В декабре прошлого года Святейший Патриарх Кирилл наградил за мужество в несении пастырского служения в военных условиях священников Москвы и Московской области, вернувшихся из командировок в зону специальной военной операции. В число награжденных медалью святого благоверного князя Димитрия Донского вошел аспирант Сретенской духовной академии иерей Игорь Иванов. Сегодня он рассказывает о том, как меняются люди на войне и зачем там нужны священники.
иерей Игорь Иванов
|
– Говорят, что на войне нет атеистов. Это действительно так? На войне человек ближе всего к Богу?
– Да, это так. Но есть одно «но». Надо понимать, что война большая. И процентов 60–70 контингента непосредственно в боевых действиях не участвуют. Это штабисты, связисты и многие другие. Да, они все равно выполняют важные задачи, рискуют, везде есть потери и геройские поступки. Но именно в боевых действиях они не участвуют. Даже артиллеристы, которые, несмотря на то, что находятся на отдалении, участвуют в контрбатарейной борьбе и противодействуют диверсионно-разведовательным группам (ДРГ). Поэтому важно, где был конкретный военнослужащий, что он видел. Герой России протоиерей Михаил Васильев говорил, что вера воина зависит от того, сколько над ним пролетело горящего железа. В таких подразделениях, которые находятся на передовой, я не встречал атеистов. Там причащаются все.
– Отец Игорь, расскажите о Вашем личном опыте пребывания в зоне боевых действий.
– Я ездил один раз, прошлым летом, с отцом Михаилом Васильевым и пока полгода не могу поехать снова. Много бюрократических моментов, связанных с моим статусом, которые не давали мне такой возможности. Сейчас произошло много изменений. Возможно, в ближайшее время все изменится и уехать будет проще. Если все будет благополучно, то скоро поеду. Пока учусь и служу в храме Ильи Муромца и святой Варвары в поселке Власиха Московской области при штабе Ракетных войск стратегического назначения – там, где был настоятелем протоиерей Михаил Васильев.
При отце Михаиле было проще. Он собирал священников, проводил полноценные занятия, показывал, что нужно с собой брать, как нужно себя вести. Есть масса особенностей, которые должен учитывать священник. Например, нужно знать, как выглядит «лепесток». Это мина: маленькая, но очень подлая. Ее сложно увидеть в траве. Она, скорее всего, тебя не убьет, но оторвать ногу может запросто. И вот была ситуация: идет священник и видит бойца, который находит эту мину и начинает ее засовывать себе в бронежилет. Священник кричит: «Ты что делаешь?!» А боец отвечает: «Да это бронеэлемент, батюшка, вот нашел и решил бронежилет укрепить». Тот его благословил, «лепесток» аккуратно вынул, и все живы-здоровы, слава Богу.
– Люди привыкают к этим опасным факторам?
– Страх всегда есть, но все равно ко всему привыкаешь. Буквально несколько дней там побудешь – и уже по звуку можешь определить, какой снаряд летит к тебе и какой – от тебя. Там полезно обладать музыкальным слухом. Если тональность понижается, значит, летит не к тебе, а если повышается, то эта мина уже может быть «твоя». Но повышаться звук будет доли секунды, и нужно успеть «нырнуть» в укрытие. Те, кто на войне уже давно, хорошо ориентируются в звуках и во всем остальном. Люди привыкают к такой жизни.
Молебен на Поле Бородинском, 1812
|
– Многие священники хотят поехать туда?
– Лично я знаю многих, особенно из регионов, но большинство из них не могут. Когда ты настоятель нескольких храмов, то кто будет служить, если ты уедешь? К тому же и не все, при всем желании, способны к такому виду служения.
– А какими качествами нужно обладать, чтобы там пригодиться? Вроде бы каждый священник – человек неробкий и умеет общаться с людьми.
– При мне там был один священник, который не мог связать двух слов. Говорил очень долго ни о чем. Не считал необходимым готовиться к проповеди. Говорил, мол, Святой Дух подскажет. Слушать его было невозможно. Я же на проповедь всегда трачу пять часов подготовки, и всем очень нравится. Но этот священник приведет в храм сорок человек, а я – ни одного. Я не знаю, как это работает. Наверное, разные священники там нужны. Но точно нужно иметь навыки, соответствующую подготовку, особенно по тактической медицине.
– Чем приходится заниматься священнику на войне?
– Тем же самым, что и в мирных условиях. Только ты разговариваешь с военнослужащими, они больше повидали, знают многое о жизни.
– Как помочь людям, у которых убили друзей, близких? Какие слова найти?
– Зависит от человека. Чаще всего вообще ничего не нужно говорить. Человеку иногда нужно просто высказаться. Как правило, опытные бойцы друг другу не открывают душу. Это связано со многими особенностями. А потребность открыть душу у человека всегда есть. Священник специально этому обучен. Если я вижу, что человек просто хочет высказаться, я активно слушаю. Если появляется конкретный запрос, мы общаемся. У каждого священника будет свой опыт построения диалога, и каждый опыт имеет право на существование, если он помогает человеку, воодушевляет его.
– Вы были в зоне боевых действий в течение десяти дней. По возвращении какая усталость оказалась сильнее: эмоциональная или физическая?
– Эмоциональная. Физической я почти не ощущал. И к близости смерти быстро привыкаешь. Первое время там очень страшно, особенно если попадешь в какую-то переделку. Потом постепенно привыкаешь. Тебя это пугает, но уже не так беспокоит. Устаешь оттого, что очень большой поток людей и с утра до ночи ты с ними общаешься. Нужно в среднем хотя бы пятьсот священников, которые бы ездили туда минимум раз в месяц. Сейчас намного меньше, в лучшем случае – несколько десятков человек.
– Вы сказали, что люди очень меняются на войне. Как это происходит?
– Надо понимать, что война – это просто катализатор. Если человек – негодяй, то он станет еще большим негодяем. Если человек порядочный, то он станет героем. Война усиливает наши внутренние страхи, достоинства и грехи.
Война усиливает наши внутренние страхи, достоинства и грехи
У отца Михаила Васильева на приходе была плотная работа с войсками, и она продолжается при нынешнем настоятеле, протоиерее Александре Солдатенкове, со срочниками, контрактниками, офицерами, мобилизованными и в госпиталях.
Протоиерей Михаил Васильев
|
– Расскажите об отце Михаиле. Как долго Вы были с ним знакомы?
– С отцом Михаилом я мечтал служить с самого начала моего воцерковления. Когда я поступал в семинарию, смотрел разные материалы с ним и не только и был уверен, что, если стану монахом, то только таким, как владыка Тихон (Шевкунов), а если буду женатым священником – то таким, как отец Михаил. Специально я ничего не делал, чтобы к нему попасть. И вот в прошлом году, когда началась СВО, я решил, что должен быть там, с нашими бойцами. Пришел в Военный отдел, и меня пригласили на занятие для военных священников при одном из военных училищ. Я приехал, там был отец Михаил, я первый раз в жизни его увидел лично. У него занятия очень четко были продуманы: всегда детальный рассказ, показ на медиаресурсах.
– Он сам все готовил или были помощники?
– В основном он делал все сам. Но и отец Сергий Якименко, который недавно стал настоятелем храма Благовещения при штабе ВДВ в Сокольниках, много труда внес. И вот о нашей первой встрече: отец Михаил провел занятие. Потом отец Сергий провел инструктаж по экипировке, которую надо с собой брать. Нас сидело человек двадцать священников, и отец Михаил к каждому подходил и спрашивал, поедет ли он на войну. Я думал: «Хоть бы он не подошел ко мне!» Но он так же спросил и меня, а я ответил: «А сколько времени есть на подумать?» Он посмеялся и пошел дальше. В итоге я поднял руку. Так получилось, что отец Михаил взял меня к себе, и я прослужил под его началом примерно полгода.
– Каким он был человеком?
– Я его безмерно уважаю и люблю, но любой скажет, что он был очень тяжелым человеком. С ним было непросто. С ним было тяжело работать, тяжело разговаривать, тяжело служить. На службе священники обычно знают, какой будет следующий возглас или действие. А он мог в любой момент это переиграть. Он был очень требовательный и непредсказуемый. Очень эрудированный человек. Очень жертвенный. Не сосчитать, сколько у него было командировок. Он больше проводил времени на войне и в полях, чем дома. То на Дальний Восток поедет к морпехам, то еще куда-то. Все время был чем-то занят. В этом отношении они с владыкой Тихоном были очень похожи. Мне его очень не хватает…
– Как Ваша супруга относится к тому, что Вы по его примеру выбрали столь опасный путь?
– Некоторые священники говорят, что едут на учебу, а сами – туда. Мне тоже советовали не говорить жене всей правды, чтобы она не беспокоилась, но мой духовник сказал, что это нечестно. Что мы должны принимать такое решение вместе. Она, конечно, не хотела, но не отговаривала. Самое главное, что она, понимая всю необходимость, поддержала меня. Я бы не смог поехать без ее согласия. Духовник, конечно же, был прав, это было бы нечестно. Она каждый день читала за меня акафисты, и я чувствовал это. Конечно же, она волнуется... У нас недавно родился третий ребенок. Старшим сейчас пять и три года.
– Откуда Вы родом?
– Из центра мира – Воркуты. Мои мама и сестра до сих пор там, но собираются переезжать. Я после школы учился в поселке Вычегодский в Архангельской области на помощника машиниста тепловоза, потом работал три года с перерывом на армию. После армии переехал жить в Новороссийск, но пожалел об этом, слишком там было жарко по сравнению с Арктикой. Там я воцерковился окончательно и решил поступать в Сретенскую семинарию. Закончил бакалавриат, потом поехал по распределению на три года в Томск. Там закончил магистратуру, вернулся сюда и сейчас учусь в аспирантуре на втором курсе. Тема моей будущей диссертации как раз связана с военным служением: «Модель педагогической подготовки священнослужителя к укреплению духовно-нравственных сил военнослужащих в зоне боевых действий».
– Что такое военная педагогика для священнослужителей?
– Среди солдат есть запрос на то, чтобы у них как можно чаще бывали священники. Более того, есть запрос на то, чтобы они не просто приезжали, а полноценно занимались с личным составом. Но нет базы, которая бы священника к этому готовила. В семинарии всего один семестр педагогики, этого очень мало. А нужно же еще «заточить» ее под военные условия. Поэтому сейчас пытаемся создать эту базу.
Богослужение в Главном храме Вооруженных Сил Российской Федерации
|
– Расскажите про анкетирование среди солдат, которое Вы проводите.
– Я считаю, что должно быть исследование, которое подтверждает, что наше служение – не пустой звук. Это должно быть документально подтверждено. Священники нужны, они там занимаются важной работой, это работа, которая помогает людям. У нас самый боеспособный вид войск – это воздушно-десантные войска. Они участвуют в любом конфликте. Отец Михаил до недавнего времени был главным по ВДВ. Два самых воцерковленных вида войск – это ракетные войска стратегического назначения (РВСН) и ВДВ. И в обоих работал отец Михаил Васильев со священниками, которых он подготовил. Есть и личный опыт, который показывает, что если священник работает с подразделением, то оно лучше себя чувствует. У военнослужащих лучше психическая устойчивость, внутреннее состояние, боевая подготовка. Они более мотивированы. Мы хотим объяснить военному начальству: вы можете не верить в Бога, но если вы хотите, чтобы ваша армия была боеспособной, то нужны не только те, кто будет готовить солдат уничтожать противника, но и те, кто будет их готовить жить и умирать за веру и Отечество. Нужны священники. Осталось это научно доказать.
Если священник работает с подразделением, то оно лучше себя чувствует
Отец Михаил Васильев не раз говорил, что должна быть отдельная военная епархия с епископом во главе, чтобы священник не был зависим от епархиального архиерея. Он должен получать зарплату от Министерства обороны, числиться в штатном расписании и быть социально защищенным. Сейчас, если ты уехал в зону боевых действий на полгода со своим подразделением, настоятель тебе никаких денег не обязан платить, а семья каждый день хочет кушать. Но, конечно же, большинство настоятелей и архиереев с пониманием относятся к важности такого рода служения. Только проблему это не решает. Нужно решить этот вопрос на законодательном уровне.
– О чем Вы говорили с бойцами перед боем?
– Например, спрашивал: «Кто из вас самый молодой?» Поднимают руку 18-летние. И тогда я спрашиваю, сколько было лет Александру Невскому, когда он стал князем. Ответ: 16. А сколько ему было лет, когда он одержал свою знаменитую победу на Неве? 19 лет. Во время Ледового побоища ему был 21 год. И в свои годы он вершил судьбу нашего государства на тысячу лет вперед! А сегодня эту историю творит каждый из них на своем месте и в своем звании отвечает за будущее на годы вперед. И дальше развиваю мысль об ответственности, которую они несут. И после этого каждый из них мыслит себя уже не Петей или Васей, который курит у забора и прячется от мамы, а Александром Невским, который вершит судьбу Отечества. И глаза у них загораются.
– Отношение к смерти меняется у людей на войне?
– Конечно, меняется. Одно дело, когда ты живешь вдали от всего этого в тепличных условиях. А там ты в любой момент можешь погибнуть. И не важно, какой ты специалист, сколько часов подготовки ты прошел. От случайного снаряда это не спасет. Ты погибнешь и можешь даже не успеть доехать до зоны военных действий.
Страшнее смерти только сидеть и ждать ее
Там и жизнь начинаешь чувствовать по-другому. Страшнее смерти только сидеть и ждать ее. Я вырос в Воркуте в криминальном районе и многое видел, но все равно бывало очень страшно. А я не могу показывать страх, ведь моя задача – воодушевлять других. Я старался думать о своем долге, жене и детях. Я понимаю, что это самое драгоценное, что есть у меня в жизни, а все остальное – ерунда. Наверное, большинство людей думают так же, происходит переоценка.
Фото: russdom.ru
|
– Бойцы рассказывают о случаях, когда они пересмотрели свой взгляд на жизнь?
– Да, у всех своя история. Особенно в госпиталях, где более спокойная обстановка, можно услышать много таких историй. Были случаи, когда осколок попадал в железный крест. Знакомый танкист отца Михаила повесил иконку Богородицы на башню танка с внутренней стороны, и туда «прилетел» артиллерийский снаряд 155-миллиметрового калибра, но не пробил броню. Члены экипажа были сильно контужены, но остались живы. Конечно же, это могло случиться и по другим причинам. Многое зависит от угла попадания, конкретного места на танке и многих других вещей, но факт остается фактом. Как бы ни сложились «удачные» моменты, бойцы чувствуют в этом руку Бога. У бойца в танке висела обычная бумажная иконка Богородицы, которую он теперь всегда берет с собой и на другую технику.
Таким образом Бог водит своих людей, где бы они ни оказались, особенно на войне.
Беседовала Наталья Крушевская
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.