Пастырские встречи. Православные святыни

Как рождается душа? Как отличить сумасшедшего от юродивого? Каково это – служить Литургию в храме Гроба Господня и держать в руках Терновый венец Спасителя? На пастырских встречах в кафе «Несвятые святые» иеромонах Лука (Ауле) рассказал о моментах непередаваемого счастья, которые ему удалось испытать.

– Отец Лука, почему у нас только раз в год соборуются?

– По канонам Таинство Соборования совершается над человеком один раз в течение болезни: человек заболел чем-то и зовет священника, чтобы тот прочел над ним молитву и помазал части его тела елеем. Простуда – это у нас обычное дело, но вот, скажем, кто-то заболел коронавирусом или еще какой-нибудь серьезной болезнью, например двусторонним воспалением легких, тогда его можно пособоровать. Предположим, человек выздоровел, а потом сломал ногу, тогда можно снова его пособоровать – раз в болезнь. Что же касается общего Соборования, то, помимо всех молитвословий и замечательных богослужений, в которых Церковь призывает нас к покаянному духу, она милостиво дарует своим чадам один такой день, когда мы все вместе приходим в храм и нас, духовно больных людей, можно пособоровать. Великим постом к покаянию нам прилагается еще и такая милость Божия, когда Господь нас очищает от всех наших забытых грехов и соединяет в Своей благодати с Духом Святым, и мы все чувствуем эту радость после Соборования. Это, прежде всего, готовит нас к встрече Пасхи.

– Батюшка, скажите, почему нет реинкарнации? Ребенок в три года начал играть на скрипке. А другой человек рассказывал, что в прошлой жизни он жил в другой стране, и подробно описывал это место, хотя никогда там не был. Может быть, реинкарнация была бы и с нами, если бы мы не крестились?

– Учение о реинкарнации появилось еще в Древней Греции. Сократ, Платон, Аристотель и другие древнегреческие философы верили в переселение душ. Это чисто языческая вера, а на самом деле не существует никакой реинкарнации, никакого переселения душ. В православном учении ничего этого нет. Кстати, на V Вселенском Соборе в 553 году было анафематствовано учение о перевоплощении душ. Поэтому, если вас спросят, почему не существует реинкарнации или как к ней относится Церковь, скажите, что Церковь анафематствовала подобное учение о переселении душ еще на V Вселенском Соборе.

– А как рождается душа?

– Все мы знаем, что человеческая жизнь зарождается после слияния двух клеток – мужской и женской. Вот в этот момент, когда эти две клетки соединились, они никогда не дадут третьей клетки, если там не будет души. Поэтому бессмысленно говорить о том, в каком месте находится душа человека: она везде, в каждой клетке. А когда человек умирает и душа выходит из тела, каждая его клетка, оставшись без души, становится мертвой. Душа уходит в места иные, куда определяет ей Господь, где она и пребывает до Второго Его славного Пришествия. Душа при этом больше уже никуда не переселяется. Говорят: «Душа отошла к Богу». Это так, но в каком она состоянии и где она пребывает, только Бог знает. Конечно, если душа жила евангельскими заповедями и пребывала в покаянии, Господь забирает ее и определяет эту душу в рай. И каждый человек, живущий на земле, который соприкасается с Божественной благодатью: либо в Причастии, либо в Таинстве Исповеди, либо в Таинстве Соборования, просто в молитвах к Богу, в своей добродетельной жизни, – он, пребывая в этой благодати, уже понимает, куда он пойдет.

Никогда не забывайте, что, как бы мы сильно ни нагрешили, что бы мы ни сделали, всегда возможно покаяние. Есть основные четыре добродетели, которые умножают веру: это изучение Священного Писания, это святое Таинство Евхаристии, святое Таинство покаяния и Исповеди и наша добродетельная жизнь: наши молитвы, наши посты и наши добрые дела, которые мы делаем Христа ради. От всего этого мы получаем Божественную благодать и взращиваем нашу веру. Поэтому, если вы согрешили, не унывайте и всегда помните апостола Петра, который бесконечно любил Господа, три раза отрекся от Него, отрекся от своего Создателя и Творца, но покаялся, и Господь его сделал первоверховным апостолом, Своим самым любимым, дал ему ключи от Царства Небесного. Вот что значит искреннее покаяние.

– Как отличить юродивого от сумасшедшего?

– Сейчас вопрос о юродивых уже не стоит. Теперь у нас не то время. Сумасшедшие есть, а вот юродивых больше нет. А вообще это очень тонкий вопрос. Если почитать жития святых, в том числе юродивых, то первым делом мы с вами поймем, что если это настоящий Христа ради юродивый, то прежде всего на нем была великая Божия благодать. Подменить ее невозможно, и эту Божию благодать люди всегда чувствовали в юродивых. Я думаю, сердце нам подскажет, юродивый перед нами или сумасшедший.

– Отец Лука, скажите, пожалуйста, в каких случаях надо подавать записки на сорокоуст и когда – на Неусыпаемую Псалтирь? Что лучше заказать, если человек крещен, но невоцерковлен?

– Я вам не советую, если человек крещен и невоцерковлен, подавать на сорокоуст. Если уж подавать, то на 40 дней на Псалтирь. Дело в том, что обычно человек, который крещен, но невоцерковлен, живет как попало. И если за него будут читать сорокоуст, на человека могут напасть искушения. Понаблюдайте тогда за ним, посмотрите, и если все нормально, то и слава Богу, на год можно будет подать за него, и, конечно, самим молиться тоже.

Вообще поминание людей – это очень серьезно, я знаю это на собственной практике. Особенно когда ты не просто прочитал записку, и все, а когда ты сердцем поминаешь, когда ты молишься за каждого человека.

Я вспоминаю день моего пострига, когда нас владыка Тихон с отцом Клеопой вместе постриг, а назвал он нас в честь эммаусских путников Луки и Клеопы (ср.: Лк. 24: 13–35). Мы вместе пришли в обитель, и он нас вместе постриг. Мы тогда жили не так, как сейчас: сейчас у нас шикарнейшие условия, даже послушники у нас имеют отдельные келлии. А когда я пришел в монастырь, у нас за счастье считалось, если мы вчетвером жили в одной комнате. И никто друг с другом не спорил, не ругался, мы находили время, когда мы могли помолиться, находили время для беседы. Обычно у нас было две службы – поздняя и ранняя, и все шли на позднюю службу, чтобы подольше поспать, а я ходил на раннюю службу, и думаю: «Они пускай спят, а потом они все пойдут на службу, а я в келлии почитаю Евангелие». Мне так радостно было: пойдешь, причастишься, а потом приходишь и читаешь Евангелие – такое умиление было. И вот я читал, читал Евангелие – у меня тогда было только одно Евангелие с толкованиями, от Луки, – и я каждый воскресный день приходил и читал Евангелие с толкованиями. Было так хорошо, так радостно: я читаю, и никого нет в келлии, все на службе.

Причастишься, а потом приходишь в келлию и читаешь Евангелие – такое умиление, так радостно было

– А спать вам не хотелось?

– Да вы что! Это первые годы в монастыре. Какое там спать?! Я читал Евангелие, а потом у святителя Игнатия (Брянчанинова) я где-то вычитал, что если христианин полностью прочитает Евангелие или одного какого-то евангелиста, но с толкованием, внятно, чтобы до сердца все это дошло, его Господь без награды не оставит. А я тогда как раз Евангелие от Луки дочитал до конца и подумал: «Да, интересно, что же даст мне Господь, как Он меня наградит?»

Когда я только что пришел в монастырь, я увидел постриг: монах ползет, в храме темно, горят свечи, он подползает, ему ножницы кидают, а потом его заводят в алтарь, и он сидит там три дня, ночью, один, молится со свечой… и мне так жутко было. У нас был архимандрит Анастасий, Царствие ему Небесное, прекрасный батюшка, и он нам рассказывал, как в монастыре в Печорах его постригли в монахи и как он пять дней сидел в алтаре, а на пятые сутки в алтарь залетело какое-то чудовище, махало крыльями, орало, и он так испугался, ему было так больно, так страшно! А мы молодые, нам и так страшно, можете себе представить, как мы испугались. Я думаю: «Господи, что же это за искушение такое!»

И я начал готовиться к постригу. У нас есть скит под Рязанью, там большой лес и домик возле леса. Я вечером, как смеркается, выйду из домика, увижу этот черный глухой лес, и мне жутко. Я всегда сторонился этого леса и ходил окольной дорогой, чтобы только посветлее было. И я, наверное, целый год думал и мечтал о том, чтобы себя преодолеть и в этот черный лес зайти. У преподобного Иоанна Лествичника в одной из глав написано, что если ты хочешь победить в себе страх, ты должен идти туда, где тебе страшно, молясь Богу (см.: Иоанн Лествичник, преподобный. Лествица. Слово 21). Так что в один из летних дней, когда уже наступила полная тьма, я обошел этот лес стороной, взял четки, помолился со смирением: «Господи, прости меня, я это делаю не ради какого-то тщеславия, а ради того, чтобы, как Иоанн Лествичник говорил, преодолеть в себе этот жуткий страх, который во мне сидит, потому что мне предстоит монашеский постриг, а там еще какое-то чудовище летает, и мне страшно. Надо готовить себя. Помоги мне, Господи!» Я взял в руки четки и пошел в этот черный лес. Зашел, а ничего не видно, я пошел непонятно куда, четки держу и молюсь. Молюсь и иду. Я молился, молился, но интересно, что как только я преодолел себя и вошел в лес, страха больше не было. Появилась даже какая-то радость. Вокруг тишина, я иду, молюсь, молюсь, молюсь, а не вижу ничего, такая тьма, хоть глаз выколи. Представляете себе, там где-то запуталась корова, и я на эту корову наткнулся. И она как дернется! Слушайте, эта корова там куда-то рванула, я тоже куда-то рванул. Я ничего не пойму: что, куда бежать? Не знаю, сколько времени я блуждал в этом черном лесу с этой коровой, потом вылез где-то – грязный, оборванный. Выбрался на какую-то дорогу и уже потом пришел к себе.

Я взял в руки четки и пошел в этот черный лес. Ничего не видно, тьма. А я молюсь и иду

– А как готовился к постригу ваш товарищ Клеопа?

– Сейчас расскажу. Итак, прошло два года, у меня за спиной опыт, я прошел какую-то школу, с коровой столкнулся в лесу. А Клеопа ничего не делал и продолжал бояться. И я беспокоился: как же Клеопа один в алтаре сидеть будет? И каково было мое удивление, когда нас с Клеопой постригли вдвоем! А вдвоем сидеть уже не страшно. И я подумал: «Как милостив Бог». Я потом пришел к отцу Анастасию и сказал: «Отец Анастасий, я сидел в алтаре, ждал, ждал, ничего не прилетело». А он заплакал, представляете себе, и говорит: «И слава Богу».

Вы знаете, когда меня постригли, такая радость была неизреченная, я сидел и боялся слово сказать. Такая радость бывает, может быть, раз в жизни. А первое послушание, которое отец Тихон дал нам с Клеопой, было прочитать Евангелие от Луки, где Клеопа и Лука путешествуют в Эммаус. Я сидел и молчал первые часы, только молился за всех, кого я знал. Я не мог по-другому, я подумал: «Такая минута бывает раз в жизни, а я хочу в этой минуте вымолить всех, чтобы все спаслись». Я всех, кого мог, вспоминал и молил Бога, чтобы Господь их помиловал и спас. Долго-долго молил, потом говорю: «Клеопа, у нас же с тобой послушание, давай прочитаем Евангелие». И как только я произнес эти слова, я сразу потерял это небесное, неземное состояние.

Второй раз в жизни я такое состояние испытал, когда поехал в Иерусалим делать там звуковой проект в обители Марии Магдалины. Помню, я туда приехал и сразу, засучив рукава, давай работать. День и ночь работаю, проводки делаю, сверлю, довольный такой, и мне все время приходит помысел: «Лука, ты хотя бы сходи на Гроб Господень». И я отвечаю: «Я обязательно схожу на Гроб Господень, но у меня же послушание». А помысел не отстает: «Но тут же в километре всего Гроб Господень, сходи, приложись». А я опять: «Вот сейчас выполню послушание и схожу».

Я там познакомился со схимонахиней Серафимой, она схимница уже 70 лет, представляете себе? Просто удивительный человек, мы с ней подружились. Она видела, что происходит, и всячески пыталась мне помочь, а патриарх был ее большим другом, так она взяла и пошла к патриарху и говорит: «Слушай, Луке моему тяжело, утешь его, дай ему разрешение, чтобы он мог служить в любых храмах Палестины». И патриарх мне сделал такую грамоту, что я могу прийти и в любом храме Палестины послужить. Схимонахиня Серафима ко мне пришла и порадовала этой новостью. 95 лет ей тогда было, она и сейчас жива. Представляете себе, она ризничная, ей почти сто лет, и она до сих пор работает. Уникальный человек! Так вот, рассказала она мне это, и я тут же воспрянул духом: надо же, я могу в любом храме Палестины служить. Прихожу я вечером в нижнюю трапезную, прибегает одна монахиня, красивая, как ангел, и говорит мне: «А что, вы не будете сегодня служить?» Я спрашиваю: «Где?» Она отвечает: «На Гробе Господнем сегодня служба. Вы разве не пойдете?» А я еще даже не притронулся к еде. Я говорю: «Да-да, конечно, я иду служить».

И я беру эту грамоту, прихожу, а там никого нет на Гробе Господнем, будний день. Приехал митрополит Иларион, первоиерарх Русской Зарубежной Церкви, какой-то греческий епископ и я. Нас трое, да еще монахиня этого монастыря, и больше никого нет. Я показал им эту грамоту, они мне сразу дали облачение, я облачился. Служили мы прямо на Гробе Господнем, и это была такая радость, я не могу ее передать словами. И потом, когда мы шли, они мне дали Копие нести. И вы знаете, несу я это Копие, и мне представилось, что я воин Христов с копьем. Эти воспоминания многого стоят, я так порадовался, этого просто не передать.

Еще один раз я сподобился быть в соборе Парижской Богоматери в Париже, во Франции, и я очень мечтал приложиться к Терновому венцу. Знаете, так интересно вышло: я приехал в Париж со своими друзьями, это была моя мечта. Но я приехал не за Терновым венцом, а чтобы найти главу Иоанна Крестителя, она меня очень интересовала, но она находилась не в Париже, а в городе Амьен, который в ста километрах к северу от Парижа. Мы прилетели в Париж, и я подумал, что надо найти какой-нибудь православный храм, зайти в него и у батюшки спросить, где какие святыни.

Так я и сделал, я нашел храм Трех святителей и зашел туда. Захожу, тишина, в храме никого, иконы, все так красиво, и вдруг из алтаря такой крик ко мне: «По-церковнославянски читаешь?» Я даже не видел, кто там кричит, но говорю: «Да». «Благословен Бог наш!» Я думаю: «Кошмар». Но я же и чтец, и певец, я все это умею, годами читал на клиросе. Ну, я сразу: «Аминь. Слава Тебе, Боже, слава Тебе», – и бегу, ищу клирос. Короче говоря, прибегаю, нашел там кучу всяких нот и сразу стал искать Часослов. Нашел Часослов, нашел девятый час, и пока читал его, а я многое на память помню, нашел Тропарион, богослужебные указания, тропари, стихиры. Стреляный воробей, сами понимаете. И уже пою «Господи, воззвах», и все нормально, я веду богослужение, а батюшка меня даже не видел. Доходим мы до шестопсалмия, тут приходит монахиня, такая француженка, и говорит мне с акцентом: «Батюшка, большое спасибо вам, дальше я сама». Я говорю: «Слава Богу!»

Захожу к священнику. Сидит батюшка такой замечательный, лицо красное, нормальный такой батюшка, и спрашивает меня: «Откуда?» Я говорю: «Из Москвы». – «Спасибо тебе!» Я говорю: «Да, батюшка, ты веселый». Он спрашивает: «Чего хочешь?» – «Да вот я приехал во Францию и, честно говоря, хотел приложиться к святыням». Тот говорит: «Я тебе все устрою».

На следующий день прихожу я в Нотр-Дам-де-Пари, стою, молюсь, вдруг в три часа дня начинается торжественный звук органа, красота неописуемая, идет крестный ход, и несут святыни. И все так красиво, так торжественно, я был просто потрясен. Надо отдать должное католикам, они все сделали удивительно красиво. И стоит девушка и поет на французском языке о страданиях Спасителя, мне потом переводили. Все это так потрясло меня, я так порадовался, как будто Пасха, такая пасхальная радость. Идет эта процессия, и несут в руках Терновый венец, а сзади идет этот батюшка Николай и говорит мне: «Ну что ты там стоишь? Иди сюда, пойдем вместе с ними!» Я сначала сомневался, а потом встал рядом с ним, и мы присоединились к крестному ходу. Мы прошли, и католики положили на такой возвышенности все эти святыни: там был гвоздь, один шип, сам Терновый венец и, по-моему, частица Древа Креста Господня. Мы поднялись, католики сели, и мы за ними. И батюшка меня спрашивает: «Ну что, Терновый венец хочешь подержать?» А я даже и не мыслил такого! Я взял Терновый венец в руки, и у меня просто дар речи отнялся. Я стоял, смотрел на него и как на небе был, честное слово. Я, наверное, минут 15 его держал, смотрел на него. Там не было ни одного шипа, он полностью был запаян в стеклянную колбу и обвит красивыми золотыми листьями. Его запаяли после Французской революции, его тогда чудом удалось сохранить, а шипы раздали по всему миру, их было около 70 штук, остались только веточки. И чтобы их больше не трогали, их запаяли в стеклянную колбу. Я держал в руках эту стеклянную колбу, и то, что я испытал тогда, просто непередаваемо. И когда я вышел из храма, я потом до самого вечера не мог говорить. Мои друзья все понимали: мы ходили по городу, а я не был на земле в этот момент, настолько меня тронула эта святыня.

Беру Терновый венец в руки… Я как на небе был!

А потом мы поехали в Амьен и приложились к главе Иоанна Крестителя. Меня это тоже сильно потрясло, я смотрел на главу, молился, и мне так жалко было уезжать, я думал, что больше уже никогда не увижу эту святыню. Но на самом деле я потом еще четыре раза туда приезжал. И в один из моих приездов так удивительно вышло: владыка, который служил в Париже, сказал мне: «Отец Лука, вы хотите с нами послужить у главы Иоанна Крестителя?» Представляете себе, какая была ко мне удивительная милость Божия! И я послужил Литургию прямо у главы. Это немыслимо, но это произошло.

Поездить по миру и посмотреть святыни – это, конечно, многого стоит. У нас в России тоже очень много святынь: и во Псково-Печерской обители, и в Киево-Печерской обители, и в других монастырях. Мы порой едем на другой край света приложиться к какой-то маленькой частице, когда у нас было столько таких подвижников, что и помыслить невозможно. Наши святыни тоже не надо забывать. Сейчас, в связи с пандемией, за рубеж особо и не поедешь, зато можно ездить по нашим российским святыням.



Размер пожертвования: рублей Пожертвовать
Комментарии
Написать комментарий

Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.

Введите текст с картинки:

CAPTCHA
Отправить