Документы Московской духовной консистории от 3 ноября 1788 года, свидетельствующие об отставке прежнего строителя Московского Сретенского монастыря иеромонаха Иоакинфа, также содержат указания относительно поставленного на его место прежнего наместника Боровского монастыря. По архивным сведениям удалось проследить, что в 1799 году строителем Московского Сретенского монастыря еще оставался иеромонах Никон.
|
При назначении предписывалось «новоопределенному строителю Никону дать указы и велеть, все ли бывым строителем будет сдано или чего не явится, в консисторию рапортовать».
О принятом от иеромонаха Иоакинфа монастырском имуществе иеромонах Никон сообщал в рапорте, который был заслушан на заседании Московской духовной консистории 1 марта 1789 года. Как следует из рапорта, при передаче, на которой присутствовали кроме иеромонаха Никона и иеромонаха Иоакинфа казначей обители иеромонах Иосиф и ризничий монастыря священник Иосиф, была составлена опись передаваемого имущества, согласно которой всё из церковных вещей, кроме украденного в 1788 году, «оказалось в целости».
Всё церковное имущество, наличная денежная казна – всего 803 руб. 91 коп., а также отданный из управы благочиния в монастырское ведомство ветхий каменный дом бывшего купца Ракова были приняты новым настоятелем от бывшего строителя иеромонаха Иоакинфа. При этом, поскольку предметы «церковные и ризничные, то есть святые иконы в окладах и с привесом, сосуды, кресты, Евангелии, напрестольные одеяния, воздухи, ризы, книги и прочие церковные вещи, имелись на руках <…> ризничего священника Иосифа», теперь они также были отданы ему «под хранение и смотрение с распиской».
Состоявшаяся тогда передача дома купца Ивана Ракова не была окончанием этого спорного дела, рассмотрение которого происходило ранее при игумене Арсении и иеромонахе Иоакинфе.
Так, в конце мая 1790 года Московской духовной консисторией было заслушано прошение московского купца Ивана Яковлева Ракова о приказании строителю Сретенского монастыря учинить с ним расчет согласно заключенному контракту «в выстройке им на монастырской земле хоромного жилого строения, в собираемых им, настоятелем, с живущих в том выстроенном им дворе доходов, со дня его, купцом, тем домом невладения, и об отдаче за вычетом поземельных денег излишних ему, купцу, впредь о выплачивании всей утраченной им на то строение семитысячной суммы».
Консисторией было поручено составить справку о данном «дворе» на основе выписок из имеющихся в ее распоряжении дел.
К 19 июня 1790 года удалось выяснить, что московское губернское правление имело сведения о незаконности принятого решения о закладе «в тысячи ста рублях» московскому купцу Нестеру Сафронову московским купцом Иваном Яковлевым Раковым дома, выстроенного им на земле Сретенского монастыря по контракту, заключенному с архимандритом того монастыря Никоном, и с землей монастырской. На неправомочность таких действий указывал в своем прошении в Московскую духовную консисторию бывший тогда настоятелем Сретенского монастыря игумен Арсений.
Консисторией было приказано снова рассмотреть прежде поданное прошение игумена Арсения и с приложением копии, списанной с упомянутого контракта, вновь представить для определения.
18 сентября 1790 года было рассмотрено прошение московского купца Ивана Ракова «о выдаче ему за труды из получаемых за выстроенный им Сретенского монастыря на земле двор по двести рублей на год и о прочем». Резолюцией Его Высокопреосвященства Высокопреосвященнейшего Платона поручено было представить объяснение от строителя Сретенского монастыря, «может ли он на сие требование согласиться и не может ли какое другое просителю учинено быть от монастыря снисхождение».
30 октября 1790 года последовало окончательное решение по данному делу. В соответствии с резолюцией митрополита Платона на подготовленном консисторией определении «об отказе московскому купцу Ивану Ракову в просьбе его о выдаче ему из получаемых с выстроенного им на монастырской Сретенского монастыря земле двора денег за прошедшие пять и впредь в десять лет по двести рублей на год и о прочем», строителю Сретенского монастыря был послан указ с соответствующим предписанием. Так как этот дом был построен купцом Раковым, который теперь «находится в недостаточном состоянии», то строителю обители во внимание к нынешней бедности купца и вместо милостыни предлагается выдавать Ивану Ракову, «начиная с будущего 1791 года, из собирающихся с того дома денег, чрез 10 лет, по сту рублей, ежели сих денег за расходом на содержание того дома и за монастырскими потребностями доставать будет».
Под датой 11 декабря 1790 года в журналах консистории упоминается о поданном прошении от московского купца Ивана Ракова «о выдавании ему из Московского Сретенского монастыря определенных денег по сту рублей на год вперед года». На прошении резолюцией Его Высокопреосвященства предписано: консистории имеет поступить по определению и воспоследовавшей резолюции.
Документы Московской духовной консистории содержат еще несколько материалов, касающихся земельных и домовых владений Сретенского монастыря.
Летом 1797 года строитель иеромонах Никон обратился в Московскую управу благочиния с «объявлением» об освобождении принадлежащего монастырю дома «в Белом городе в Мясницкой части 4 квартала в приходе церкви Успения Пресвятой Богородицы, что в Печатниках, под № 392, о шести покоях указной меры» от постойной повинности.
Дело в том, что в XVIII веке после соответствующих преобразований Петра I «Военное ведомство стремилось максимально сократить расходы на содержание войск, обязав население размещать по своим домам военных постояльцев без оплаты путем натуральной постойной повинности». Однако позднее, при Павле I, жители городов могли вложить некоторую сумму на строительство казарм, что освобождало их от непосредственных тягот постойной повинности.
О таком своем намерении и сообщает иеромонах Никон Московской управе благочиния: «Взношу при сем единовременно на построение казарм деньги двести десять рублей, почему Московскую управу благочиния и прошу деньги принять, а дом означенного монастыря от постою вечно уволить и дать билет августа 31 дня 1797 года».
В документах находятся указания на освидетельствование площадей указанного дома, принятие от строителя иеромонаха Никона «в экспедиции денег двести десять рублей». Имеется также копия и подлинник запрашиваемого иеромонахом Никоном билета: «Для освобождения по Высочайшему именному Его Императорского Величества повелению вечно от постою дому Сретенского Московского монастыря, особо от оного выстроенного и в наем отдаваемого, состоящего в Белом городе в Мясницкой части в приходе церкви Успения Пресвятой Богородицы, что в Печатниках, под № 392, в коем указной меры шесть покоев, за взнесенные на построение казарм для войск 210 рублей августа 31 дня 1797 года».
Именно в 1797 году, после указа Павла I, в хозяйстве Сретенского монастыря появилась мельницаВ царствование императора Павла I его именным указом, данным Синоду 18 декабря 1797 года, монастырям для их поддержания было выделено по 30 десятин земли, по одной мельнице и рыбной ловле: «Чтоб доставить Архиерейским домам и монастырям, как по штатам положенным, так и на своем содержании отставленным, лучшия по возможности выгоды, отвесть по способности земли с угодиями, так, чтоб при каждом Архиерейском доме было по 60 десятин, а при монастырях по 30 десятин, включая и то, что они ныне имеют, и присоединяя тут по близости и удобности из состоящих из числа казенных оброчных статей мельниц по одной; равным образом те домы и монастыри снабдить, сходственно с положением в штатах, рыбными ловлями, хотя бы те ловли и далее 15 верст от дому или монастыря находилися».
Именно тогда в хозяйстве Сретенского монастыря появилась мельница. Как указано в донесении игумена Сретенского монастыря Константина от 25 января 1846 года, «мукомольная оного [Сретенского] монастыря мельница, состоящая Дмитровского уезда при деревне Олисовой на реке Сестре, дана сему монастырю вследствие Высочайшего указа, последовавшего 18 декабря 1797 года, и на владение оной мельницей были документы, кои в 1812 году во время неприятельского нашествия расхищены».
Содержащиеся в Московской духовной консистории указы дают возможность восстановить и некоторые моменты в богослужебной жизни обители. Так, в указах Московской духовной консистории за 1793 год имеется сообщение: «13 мая 1793 года Московской духовной консистории в собрание впущен был Сретенского сорока Панкратиевской церкви, что у Сухаревой башни, дьячек Андрей Алексеев, который объявил, что оной церкви священник Иван Прокофьев ему, дьячку, приказал собранию доложить, что он находится болен и за той болезнью в день тезоименитства Его Императорского Высочества государя великого князя Константина Павловича и тезоименитства Ее Императорского Высочества благоверной государыни великой княжны Елены Павловны в Сретенском монастыре, по назначению, проповеди говорить не может. ПРИКАЗАЛИ: о сем записать, списав с сего копию, приобщить к делу, а вместо его назначить Воскресенской церкви нового священника Герасима Алексеева, и о том ему объявите».
Назначение на торжественную проповедь в этот день скорее всего объясняется тем, что память святых равноапостольных царей Константина и Елены приходится на престольный праздник Московского Сретенского монастыря – день празднования Владимирской иконы Пресвятой Богородицы – 21 мая (3 июня).
Установленный в 1755 году в соборном храме Сретенского монастыря резной крест работы Г.С. Шумаева «с изображением страстей Христовых, рая и ада, также святых мест Иерусалима», привлекавший в монастырь многочисленных паломников, при императоре Павле I планировалось перенести на Лобное место.
К тому времени оно обставлено было множеством лавочек. Его предполагалось расширить, сделать под ним лавки и погреба, доходы от которых частично предполагалось отдавать на богоугодные дела, а большую часть – для строителей. Также над Лобным местом должен был быть поставлен купол, а в нем и хотели утвердить уже знаменитый к тому времени резной крест из дерева, тогда по-прежнему находившийся в Сретенском монастыре.
Шумаевский крест планировалось перенести на Лобное место
Такое решение о перенесении святыни определялось значением, которое издревле имело Лобное место. Именно здесь ставились для поклонения приносимые в Москву святыни и служились молебны; отсюда патриарх преподавал народу свое благословение. На Лобном месте объявлялось горожанам об избираемых на царство царях и оглашались различные указы.
Проект по обустройству Лобного места и перенесению Шумаевского креста представил купец Зюзин, пожелавший все осуществить на свои средства. Его поддержало московское купечество, высказав желание содействовать намеченному за свой счет. Проект также был одобрен и митрополитом Платоном, имеется его письмо 1805 года о возможности установить крест из Сретенской обители на Лобном месте. Но Государь Император отменил это предприятие из-за «тесноты места».
В материалах Московской духовной консистории содержатся следующие сведения о братии обители при строителе иеромонахе Никоне:
1. 30 марта 1789 года в Московской духовной консистории было заслушано прошение иеродиакона Московского Сретенского монастыря Варлаама о переведении его в Московский Данилов монастырь. Поскольку имевшаяся прежде «праздная вакансия» в Даниловом монастыре уже была занята по резолюции Его Высокопреосвящества иным лицом, было приказано названному «просителю иеродиакону Варлааму в просьбе его от определения в показанный Данилов монастырь в число штатных монашествующих отказать».
2. 5 октября 1789 года было заслушано прошение Московского Сретенского монастыря монаха Николая об увольнении его для пребывания в Николаевскую Пешношскую пустынь. Решение по данному вопросу не могло быть принято без согласия на то строителя монастыря иеромонаха Никона: «означенного Сретенского монастыря от строителя иеромонаха Никона через запрос требовать известие, согласен ли он реченного монаха Николая из того монастыря отпустить, и если он, строитель, согласен, то и Московскому викарию, Преосвященному Серапиону, епископу Дмитровскому, сообщить сведение и требовать уведомления, что Его Преосвященство принять его, Николая, в помянутую пустынь согласен». 12 ноября того же года был получен ответ строителя Сретенского монастыря иеромонаха Никона о переводе монаха Николая, что «реченный монах в помянутый Пешношский монастырь для лучшего поправления его жизни увольняется». На основании этого ответа, а также подтвержденного желания строителя Дмитровского Николаевского Пешношского монастыря иеромонаха Макария принять монаха Николая в свою обитель, он был действительно уволен в названный им монастырь.
3. 6 марта 1790 года было рассмотрено прошение иеромонаха Московского Златоустова монастыря Венедикта о переведении его в Сретенский монастырь. Согласно резолюции Его Высокопреосвященства митрополита Платона, было запрошено у настоятелей монастырей, согласны ли они иеромонаха Венедикта «один уволить, а другой принять».
Полученный ответ от строителя Никона не только определяет решение относительно поданного иеромонахом Венедиктом прошения, но и свидетельствует о самом положении Московского Сретенского монастыря в то время. Так, архимандрит Златоустого монастыря готов был отпустить иеромонаха Венедикта «за старостью и слабостью его», по той же причине иеромонах Никон говорил о невозможности принять отца Венедикта в Сретенский монастырь, поскольку он «имеет уже леты престарелые, зачем и из Златоустовского монастыря увольняется, почему и священнослужение исправлять безостановочно уповательно не может, Сретенский же монастырь состоит заштатным и священнослужение завсегда безпрестанное, почему его, Венедикта, принять в Сретенский монастырь и не можно».
4. В мае 1790 года Московской духовной консисторией заслушивалось прошение пономаря села Истиц Лихвинского уезда Федора Иванова «о определении его, по его желанию, по причине его вдовства и одиночества в число братства в какой-либо монастырь», определить который было поручено Его Высокопреосвященством Высокопреосвященнейшим митрополитом Платоном консистории по своему рассмотрению.
На основе полученной в консистории справки о просителе и ответе строителя заштатного Сретенского монастыря иеромонаха Никона, что «он того пономаря в <…> монастырь в число братства принять согласен и монашеская для него вакансия имеется», было приказано: «означенному вдовому пономарю Федору Иванову в числе братства в надежду пострижения в монашество, по прошению его и по согласию того Сретенского монастыря настоятеля, быть и во всем поступать ему по обряду монастырскому, и у него, строителя, находиться в достодолжном послушании и повиновении, о чем к нему, настоятелю, послать указ, при коем и его, Федора, отослать».
5. Иеромонахом Никоном и братией обители 6 ноября 1790 года было подано прошение в Московскую духовную консисторию «о высылке из <…> монастыря находящегося в числе братства московского мещанина Федора Гаврилова за его пьянство и непорядки». Согласно резолюции митрополита Платона, дело было передано на рассмотрение в Московское губернское правление. Определением 13 ноября 1790 года послушника Гаврилова было велено отослать в Московское губернское правление. Однако, поскольку тот в правление не явился, были организованы его поиски. Пристав сыскной консистории Иван Васильев приходил за послушником Федором Гавриловым и в сам Московский Сретенский монастырь, где «строитель иеромонах Никон ему объявил, что тот послушник назад тому дней с шесть из того монастыря неизвестно куда скрылся». Консисторией было приказано на основе этого события и прежде положенной на прошении братии резолюции Его Высокопреосвященства Высокопреосвященнейшего митрополита Платона о «выключении его [послушника Федора Гаврилова] из Сретенского монастыря к оному строителю послать указ».
6. В октябре 1792 года, согласно указу Московской духовной консистории на основе полученного согласия строителя Московского Сретенского монастыря иеромонаха Никона, в ответ на поданное прошение монаху Боровского Пафнутиева монастыря Игнатию определено быть в «Сретенском монастыре в числе братства».
7. В ноябре 1794 года Московская духовная консистория обстоятельно рассматривала прошение диакона Андрея Дмитриева и его жены Марфы Тимофеевой «о определении их за старостью в московские монастыри: диакона в Сретенский, а жену его в Ивановский девичь». При принятии решения консистория руководствовалась соответствующими положениями Духовного регламента о пострижении в монашество («Кого и как принимать в монахи», пункт 5 Приложения), после чего постановила: «диакона Андрея в Сретенский, а жену его Марфу в Ивановский девичь монастыри в надежду пострижения в монашество по их желанию, в силу означенного духовного регламента 5-го пункта, определить, которых в те монастыри к настоятелю и настоятельнице и отослать при указах».
Ко времени управления Московским Сретенским монастырем иеромонаха Никона относятся находящиеся в материалах Московской духовной консистории сведения о пребывании некоторых лиц под началом духовенства обители для исправления:
1. дворовый человек секунд-майора Николая Инихова Никита Дементьев «за небытием им девять лет у исповеди и Святого Причастия», согласно рапорту строителя Московского Сретенского монастыря иеромонаха Никона, в Сретенском монастыре полгода «в молитве, посте и трудах содержан и по исповеди, Святых Тайн сообщен», после чего представлен консистории и по ее указу передан вновь господину Инихову;
2. после трехмесячного пребывания под епитимиею в Сретенском монастыре после исповеди и приобщения Святых Таин был представлен Московской духовной консистории 8 марта 1799 года крестьянин Андрей Никитин вместе с соответствующим рапортом от строителя Московского Сретенского монастыря иеромонаха Никона.
***
Сведений о том, до какого времени иеромонах Никон являлся строителем Сретенской обители, в архивах найдено не было.
Вместе с тем в указе Московской духовной консистории от 26 октября 1804 года содержится упоминание об игумене Сретенского монастыря Мефодии. Данным указом ему повелевается представить в межевую канцелярию и консисторию копии планов и межевых книг на земли, вымежеванные губернским землемером Жилиным в 1800 году Сретенскому монастырю (в числе других обителей, получивших наделы при межевании) из Румянцевой пустоши.
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.