увлеченного ученого и превосходного лектора. И это очень важно. Мы не говорили о вечности, не говорили о предстоящей конференции, где должны были обсуждаться какие-то важные церковные вопросы. Но мы говорили о творении Божием.
Отец Глеб, высокий профессионал, читая мне – единственному слушателю – свою прекрасную лекцию, говорил не спеша и без всяких пафосных слов о мудрости Божией и удивительном совершенстве этого творения. Позднее, когда я читал его книгу о Шестодневе, уже написанную, я вспоминал эту уникальную лекцию и понял, что он излагал свои размышления, вошедшие, в общем, в эту книгу.
Он был настоящим священником и настоящим ученым – это очень редкое сочетание. А он просто всё, чем бы ни занимался, делал с полной самоотдачей и находил время, поскольку и наука тоже была для него служением. А его лекторский талант проявился для нас на катехизаторских курсах, которые мы начали читать на Ярославском вокзале.
«Записки рядового» – это не рядовая книга о Великой Отечественной войне; она написана с позиций восприятия событий войны глубоко православным человеком
Другие вспоминавшие уже говорили, но я не могу не упомянуть о его замечательных литературных трудах. «Записки рядового» – это не рядовая книга о Великой Отечественной войне. О войне написано множество книг, и среди них есть немало очень ценных; но книга отца Глеба написана с позиций восприятия событий войны глубоко православным человеком. А в понимании войны 1941–1945 годов существенно недостает православного осмысления. Но именно с этой точки зрения сейчас нам необходимо увидеть эту войну. И здесь «Записки рядового» должны помочь. Замечательна и «Домашняя Церковь», и прочие труды, которые нужны современному обществу. Не могу также не отметить прекрасный литературный язык отца Глеба.
Отец Глеб был поистине светлый, радостный человек. Как же в нем кипела энергия! В нем всегда было столько жизни! И он умел делиться этим даром. И это не только то, что остается в памяти, но и уже связывает нас через его опыт неугасающей жизни с вечностью. Вся его жизнь, столь активная, разносторонняя, неравнодушная, осмысленная до тех пределов, где уже нет смерти, – есть свидетельство о вечности.
Священник Артемий Цех, клирик храма Новомучеников и исповедников Церкви Русской в Бутово:
– Отец Глеб был всегда очень живым, бодрым человеком. Возраст над ним будто не тяготел. Болезни пытались его останавливать, сковывать, но энергия его духа была такова, что разрывала все эти узы. Он был жизнерадостным, трудолюбивым. Рядом с ним постоянно хотелось находиться, подражать ему, как-то тоже преобразовывая жизнь к лучшему. Отец Глеб жил так, что старался ни минуты не тратить зря. Но удивительно: при всей его гиперзанятости, когда перед ним оказывался человек, он всего себя отдавал ему.
Помню, это изумило прямо с самой первой нашей встречи. Я просто зашел в Высоко-Петровский монастырь узнать адрес православного университета, да так при батюшке и остался. Он обладал огромной любовью к людям. Этого невозможно было не чувствовать. Причем это была именно отеческая любовь, в ней не было вседозволенности. Батюшка не был потаковником. Он часто повторял: «Мягкий духовник – яд для пасомого». В каких-то вещах был даже строг: мог сказать, что вот в данной ситуации поступить по-Божьи будет только так и никак иначе.
Какие-то вещи для отца Глеба были принципиальными. Например, он никогда не исповедовал во время Литургии; если кто-то не успевал до часов, он просто уходил в алтарь и уже не возвращался к аналою. Считал, что иначе мы так профанируем, разрушаем Литургию. Батюшка мог не допустить до Причастия, если понимал, что ты не готов. Хотя у отца Глеба было очень тонкое педагогическое чутье: если он видел, что человек не может ничего сделать, покрывал любовью.
Никакой директивности в отношении чад не было. Отец Глеб потрясающе деликатно и мудро помогал тебе настроить твою внутреннюю жизнь. Окормление у него было скорее противоположным установке: «на всё надо брать благословение». Батюшка никогда не был мелочным, дотошным: это надо так делать, это так читать. Он предоставлял свободу. Растил ответственных христиан. Учил тебя самому принимать решения. Мне потом и отец Кирилл, его сын, рассказывал, что папа им, даже совсем еще мальчишкам, доверял, никогда не контролировал – куда ты пошел, с кем; не расспрашивал – когда вернешься. Просто знал: дети воспитаны так, что не поступят безответственно. Христианство лишь там, где любовь. А любовь только там, где свобода.
|
Когда я решил поступать в Свято-Тихоновский институт (ныне ПСТГУ) и пришел к отцу Глебу за благословением, он не стал спрашивать у меня, хорошо ли я подготовился к вступительным экзаменам, читаю ли необходимые книги... Он мне задал вопрос: «Ты работаешь? Если не работаешь, то иди работай». Отцу Глебу важно было, чтобы молодой человек был прежде всего мужчиной, а мужчина должен работать. И с духовной жизнью это всё напрямую связано. Через какое-то время я устроился на работу, даже на две. То, что я тогда действовал по послушанию, мне самому вообще по жизни и в дальнейшем очень помогло.
Батюшка скорее всегда подсказывал общее направление, но идти надо было все равно самому. У отца Глеба никогда не было желания поуправлять людьми, завалить их массой своих благословений. Я и сам уже было хотел как-то получить от батюшки какое-нибудь послушание, но единственное, помню, он обратил внимание: наледь, снега много при подъеме в храм, старенькие прихожане будут идти, опасно… И я, приходя ко Всенощной пораньше, чистил перед храмом лестницу от снега и льда. А потом еще разве что дежурил в монастыре, когда сторож заболел. Вот такому вниманию к людям, особенно к пожилым, готовности отозваться, прийти на помощь, когда надо было кого-то подменить, батюшка учил.
Он и сам жил не для себя. И даже не только для своей семьи или прихода. У него распорядок дня, знаете, какой был? С утра Литургия, потом он шел исповедовать и причащать в больницу, после ехал куда-то на дальнюю окраину Москвы причастить болеющего собрата-священника и к вечеру на Всенощную приходил уже из своего рабочего кабинета в Отделе религиозного образования и катехизации (ОРОиК), где он вообще-то отвечал за такие стратегические направления работы как, допустим, организация воскресных школ в храмах Русской Православной Церкви.
А потом отец Глеб сам, первым из священников в Москве, стал систематически ходить в тюрьму, окормлять заключенных, – и это тоже стало сейчас уже отдельной сферой церковного служения. Хотя сам отец Глеб всегда думал скорее о качестве, а не о масштабах работы. Он не стремился обойти как можно больше камер, отделений, а именно индивидуально подходил к каждому, старался выпестовать своего рода миссионера в каждой из камер, и только когда понимал, что здесь какое-то направление людьми уже получено, есть кто-то, кто в силах поддержать уверовавших, шел дальше.
Сам отец Глеб так и называл себя «рядовым» – он, кстати, и на войне не стремился выбиться в офицерский состав, хотя ему неоднократно предоставлялась для этого возможность. Нет, он оставался солдатом и никогда не уклонялся от передовой. Когда в Москве в 1993 году был путч, расстреливали Белый дом, отцу Глебу позвонили ночью, и он тут же собрался и поехал на молебен перед Владимирской иконой Божией Матери. Он всегда стремился туда, куда его звала его христианская совесть, пастырский долг.
Не ждал разнарядок сверху, а брал ответственность на себя. Думал о благе даже не то что своего ближнего круга родных и духовных чад, своего прихода, а о благе всей Церкви. Был настоящим тружеником. А там, где действительно совершается дело Христово, не может не возникать противодействия, – враг себя обнаруживает. Но отец Глеб, несмотря на все эти сложности, тем более там, где он был первопроходцем, продолжал работать, проповедовать, обращать. Точно чувствовал, что на земле времени нам отпущено не так уж много и действовать надо решительно. Господь ему сопутствовал. Многие из начинаний отца Глеба стали общецерковными проектами.
Отец Глеб очень часто нам, своим чадам, говорил о благоговении, о том, как важно его хранить. О благоговении перед Святыми Дарами, перед богослужением. О благоговейном предстоянии Богу в церкви. Для него неприемлемы были никакие разговоры в храме во время службы. Те, кто прошел эпоху гонений, чрезвычайно дорожили возможностью храмового богослужения. Представляете, он же почти 20 лет служил тайно. Только ты и Бог. Ничего формального. И батюшка сохранил этот трепет прямого общения с Богом.
|
Раньше в Церковь, тем более на служение, шли те, кто практически ставил на себе крест: не надеялись ни на какой статус в обществе, «соцпакет». Молодежи вся эта бытовая незашоренность, некосность близка. В отце Глебе это всё буквально до самых последних дней его жизни, несмотря на почтенный возраст, профессорскую степень, сан, сохранялось. В нем просто горел пламень веры. Но это был не опаляющий огонь, как это часто бывает, что вокруг подвижника его близкие автоматически становятся мучениками. У отца Глеба было мягкое любящее сердце. На этот образ пастыря доброго невозможно было не отозваться. И люди к нему, особенно молодежь, тянулись.
Он мог очень просто и доходчиво говорить о самых сложных вещах. На языке, понятном, в том числе, нецерковной молодежи. Церковнославянский – это наше богослужебное сокровище. Но для проповеди нужен все-таки адекватный восприятию слушающих язык. Отец Глеб всё это учитывал.
Он часто повторял, что семья – это школа любви. А любовь – это суть христианства
Живо интересовался всякого рода новостями, тенденциями. Помню, например, когда уже стали обсуждать перспективы искусственного интеллекта, несколько крупных компаний тем не менее прекратили финансирование этих разработок. Я как-то обмолвился об этом отцу Глебу, и он попросил меня тут же всё досконально ему изложить. Возможно, что-то из такого рода фактов он использовал в своих апологетических разговорах. Хотя, сам будучи профессором, предостерегал от преобладания разума над верой. Важно, считал, не уйти в мудрование по плоти. Духовные истины можно только духом уразуметь.
Он, кстати, нам, молодым, наблюдая, как далее развивается церковная жизнь, говорил: «Мы-то сохранили веру в гонениях. Посмотрим, как вы сможете сохранить веру при церковной свободе…». Провидел многие искушения наших дней. Никогда никого не пугал всякого рода «концами света», но осторожным, внимательным к себе быть заповедовал. Беречь веру, беречь Церковь.
Часто повторял, что семья – это школа любви. А любовь – это суть христианства. И монашество, считал, принимать лучше тем, кто эту школу любви прошел – в родительской ли семье или в своей собственной.
Семья самого отца Глеба для многих являлась и является образцом. В его детях жива всё та же любовь, которую мы помним по служению отца Глеба. Всё тот же пламень веры, горячее самоотверженное служение при неформальном отношении к своим церковным послушаниям и трудам.
Вечная память отцу Глебу.
Фото автора и из архива Зачатьевского монастыря
Записала Ольга Орлова
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.