1963 год. Жалобный звук кольнул сердце недобрым предчувствием. Татьяна только открыла дверь телятника – сегодня хотела уйти пораньше – и застыла в нерешительности. Может, показалось? Малыши иногда не хотели отпускать ее, вот и мычали. Нет, не показалось. Она быстро вернулась и принялась внимательно осматривать подопечных. Вот беда – занеможили ее телятки…
Начало апреля почти ничем не выдавало весну. Разве только стало больше солнечных дней. Но тепла недоставало, чтобы растопить высокие белые сугробы, плотно укрывающие поля вокруг Миновского.
«Вечерний свет». М. Гермашев (Бубело)
|
В Великую Субботу хлопот было больше, но предчувствие торжества грядущей ночи делало их не такими тяжелыми. И ведь она все успела. Если бы…
– Сейчас, сейчас мои хорошие. Печку уже затопила, отвар вам из черемухи сделаю, и хворь пройдет, – ласково поглаживала она теляток, которые доверчиво тыкались в руку мягкими носами и тоненько мычали – жаловались на свою беду. Нехороший, значит, обрат привезли, вот и мучают молодняк колики.
Домой Татьяна прибежала почти в десять ночи – запах теплого свежего хлеба, ароматы вкусной творожной и картофельной начинки напомнили, что она не ела с самого обеда. А теперь уж и нельзя – такой сегодня день. Ничего, потерпит немного. Сложила в корзину угощение – один сверток для священника, второй – освятить для домашних, и принялась собираться, наряжаться на большую главную службу.
Из своего угла, поохивая, вышла свекровушка.
– Да ты что же, нечто и вправду удумала в Поречье? Подруги-то твои не собрались.
– А как же, мамаша, ведь Пасха. Сейчас и пойду.
– Одна да ночью? Что хоть ты? Не ходи, милая. Капель сегодня какая – солнце припекло, как бы река не открылась. Небось, Господь простит. Завтра утром молитвы почитаем, да и разговеемся с миром – пирогов я напекла разных, яйца покрасили с Нинушкой.
– Нет, нет пойду. Что ж, что ночь – вон и звезды, и от снега светло. А вы ложитесь, мама, отдыхайте.
– Вот отчаянная девка, – покачала головой бабушка Мария и присела на лавку. – Погожу ужо, как пойдешь, тогда и лягу.
Тихая ночь. Хорошо идти по плотно утоптанной тропинке. Мысли тихо перебираются в такт шагу. Скоро и Володенька оставит отчий дом вслед за старшим Толей. Останутся втроем – старая, малая и она – три бабы без мужских рук. Ну да что ж, видно так на роду написано. Муж, Коля, недолго на свете пожил – всего 46 лет. Вот ведь и на войне не убили, только покалечили, а догнала она, проклятая.
Шестой год вдовела Татьяна: все хозяйство, двое ребят на ней и работа в телятнике – ответственное тяжелое дело. Сватались мужики, да она всем отказывала – ни к чему это.
Судьба повернула странно – четверо их было в семье, и никто в деревне жить не остался, кроме нее – самой старшей. Правда, и не думала никогда, что может быть по-другому. А ведь с родными рядом как-то полегче. Все разлетелись-разъехались по разным городам. Анна в Ленинграде, тоже вдовая. Иван в Москве, а Прасковья дальше всех – в Волгограде.
Вот наконец забелела высокая колокольня. Безмолвно на селе, темно, а в окнах храма горят огни. Как ни старались начальники колхозные, а не смогли закрыть двери Божьего дома. Татьяна перекрестилась и тихонько, только ей слышно, запела молитвы.
Как ни старались начальники колхозные, а не смогли закрыть двери Божьего дома
Хорошо, светло на душе среди темных намоленных икон. Сколько повидали они всего и всех-всех помнят – от первого крика в купели до последнего молчаливого посещения на пути к погосту.
Вот и мама, Мария Егоровна, перед смертью все вспоминала отца Александра[1] – того, что сгинул в 37-м. А какой добрый был батюшка – по деревням сам ходил, если кому помочь надо, не отказывал. Мама часто к нему да матушке Елизавете в гости ходила – любила она разговаривать с образованными людьми, и Пашеньку, меньшую, с собой брала.
«Пасха». М. Гермашев (Бубело)
|
Крестный ход. Только свечки-огоньки освещают дорогу. Да большего и не надо – все-то здесь знакомо с детских лет, и с закрытыми глазами обойдешь вокруг храма, не споткнешься. Пели тихо, чтобы не раздражать наблюдателей. Вот открылись двери, раздалось долгожданное «Христос воскресе!», и она с радостно ответила: «Воистину воскресе!»
– Татьяна, с нами посидишь?
Все корзинки с яйцами, пирогами и другой праздничной снедью освящены, служба закончилась, и прихожане разошлись по уголкам большого полутемного храма – разговляться.
– Немножечко посижу, тетя Параскева.
– А мы думали не придешь ты сегодня, из Миновского и нет никого. Ведь, слышь, мужики говорят, наверху река открылась.
– Нешто? Снега много, не тает вроде еще, – не особенно встревожилась Татьяна.
– Ко мне пойдем, может? Отдохнешь. Устала, небось, работала ведь, поди, весь день, а еще и служба.
– Нет, я уж домой. Пораньше хочу к телятам заглянуть – все ли ладно. Захворали с вечера. Отпоила и Володе наказала ночью сбегать, а все ж тревожно.
Снова она одна. А ночь как будто и не та. Звезды что ли ярче, воздух прозрачнее и теплее, будто вся природа радуется доброй вести. Новый священник, отец Димитрий, сегодня хорошо объяснял слова из Евангелия, говорил про победу жизни над смертью. Может, подольше задержится у них, если опять какого доноса не будет.
Снова она одна. А ночь как будто не та. Будто вся природа радуется доброй вести
Тропинка побежала вниз, к реке, и впереди как-то странно заблестела.
– Разлива, – вздохнула путница.
Постояла, посмотрела в сторону близкой деревни, но делать нечего – с водой не пошутишь. При разливе рек, извилистым кольцом окружавших деревню-остров, оставался один путь – мост через Глинницу. Правда, через несколько дней и его затопит. Потом лед растает и можно будет вывести лодки.
Село просыпалось, как вчера, год, десять лет назад. Круг забот не мог остановить даже светлый праздник. Мычали коровы, почуяв близость доярок, где-то мужики шли в мастерские – скоро пахота, надо технику проверять. Только ребятишкам сегодня облегчение – небось дадут поспать подольше. Она миновала последнюю улицу и вышла на большак.
Вот и мост. И кто-то идет навстречу в такую рань. Две неясные тени вдалеке, едва различимые в свете снега и звезд.
«Пасха». А. Гармаш
|
– Мама, мама! – Легкая тонкая девчушка вырвалась вперед. – Бабушка нас отправила встречать тебя, долго, говорит, нет, наверное, вода пошла.
Володя, сын, вел себя сдержанно – совсем по-мужски. Он, и правда, сразу повзрослел шесть лет назад, когда погиб отец. Подошел, забрал корзинку и деловито произнес: «К телятам ходил, порядок».
– Мои ж вы хорошие. Что беспокоились, что ж я, дорогу не знаю?
Татьяна не умела, да и не привыкла показывать, что таилось на душе. С легкой улыбкой приобняла дочь, вынула из кармана сверточек в чистой тряпице:
– Вот, возьмите, дети, по просфорке. Христос воскрес!
[1] Священномученик Александр Соколов – настоятель Троицкой церкви села Поречье, расстрелян 29 августа 1937 года. Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских в августе 2000 года.
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.