Православный мир в мае отмечает пятнадцатилетие подписания Акта о каноническом общении между Московским Патриархатом и Русской Православной Церковью Заграницей (РПЦЗ). В Издательстве Сретенского монастыря готовится книга Ольги Рожневой, рассказывающей об этом без преувеличения историческом событии, о людях, которые готовили Акт, о «несвятых святых РПЦЗ», о благочестивых мирянах. Наш сайт публикует некоторые фрагменты будущей книги. О своем пути к Богу рассказывает протоиерей Павел Волменский, много лет настоятельствующий в Свято-Вознесенской церкви в городе Сакраменто.
|
Моя прабабушка, Екатерина Маркеловна Волменская, родилась в 1888 году, и ее жизнь вместила в себя множество событий и катаклизмов XX века: она помнила дореволюционную жизнь в Российской империи, русско-японскую войну, русский Харбин на китайской земле, революцию и гражданскую войну, помнила, как окормлялась ее семья в Шанхае у великого святого XX века – святителя Иоанна Шанхайского, как жили под его покровительством на тропическом Филиппинском острове Тубабао. Так что мои родные (прабабушка, бабушка, дедушка, папа) приехали в Калифорнию, проделав трудный путь беженцев после революции 1917 года и гражданской войны: Харбин, Шанхай, Тубабао, Сан-Франциско.
Я родился и вырос в Америке, в калифорнийском городе Монтерее. Моя мама, американка, была человеком верующим: она часто читала Библию, почитала Господа нашего Иисуса Христа Своим Спасителем, старалась жить по Заповедям Божиим. Американские дед и бабушка были людьми очень хорошими и умными – у обоих было высшее образование, дед был писателем, журналистом.
Я унаследовал от своих русских предков недоверие к богатству и материальным благам – они не могут стать целью человеческой жизни
Но мои русские корни оказались сильнее: я унаследовал от своих русских папы, деда и бабушки недоверие к богатству и материальным благам – они не могут стать целью человеческой жизни. Еще унаследовал от моих русских родных какой-то дух аскетизма, поиск смысла жизни, высших духовных ценностей:
Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в нихже несть спасения (Пс. 145: 3).
Я удивлялся своим американским сверстникам: они уже в средней школе знали, чего хотят, какую профессию будут получать, в какой университет будут поступать. А я все мучился, пытался найти смысл бытия, пытался понять, чем вообще хочу заниматься в жизни. Был еще юным, но уже интуитивно чувствовал: у каждого человека должно быть не просто место работы, но какое-то служение – чему-то высшему.
Монтерей – маленький город, и вскоре все мои одноклассники разъехались – поступать в вузы, я один не знал, куда мне двинуть свои стопы. Бабушка при встрече сказала мне:
– Ты, как твой дед, любишь природу... Поезжай в Джорданвилль, там есть Свято-Троицкий монастырь и семинария – и ты сможешь жить на природе. Будешь, например, работать на тракторе в поле, где чистый воздух и поют птицы.
И я затаил в сердце слова моей бабушки. Решил ехать поступать в университет в Нью-Йорк, как раз имея в виду, что рядом с Нью-Йорком находится тот самый – неизвестный, таинственный и заветный – Джорданвилль.
Джорданвилль, 1981 год, Константин Буциген, архимандрит Владимир (Сухобок),
монах Феодосий (Клар), Павел Волменский (крайний справа) |
У меня приняли документы в университет, но я чувствовал, что должен съездить туда, куда мне советовала бабушка. Приехал, пошел на службу в храм, и там ко мне подошел иеромонах Никифор. Он у меня спросил:
– Когда ты последний раз исповедался и причащался?
И я ответил, что это было в раннем детстве. Тогда он посоветовал мне исповедаться и причаститься. Добавил, что я могу выбрать, к кому из отцов монастыря пойти на исповедь: «Отец Иларион – мягкий, отец Иоанникий – строгий». Я выбрал «мягкого», и иеромонах Иларион стал моим первым духовным наставником. Ныне это Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви, митрополит Иларион (Капрал).
На самом деле, отец Иоанникий тоже был очень хороший, духовный человек. На первом курсе он преподавал нам вероучение и хорошо нас, первокурсников, подготовил к дальнейшей учебе. Однако вскоре он уехал на Афон, чтобы там подвизаться. Божьим Промыслом я изначально выбрал отца Илариона в духовники, так что окормлялся у одного и того же духовника все первые три года учебы в семинарии.
А тогда я исповедался и причастился как раз в последний день Великого поста – в этот день отцы-пустынники обычно возвращались из пустыни в монастырь, чтобы вместе с братией встретить праздник Входа Господня в Иерусалим, Страстную седмицу и Воскресение Христово.
Я понял: можно служить Богу и помогать людям не как-то отвлеченно, а став священнослужителем!
В момент причащения моя душа вспомнила благодать детского Причастия, и я пережил очень высокое духовное состояние – это был момент моего призвания к пастырскому служению. Я был молод и хотел служить Богу, но не знал как. А когда причастился первый раз, будучи уже взрослым человеком, то понял: Евхаристия – вот главное! Можно служить Богу и помогать людям не как-то отвлеченно, а став священнослужителем! Так Господь открыл мне мое призвание. Я больше не хотел учиться в университете – остался в Свято-Троицком монастыре и попросил благословения на поступление в семинарию.
Учиться в семинарии мне было неимоверно трудно. И остальным тоже. Чтобы вы поняли, насколько трудно, скажу, что поступило нас в 1981 году 11 человек, а дошли до выпуска из этих поступивших только двое. С нами заканчивали курс еще и другие семинаристы, но из первоначального набора остались только двое – остальные не выдержали.
У преподобного Серафима Саровского спрашивали:
– Почему мы, батюшка, не имеем такой строгой жизни, какую вели древние подвижники благочестия?
И преподобный Серафим отвечал так:
– Потому что не имеем к тому решимости. Если бы решимость имели, то и жили бы так, как отцы, древле просиявшие подвигами и благочестием, потому что благодать и помощь Божия к верным и всем сердцем ищущим Господа ныне та же, какая была и прежде, ибо, по слову Божию, Иисус Христос вчера и днесь, Той же и во век (Евр. 13: 8).
Думаю, что я смог выдержать весь курс учебы, потому что чувствовал свое призвание. Если чувствуешь призвание – имеешь решимость.
Что именно было трудно? Нужно было жить по монастырскому уставу, мало спать, много трудиться и поститься. Дома я привык к вкусной и разнообразной пище, ел, как все миряне, когда не было поста, мясо и прочие мясные продукты. В монастыре мяса нам, конечно, никто не давал, а мы были молодые юноши, наши организмы еще росли, и нам, конечно, его очень хотелось.
Когда я учился, у нас был повар, монах Прокопий, у которого, к нашему сожалению, имелись некоторые проблемы с обонянием и чувством вкуса. В общем, готовил он так, что услаждаться монастырской трапезой я особенно не мог. Старшая братия были все постники, навыкли к воздержанию и ограничению себя в пище. Мы же, двадцатилетние, к готовке нашего повара привыкали с трудом.
Расскажу один забавный пример. У нас на столах во время трапезы стояли миски: борщ, какой-нибудь салат, хлеб. И вот как-то я пошел на кухню, чтобы взять хлеб. Захожу и вижу такую картину: стоит отец Прокопий и ничтоже сумняшеся режет в борщ бананы.
– Отец Прокопий, а зачем в борщ – бананы?
Ответа на свой вопрос я не получил.
Это и был образец готовки на нашей кухне. Мы ели, конечно, но для меня, молодого, здорового парня, тогда это было (говорю с улыбкой) просто подвигом. Нас всех такая кухня очень смиряла.
Кого можно назвать идеальным монастырским поваром?
Возможно, вы спросите: если у отца Прокопия имелись некоторые проблемы с обонянием и чувством вкуса, зачем же тогда его назначали на послушание главного повара? Где здесь логика? Мирской логики действительно немного, но монашеская точно есть.
Послушание на кухне считается одним из самых трудных в монастыре: далеко не каждый имеет силы и терпение стоять у раскаленной печи с утра до вечера, день за днем, год за годом и к тому же терпеть людскую критику о приготовленных блюдах (всегда найдутся те, кому что-то не понравится). А дорогой отец Прокопий был настоящим монахом – жизнерадостным, выносливым, трудолюбивым и молчаливым. Несмотря на свой солидный возраст и седину, он терпеливо выполнял свое трудное послушание.
В те годы в Джорданвилле повара в будние дни не менялись, что было очень полезно для братии в плане стабильности: никаких сюрпризов. Чтобы монахи могли спокойно молиться, у них должно быть как можно меньше внешних отвлечений и волнений. В миру любят разнообразие и сильные впечатления, а монах-молитвенник должен устраивать свою жизнь и окружающую его среду как можно более однообразно: одно и то же каждый день. Одно и то же правило, послушание, пища. Если монах не тратит свою энергию на внешнюю среду – у него появляется больше ресурсов для внутреннего мира и молитвы.
В миру любят разнообразие и сильные впечатления, а монах-молитвенник должен устраивать свою жизнь более однообразно: одно и то же каждый день
Наш будний монастырский стол не был особенно вкусным и разнообразным, когда готовил монах Прокопий. Но зато братии не нужно было отвлекаться на переживание разных перемен повара и блюд. К тому же стол отца Прокопия смирял и плоть, и ум. Таким образом, он был идеальным монастырским поваром.
Учеба в семинарии была тоже очень трудна, особенно для меня, который только учил русский язык. Моя мама была американкой, папа русским, но он родился в Шанхае, с 11 до 17 лет жил и учился в Англии, потом был призван в армию и служил в Родезии военным инженером-чертежником, остался сверхсрочно и провел в Африке, среди британских военнослужащих, семь лет. Неудивительно, что, приехав в Америку и женившись на моей маме, он говорил с ней на английском языке. Мои русские бабушка и дедушка жили отдельно, вот поэтому в детстве я говорил только на английском.
Теперь же мне требовалось учить не только русский, но и церковнославянский, греческий, грамматику и прочее. Я три года мучился и только на четвертом курсе стал хорошо читать по-русски и понимать 90% из прочитанного. Говорил же по-русски довольно плохо еще долго и стал хорошо говорить только тогда, когда начал служить на приходе, да и там еще девять лет занимался с учительницей русского языка.
Мы поступали в семинарию, думая изучать богословские предметы, но на первых курсах нам преподавали языки, историю, литературу.
И это было очень мудро, поскольку монашеские посты, молитва с монахами, всенощное бдение, весь монастырский уклад способствовали стяжанию благодати – человек утончается духовно и уже может изучать богословские дисциплины. Со временем мы стяжали некоторое смирение и терпение – эти добродетели помогают усваивать такие священные предметы, как Священное Писание, догматическое богословие, патристика, нравственное и сравнительное богословие, гомилетика.
Что помогало выдерживать трудности учебы в семинарии?
Что помогало?
Во-первых, конечно, причащение Святых Христовых Таин. При первом опыте причащения человек меняется на всю жизнь. Это Таинство дает благодать и силы подвизаться в трудах и молитвах, оно, как маяк, направляет и поддерживает человека на его жизненном пути. Даже когда кажется, что Бог оставил кого-то, благодать Божия присутствует в нем. Дело не в том, насколько часто человек причащается – частота причащения зависит от правила личной жизни каждого из нас. А сила Божия, которая подается нам с принятием Святых Христовых Таин, поддерживает нас.
Причащение дает благодать и силы подвизаться в трудах и молитвах, оно, как маяк, направляет и поддерживает человека на его жизненном пути
Во-вторых, помощь духовного наставника и братии монастыря. Я смотрел на старших монахов: все они пережили страшные моменты во время войны, но умудрились сохранить душевный мир, любовь, чувство юмора.
Любой семинарист, как человек молодой и духовно неопытный, мог легко впасть в уныние, но стоило только подойти под благословение к кому-нибудь из старшей братии – и уныние тебя покидало.
Помню, как мучило меня сильное уныние. В это время я нес послушание в алтаре: прислуживал владыке Лавру. Посмотрел на него – его как раз разоблачали после Литургии. Так вот, я только посмотрел на него – и один его вид, его взгляд, исполненный благодати, исцелил мою душу и прогнал уныние. Я это испытал и пережил на себе.
Понял, как это было возможно, когда ученики Господа нашего Иисуса Христа просто смотрели на Его лик – и трезвились, успокаивались, хранили радость и мир в душе.
Владыка Лавр очень благоговейно относился к патрологии, которую он нам преподавал, и это его благоговение передавалось и нам. Нам хотелось больше знать и глубже вникать в богословские предметы, мы познали необходимость чтения Псалтири – всё это мы получили от владыки Лавра и других наших наставников.
На четвертом курсе, готовясь к последнему экзамену, я полностью выдохся и просто не успел выучить все билеты – был слишком переутомлен. Сумел хорошо изучить только один билет. Тогда я стал молиться и просить Господа о помощи. Пошел на экзамен – и вытянул именно этот билет.
Этот мой случай был очень похож на историю из жития святителя Серафима (Соболева). Думаю, что Бог помог мне, потому что я каждый день ходил на Литургию и пел первым тенором. И Бог не оставил меня.
Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6: 33).
В билете, который я вытянул, был вопрос о святом блаженном Прокопии Устюжском, чудотворце. Он тоже мне помог!
Святых так много... К сожалению, они больше относятся со вниманием ко мне, чем я к ним. Очень почитаю преподобного Серафима Саровского – небесного покровителя храма в Монтерее, куда я ходил в юности.
Мой небесный покровитель, апостол Павел, – удивительно глубокий человек...
Первым моим духовным наставником стал, как я уже рассказывал, иеромонах Иларион (Капрал). Он был удивительно мягким и притягивал сердца людей как магнит. Человек благодушия, великодушия и любви. Если он в алтаре – все священники вокруг него.
Еще я всегда удивлялся его терпению. Если имею маленькое терпение, то ему я научился у отца Илариона, нынешнего митрополита, Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви.
Когда отец Иларион был хиротонисан во епископа, я стал окормляться у иеромонаха (ныне епископа Сиракузского) Луки (Мурьянка), а потом, уже будучи клириком Западно-Американской епархии, у игумена (позднее архимандрита) Анастасия (Ньюкомба).
Я исповедался у отца Анастасия (Ньюкомба) на протяжении семнадцати лет, до самой его кончины: с 1987 по 2004 год. Он родился в 1931 году в Ирландии, в ирландской семье, и был рукоположен в священники в 1958 году. В 1981 году епископ Василий (Родзянко) постриг его в иеромонаха. Отец Анастасий некоторое время тоже подвизался в Джорданвилле.
Потом он много лет служил в так называемом Старом соборе в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радость» в Сан-Франциско. В этом соборе ранее служил святитель Иоанн Шанхайский, сейчас там как драгоценная святыня хранится его мантия.
Отец Анастасий был особый человек, ученый. Вместе с иеромонахом Серафимом (Роузом) они создали и окормляли в Калифорнийском университете в Санта-Круз замечательное Православное христианское студенческое братство. Из этого братства вышло потом множество известных служителей Русской Зарубежной Церкви: митрополит Иона (Паффхаузен), епископ Сонорский Иаков (Корацца) (настоятель Старого собора в Сан-Франциско), игумен монастыря преподобного Германа в Платине Дамаскин (Кристенсен), автор биографии отца Серафима Роуза, и другие.
Я не принадлежал к этому братству, поскольку в те годы учился в семинарии в Джорданвилле, но когда приехал оттуда, то стал духовным чадом отца Анастасия. Он был мне не только духовным наставником, но и другом. Не приказывал, а давал свободу. Говорил:
Отец Анастасий был мне не только духовным наставником, но и другом, не приказывал, а давал свободу
– Мне кажется, нужно поступить так, но ты решай сам.
Он также часто давал мне краткие наставления, похожие на поговорки:
Завтра – значит никогда.
Если ты сомневаешься в чем-то – не делай, если в душе мир – делай.
Не допускай, чтобы кто-нибудь (или что-нибудь) нарушал твой внутренний мир.
И другие.
Архимандрит Анастасий похоронен у нас в Сакраменто, и это честь для нас.
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.