Старик жил один. Уже долго. Иногда ему казалось, что совсем недавно ушла жена. Тихо, во сне. И все хлопоты, связанные с ее уходом, он помнил в деталях. А иногда одиночество накрывало его такой плотной пеленой, что голоса и силуэты прошлого лишь мерещились ему и были скорее похожи на сон.
|
Старик разговаривал с ветхим радио на стене. Почти все, что нес расстроенный, захлебывающийся на высоких нотах репродуктор, он не одобрял. Ворчал, не принимая перемен. Но, слушая музыкальные передачи со старыми песнями, одобрительно крякал. С песнями и музыкой были связаны самые добрые и светлые воспоминания его жизни.
Старик любил порядок во всем. В одно и то же время он завтракал, потягивая ароматный чай с сахаром. Потом гулял в парке, встречая своих приятелей. И в строго определенный час заявлялся в студенческую столовую. После обеда опять кружил по парку, здороваясь со знакомыми, чуть приподнимая старую шляпу.
Иногда в его голове события, прошлые и нынешние, путались, завязывались в узел, не желая занимать свои заведенные земным порядком места. Он вдруг вспоминал свою умершую много лет назад дочку и, остановившись около копающихся в грязном весеннем снегу малышей, говорил, обращаясь к молодым мамам, сбившимся в кучу: «Если б дочка моя была жива, как она бы сейчас поиграла с вашими детишками». Мамы смотрели на старика с сожалением. А он, не понимая этого, с улыбкой отходил прочь, оглядываясь и бормоча под нос все то же.
|
Старик расписывал свой день на равные куски времени. Он знал: главное – дождаться вечера. Сон примирял его с жизнью, почти как музыка и как старая пластинка. И как воспоминания о той, другой жизни, когда не было ни старости, ни одиночества.
Разговаривая со старым радио, иногда он сердито ворчал: «Что вы так тихо говорите? Говорите громче!» Иногда он беседовал сам с собой. Или с кем-то из прошлой жизни. Неторопливо, жалобно. А может, не из прошлой, а из – будущей. Кто знает…
Мне было неловко смотреть на нее с таким интересом, а оторвать взгляд я не могла. Не получалось. Вот стояла передо мной русская женщина, которая, это было очевидно, давно покинула Родину. Но какая это была вера! Казалось, что весь мир для нее перестал существовать. Подняв голову, она все молилась и молилась. Молилась и плакала. С трепетом, нежностью и любовью целовала образ. И с каждой секундой распрямлялась ее спина, и она уже не казалась той беспомощной старушкой, какой я увидела ее всего несколько минут назад.
Какая это была вера! Казалось, весь мир для нее перестал существовать. Она молилась
Вот такая встреча состоялась в тот зимний день в далеком Париже. Теперь это мой земной символ веры.
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.