Гончарный круг вращался со скрипом. Надо было смазать его, но у Терентия все не доходили руки: то одно, то другое. То спешный заказ, то дела неотложные. Его лавка стояла по ту сторону от Марсова поля, за крепостной стеной. Рядом бок о бок прилепились хибарки других ремесленников и мелких торговцев. Лавка была одно название, так, лачуга с огрызком двора, где под навесом сохли на солнце только что слепленные горшки и амфоры, еще без всякого рисунка. Между ними бродили три курицы и клевали то, что плохо лежало. Вот и весь маленький мир, в котором Терентий жил с семьей: женой Авилой, тремя сыновьями и дочкой-последышем.
Жил – это, конечно, громко сказано: перебивался, покрывая один долг двумя новыми, а иногда и тремя, смотря какой год выдавался. Этот, нынешний, четвертый при императоре Нероне, с самого начала не задался. У соседа, Корнилия, пожар случился. Его лавка дотла сгорела, а Терентий хоть свои пол-лачуги отвоевал у огня. Хорошо, братья во Христе набежали, помогли отстоять общими силами. И то теперь вот приходилось сыновьям спать во дворе. А когда это все отстроится, даже трудно загадывать. Да загадывать и не надо. Грех один – так в эпистолиях написано.
– Эй, Терентий! – окликнули его из-за ограды, оторвав от мыслей самым бесцеремонным образом.
Терентий поднял голову на окрик. Через изгородь высовывалась голова Феликса, раба из соседней лавки пекаря.
– Бросай свой горшок. Беги скорей, пока Квинтуса не забили.
Терентий отставил недоделанную заготовку и побежал со двора, по дороге вытирая грязные руки о перепачканную тунику. Вчера было их собрание в хлеву патриция Петрония. Собиралась их маленькая община через неделю и в большой тайне. Большинство были рабами из соседних вилл, но выбираться по ночам выходило у них с трудом. Преломляли хлеб малым числом верных, но Терентий, несмотря на каждодневные труды, исхитрялся приводить к вере новых и новых сынов и дочерей их Отца. Выходило это не иначе, как с Божией помощью. Терентия выбрали сами новообращенные, решив, что он самый подходящий, самый за других ответственный. Между прочих добродетелей имел дар слова, любвеобильное сердце, а еще он умел читать. Кое-как, но все же умел. А потом пересказывал прочитанное своим собратиям. Прошлой ночью как раз читали они «Послание к Римлянам» и обсуждали его до мелочей. Терентий, пока бежал до дома хозяина Квинтуса, молился горячим сердцем:
– Помоги, Господи, останови их. Не забирай оглашенного неподготовленным.
Квинтуса хозяин и в прошлый раз обещал прибить, если еще раз ночью покинет его виллу без спроса. Он был грамматикус, обучал сына хозяина греческому языку и очень интересовался новым учением. По комплекции Квинтус был слабого сложения и мог не выдержать тяжелую руку надсмотрщика. Терентий как раз готовил его к крещению, но не успел объяснить все, что считал нужным.
Добежал вовремя. Во дворе стояла скамья, а на ней лежал избитый человек. Окровавленное тело Квинтуса уже обмякло. Один из надсмотрщиков откинул кнут и вытер пот со лба:
– Хватит с него. Готов.
«Слава Богу, выживет!» – выдохнул Терентий с облегчением. Квинтуса стащили с лавки и поволокли в сарай. Терентий рванулся следом:
– Можно мне поухаживать за ним? Вашему господину невыгодно, чтобы такой образованный раб умер: он так дорого стоит.
Звероподобный надсмотрщик тупо посмотрел на Терентия, медленно соображая, пускать или нет его к Квинтусу и что из этого может быть. Потом кивнул:
– Иди.
Терентий прошел в сарай, оглянулся туда-сюда и, удостоверившись, что никто за ним не наблюдает, возложил руки на Квинтуса и начал молиться. Своими словами, как сердце подсказывало. Так он делал в жизни несколько раз, и всегда Господь слышал и давал ему по его прошению, когда дело касалось его братьев по вере. Но сам себе Терентий почему-то помочь не мог.
Квинтус открыл глаза. Его раны на спине перестали кровоточить. Терентий посидел какое-то время с Квинтусом, утешил его и пошел назад. На его глазах произошло очередное чудо, и его била нервная дрожь.
***
Гончарный круг скрипел, и руки сами делали привычное дело. Постепенно Терентий втянулся и даже успел слепить два кувшина из того заказа, что требовал тучный Публий. Он ссужал деньги в долг четверти Рима, и дела его шли неплохо. Терентий тоже задолжал Публию и умолял его об отсрочке. Но тот был непреклонным. Срок платежа истекал завтра. Единственно, на что согласился жадный ростовщик, – разрешил расплатиться кувшинами в счет долга. Терентий спешил управиться с работой. Но, видимо, управиться ему было не суждено.
Во двор вбежала бедно одетая девушка. Терентий поднял голову и узнал в ней Анфису, новопросвещенную, которую крестил лично месяц назад. В вере не тверда, вся в колебаниях и сомнениях, о чем и говорила вслух на общей исповеди перед братьями. Она кинулась к Терентию и чуть не поломала сохнувший рядом кувшин:
– Умоляю, Терентий, помоги! На тебя последняя надежда. Публий грозит взять меня в наложницы, если мой отец сегодня не вернет ему пять сестерциев. А у отца только три. О, лучше я убью себя, чтобы не достаться мерзкому Публию.
Терентий моментально представил, что случится с маловерной Анфисой, и попытался успокоить ее:
– И наложницей ты можешь служить Господу. Ты молись, и Господь подаст тебе свободу. – Нет! Нет и нет! Лучше броситься в Тибр! Мерзкий Публий с тройным подбородком и кривыми ногами будет сегодня обладать мною… Умоляю, Терентий, сделай что-нибудь.
Терентий попытался сказать еще что-то обнадеживающее, увещевал уповать на милость Божию, но все было напрасно.
Анфиса рыдала и не могла успокоиться. Обнимала ноги Терентия и умоляла спасти ее. Тогда Терентий решился на крайнее средство. Он пошел в дальний угол своей лачуги и вынул из стены два кирпича. Там в кожаном кисете он держал деньги их небольшой общины, которые хранились в большой тайне для экстренных случаев. Терентий достал кисет и высыпал его содержимое на грязную ладонь. Там был всего мелочью полсестерция. Этих денег было недостаточно.
Терентий подумал минуту и недрогнувшей рукой достал из того же тайника недостающие полтора сестерция с мелочью, которые откладывал на выплату своего собственного долга. Потом перевел взгляд на старшего сына и глубоко вздохнул.
– В чем-то мужчине бывает легче, чем женщине.
Он вышел из лачуги и отдал кисет с деньгами Анфисе. Стань она наложницей, может отойти от Христа и тогда погубит свою бессмертную душу. Долг Терентия как епископа пожертвовать своим сыном, чем этой слабой овцой.
Недрогнувшей рукой он достал из тайника деньги, которые откладывал на выплату собственного долга, и отдал Анфисе
Ночью Терентий долго ворочался, но старался сохранить тишину, чтобы не разбудить детей. Пусть спят: завтра тяжелый день расставания. Старший сын, рослый и сильный Тит, последний раз спит дома. О собственном сне не было и речи.
На его плече всхлипывала Авила, шепотом причитая:
– Всем помогал, а для собственного сына времени не нашел. Завтра Публий его в рабство за долги заберет. Кто знает, что его ждет, нашего мальчика.
Терентий кусал губы, чтобы не ответить резко. Да, он молил Господа пронести мимо эту чашу, но на все Его святая воля. Еле-еле нашел в себе силы сказать успокаивающее:
– Тит – раб Бога Живого. И иго Его легко.
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.