Главная > Журнал > Церковь > «Восстановление церквей и монастырей пошло семимильными шагами»

«Восстановление церквей и монастырей пошло семимильными шагами»

Константин Михайлов

Распечатать

Исчезнувшие, но не забытые храмы России. Сколько их в стране, в ее городах и селах? Сколько их в столице? К счастью, они возрождаются с Божией помощью и благодаря любви неравнодушных людей, делам градозащитников и общественных организаций.

О сохранении наших храмов говорим с главным редактором сайта «Хранители Наследия», Константином Михайловым, одним из инициаторов создания и координатором общественного движения «Архнадзор», членом Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека.

– Константин Петрович, многие храмы Москвы вошли в списки взорванных и снесенных, то есть утраченных. Есть и такая категория – перестроенные. Можно ли сказать, что сегодня имеются совершенно точные цифры столь безумных потерь в столице?

– Мне известна такая цифра: 369 храмовых зданий, полностью снесенных с 1918 по 1991 год. Это данные историков-краеведов, занимавшихся подсчетами утраченных храмов Москвы в пределах МКАД. К сожалению, после 1991 года число потерь увеличилось. Можно вспомнить деревянную церковь Тихона Задонского в Сокольниках (освящена в 1883 году), которая в 1990-е годы стала абсолютным новоделом, и сегодня ее уже невозможно считать исторической. Если говорить о перестроенных храмах, то их было очень много. Хотя точных данных нет.

– По оценке «Архнадзора», сколько деревянных храмов в Москве нуждается в сохранении? Какова стоимость сохранения и восстановления храмовых объектов? И кто должен этим заниматься: Церковь, государство, меценаты, люди?

– Старинных деревянных храмов в Москве практически нет, если не считать церковь XVII века, перевезенную несколько лет назад в Коломенское из Архангельской области. О церкви в Сокольниках мы уже говорили. Есть еще храм Преображения Господня (освящен в 1880 году) на Краснобогатырской улице в районе Богородское. Слава Богу, он действует и с ним все в порядке. Состояние храма не вызывает тревоги. Можно вспомнить и о деревянной колокольне храма в усадьбе Кусково. Не все знают, что она деревянная. И хорошо, что ей также ничего не угрожает. Что касается стоимости восстановления церквей, то эти суммы в каждом конкретном случае весьма разнятся. Кто должен этим занимается? По закону – собственники и пользователи зданий. Конечно же, содействуют и меценаты. Есть и государственные программы.

– Благодаря работе «Архнадзора», созданного в 2009 году, и появлению книг об архитектуре старой Москвы, в том числе и Ваших книг, например, «Москва погибшая», мы можем понять, что было потеряно и каким еще более прекрасным был наш город. Но потери продолжаются. При этом существует идея создания защитного колпака для исторического центра Москвы. От кого зависит воплощение этой идеи в жизнь?

– Эксперты и общественность считают охрану исторического города как единого целого необходимой. Лучший выход для Москвы – статус исторического поселения для центра города и связанных с ним нескольких исторических анклавов. К сожалению, эта идея не вызывает никакого энтузиазма. Ее не то чтобы не поддерживают, а просто уклоняются от ее обсуждения.

Лучший выход для Москвы – статус исторического поселения для центра города и связанных с ним исторических анклавов

– Сегодня число утраченных храмов растет, что вызывает недоумение. Так 4 марта 2021 года была стерта с карты города церковь Александра Невского (1882 г.) в Бригадирском переулке (Немецкая слобода) при училище принца П. Ольденбургского. Это произошло в год 800-летия Александра Невского. Еще один объект – домовая церковь святого Трифона Мученика (1913 г.) при Приюте для слепых мужчин на Подольском шоссе. За ее сохранение шла настоящая битва, и есть надежда, что она будет сохранена.

– В результате сложных переговоров было принято решение и, кажется, даже подписан договор, что здание церкви святого Трифона будет сохранено в одном из двух вариантов. Первый: перенесено на земельный участок по соседству. Это просто сказать, но очень не просто сделать. Городские власти должны привести данное решение в исполнение. Прежде всего, провести все юридические процедуры с земельным участком. Далее осуществить разборку и перенос каменного здания. Второй вариант: оставить здание храма в составе планируемого комплекса с максимальным сохранением его подлинности. Окончательных решений пока не принято. Нет твердого решения властей по первому варианту. Нет четкого плана по второму. При этом в ожидании решения здание храма уже разрезано на блоки с помощью новейших технологий, кажется, это называется – алмазными пилами. Блоки переданы на специальное хранение. В настоящее время самое главное, чтобы решение было принято. Ведь были прецеденты, когда шло время, ничего не делалось, и от разобранного памятника, который впоследствии собирались восстановить, оставался только пустырь или появлялся новодел, а подлинные части исчезали неизвестно куда. К сожалению, такие примеры есть.

После истории с храмом святого Трифона мы предложили составить перечень столичных храмов, которые не имеют охранного статуса и не используются по своему прямому назначению. Отсутствие данного статуса у церкви не гарантирует ее ни от перестроек, ни даже от уничтожения. В Патриархии с интересом отнеслись к нашему предложению. Сейчас мы занимаемся этим списком. Это достаточно кропотливая работа, так как, составляя перечень храмов, надо пройти по всем местам и понять, что произошло с ними, в каком они состоянии, как они используются, какая степень утрат и т. д. Это будет и перечень – мы надеемся – для последующей постановки на госохрану.

– В Москве есть город в городе – Кремль. И этот город также утратил много своих сокровищ - церквей и монастырей. Интересна судьба храма Воскрешения Лазаря XlV века. Храм живет, как жили многие церкви в советские времена: в нем склад. Напрашивается простой вопрос: почему?

– Скажем так: хорошо, что древний храм Воскрешения Лазаря уцелел. Почему в нем склад, во всяком случае, почему он в нем был еще несколько лет назад? Знаете, многие дела делаются не быстро. Не только мы с вами думаем о том, что древнейшее здание Москвы недоступно, увидеть его невозможно, да и используется оно таким образом. Насколько я знаю, существовала концепция Музеев Кремля, касающаяся обустройства этого пространства: ликвидация склада и показ храма как музейного объекта. Я надеюсь, что через какое-то время эта концепция будет реализована. Но это непросто сделать: ведь храм Воскрешения Лазаря находится в самом центре дворцового комплекса, не в зоне повседневного туристического маршрута.

– Константин Петрович, как Вы относитесь к появлению Музея археологии на месте Чудова монастыря в Кремле? Есть ли шанс, что там, где был Златоустовский монастырь, стоявший в Белом городе, также будет музей «под стеклом»? К тому же существует единственное сохранившееся здание древней обители – братский корпус.

– Музей на месте Чудова монастыря в Кремле сделан на хорошем европейском уровне. Этот проект можно только приветствовать. Что касается Златоустовского монастыря, закрытого и уничтоженного в 1933 году, прежде чем создавать там музей археологии, надо исследовать это место и понять, что можно музеефицировать. Есть предположения, что сохранились подземные части храмов: прежде всего, церкви Благовещения Пресвятой Богородицы, которая была родовой усыпальницей Апраксиных. На ее месте не появилось никаких новых построек. Там пустырь. И было бы очень соблазнительно решить этот вопрос археологическими методами.

Через переулок при работе по благоустройству улицы была вскрыта разрушенная в 1938 году церковь Николая Чудотворца в Столпах (1669 г.) Это угол Златоустинского и Армянского переулков. Сейчас в археологическом окне видны фрагменты кладки храма. На мой взгляд, на этом участке также можно найти много интересных объектов. Например, мавзолей бояр Матвеевых. Слава Богу, что городские власти признали территорию монастыря историческим местом. Это было два года назад, и я думаю, что пора сделать следующий шаг: начинать археологические исследования. Мы призываем к этому на ежегодных Златоустовских чтениях. Но пока такого решения власти города не принимают.

– Перестроенные храмы – еще одна больная тема. Уничтоженные, но не снесенные. Например, ул. Гончарная, 20. С виду обычный жилой дом, который был церковью Козьмы и Домиана в Гончарах. Или угол Большой Якиманки и Хвостова переулка (Б. Якиманка, 35): здесь стоит большое здание, в котором также живут люди. В прошлом это церковь Петра и Павла в Хвостове. Вернуть эти храмы прихожанам невозможно. Как Вы думаете, надо ли как-то увековечить память перестроенных церквей: может быть, повесить мемориальную доску, сообщающую и просвещающую? Пример этому есть в Замоскоречье.

– На самом деле таких памятных досок намного больше. Возможно, было бы хорошо в Музее Москвы создать экспозицию об утраченных храмах, чтобы можно было прийти и получить информацию благодаря текстовым и иллюстративным материалам, в том числе с помощью новейших электронных технологий. Что касается зданий, в которых встроены церкви, то по возможности стоит инициировать их исследование. Мы говорим о том, что внутри такого-то дома находится храм. Однако за последние несколько десятилетий я не помню ни одной попытки исследовать такие здания, чтобы ответить на вопрос: а что, собственно, там сохранилось? А ведь это можно исследовать, например, в ходе капремонта. И выявлять в таких зданиях помещения, которые могут хранить память об утраченных церковных объектах. Но если дом находится в частной собственности, то сделать это сложно.

– В ходе московской реновации происходят открытия: бывает, что старый дом нельзя сносить, так как ранее это здание было храмом. Так случилось, к примеру, с соборной старообрядческой церковью Успения Божией Матери в Апухтинке. С 30-х годов здесь общежитие, которое сегодня находится в ужасном состоянии. Получается, что сталкиваются два момента: историческая и архитектурная значимость объекта и его дальнейшее использование. Эта церковь, очевидно, еще долго будет общежитием и, как следствие, будет разрушаться, так как зданию обещают только косметический ремонт.

– Если дом попал в программу реновации, то очевидно, что в нем плохие условия для жизни. Но ничто не мешает решить проблемы людей, которые там живут, не уничтожая здания, если оно имеет историческую ценность. Количество зданий, которые при нашем участии были выведены из списков реновации со сносом, более 200. По той причине, что они имеют некие исторические и архитектурные достоинства. Это не только церкви. Было принято такое решение: при осуществлении реновации люди получат новое жилье. При этом здания будут не снесены, а реконструированы и для них будет подобран новый вариант использования. Насколько я понимаю, храм Успения Божией Матери в Апухтинке в основном объеме сохранился и, если найдутся благотворители, имеет шанс быть восстановленным в первоначальном виде. Конечно, надо понимать, есть ли заинтересованная в этом сторона, так как нельзя все возлагать на городские власти.

Однако если использовать старообрядческую церковь по прямому назначению нельзя, то может быть найдено другое культурное использование. Многое зависит от общественной инициативы, да и от самой конфессии. Мы видим проблемы старообрядческих храмов, многие до сих пор используются как офисы. Дело в том, что по сравнению с былыми временами (100–150 лет назад) численность приверженцев этой конфессии стала значительно меньше. Так же, как и капиталов, что когда-то имелись у представителей старообрядчества. С этим во многом связаны проблемы старообрядческих храмов.

– Как Вы относитесь к мнению некоторых священников, говорящих о том, что сегодня трудно восстанавливать и поддерживать здание церкви и ее территорию в порядке, так как это связано с финансовыми трудностями и часто полностью ложится на приход? А потому разрушенные церкви не всегда стоит восстанавливать. Но на их месте надо обязательно ставить памятный крест. Каково Ваше мнение?

– Мое мнение простое: если есть историческое здание, то надо стремиться к его восстановлению. Конечно, это требует значительных вложений. Но можно ведь вспомнить, что в дореволюционной России так и было: забота о храме ложилась первым делом на прихожан и благотворителей. В отличие от современности, никаких государственных программ по поддержанию зданий храмов не существовало. При этом в XIX и начале XX века государство разрешало строительство церквей и монастырей в случае, если предоставлялись финансовые гарантии, что они будут обеспечиваться.

Если есть историческое здание, то надо стремиться к его восстановлению

– Нужно признать, что в современной России идет восстановление храмов и монастырей и осуждается время их массового уничтожения в СССР, в том числе, перестройка под жилье, клубы и другие нужды. В мире наблюдается другая тенденция: в странах Европы и в США растет число церквей, выставленных на продажу. Просто паства не может содержать храм. И их с удовольствием покупают, чтобы превратить в особняк, паб, контору.

– Примеры заграничного использования помещений церквей можно продолжить: ресторан, музей, магазин и даже такие экзотические объекты как скетинг-ринг. И это там не воспринимается как святотатство. У нас все-таки другая предыстория. В Европе не было такого погрома культурного наследия, как в России ХХ века, поэтому люди воспринимают подобные примеры более спокойно и чисто из практических соображений, касающихся содержания здания. В России после того погрома, что у нас был, после скотобоен и фабрик в церквах и монастырях, любое использование здания церкви не по назначению воспринимается болезненно. Хотя и у нас тоже есть случаи, когда храмы выставляются на продажу и переходят в частные руки. Например, те, что входили в состав приватизированных фабрик и заводов. Некоторые благочестивые собственники восстанавливают их. Другие – поступают по своему усмотрению. В нашей провинции есть храмы, перестроенные под жилье или гостиницу. Они были проданы с аукциона без учета их исторической и культурной значимости. Помню, и в одной из старообрядческих церквей в Москве располагался ресторанчик. В общем, в ситуации, когда нет прихода, но есть средства и возможности, надо думать о культурном использовании зданий. Вспомните, в советские годы всем казалось вполне допустимым, когда храм использовался как выставочный зал, музей или помещение для лектория. Это воспринималось как благо по сравнению со скотобойнями и гаражами. Такую практику можно возрождать, но нужны инициаторы. У Министерства культуры есть программа создания культурных центров в сельской местности и финансирования их строительства. Почему бы эти деньги не пустить на восстановление исторических зданий, особняков и усадеб, чтобы таким образом убивать двух зайцев: сохранять историческое наследие и иметь центры культурного притяжения? Так можно использовать и храмы, пока у них не появится приход или община. Хотя в некоторых местах и жителей не осталось, поэтому не для кого восстанавливать церкви.

– Древний собор Сретения Владимирской иконы Божией Матери – свидетель многих исторических событий. Он также был общежитием, гаражом, реставрационной мастерской. В этом году ему исполнится 625 лет. Существуют ли какие-то программы сохранения таких шедевров?

– Безусловно, существует целый ряд программ, направленных на сохранение таких памятников культуры. Что касается храма Сретения иконы Божией Матери «Владимирская», то он в надежных руках.

– На Ваш взгляд, вписался ли собор Новомучеников и Исповедников на Лубянке в ансамбль Сретенского монастыря?

– Мы много спорили о его возведении. Дело, как говорится, прошлое. Я до сих пор не могу приветствовать внедрение такого большого нового объекта в ансамбль монастыря. До этого в монастырском комплексе главенствовал старинный собор Владимирской иконы Божией Матери. Теперь эту роль принял новый собор. Он стал доминантой, поэтому уже невозможно говорить об историческом ансамбле монастыря. Но восторжествовали другие соображения. Я отношусь к ним с уважением, но то, о чем я сказал, для меня более важно.

– Если сравнивать 1960-е или 1980-е годы ХХ века и настоящее время, можно ли сказать, что именно помогало сохранять приговоренные храмы тогда и что помогает сейчас? Божий Промысл, обстоятельства, конкретные люди – их совесть, любовь к городу, уровень культуры? Если смотреть не только на Москву, но и на страну, то можно вспомнить, как уцелел храм преподобного Симеона Столпника на Поварской и как остались неразрушенными единственные в мире увенчанные крестом Золотые ворота во Владимире.

– Знаете, 1980-е годы я не воспринимаю как время, когда продолжался снос церквей. Было несколько единичных случаев утраты храмов. Что касается церкви Симеона Столпника на Новом Арбате, это история 1960-х годов. Это время хрущевского погрома, то есть сноса храмов из идеологических соображений, когда погибло большое количество церквей. В 1980-е уже пришло понимание ценностей исторических зданий, и массово церкви никто не сносил. Но тогда охрана памятников воспринималась преимущественно как охрана отдельных объектов, особенно древних. Сегодня при изменившейся системе ценностей есть осознание того, что ценны не только отдельные объекты, но и сохранившаяся историческая среда, аура городов и селений. Поэтому «Архнадзор» борется за каждый старинный домик, иногда вроде бы не имеющий каких-то ярких зримых достоинств. Но его значимость в том, что он часть сохранившегося во времени города. Это к разговору о Европе и вопросу: зачем люди туда ездят? Оказывается, не только, чтобы смотреть на шедевры. Они едут за неповторимой атмосферой сохранившихся и не испорченных новым строительством городов. Хорошо, что у нас постепенно, но не быстро, приходит понимание этого. Наверное, в этом и есть разница эпох, о которой Вы спросили.

Ценны не только отдельные объекты, но и сохранившаяся историческая среда, аура городов и селений

Однако не стоит идеализировать другие страны. У нас разный опыт и разный уровень городской культуры. Поэтому приходится надеяться на принятие тех или иных законов. Скажем и о том, что есть большой плюс: с начала 90-х годов в России никто не ставит препоны ни развитию церковной жизни, ни сохранению старинных храмов. По сравнению с советскими временами восстановление церквей и монастырей пошло семимильными шагами. Многие люди еще недооценивают этот масштаб. А ведь за последние 30 лет восстановлены тысячи храмов, что надо не только признавать, но и пропагандировать. Можно увидеть, как в отдаленных районах Москвы восстанавливаются храмы. Это работа благотворителей и меценатов. Я думаю, что когда-то кто-то соберет воедино все эти данные о восстановленных храмах.

– Константин Петрович, как Вы думаете, почему у москвичей не спрашивают их мнения о сносе исторических зданий и всё происходит внезапно?

– Такие проекты проходят общественные обсуждения, но обычно они носят формальный, фиктивный характер. Что касается учета общественного мнения, то для этого нужна юридическая процедура. К примеру, вы – частный собственник, купили какое-то историческое здание, которое не обладает статусом памятника, и хотите снести его и построить что-то новое для себя. И какое значение имеет для вас мнение горожан? Поэтому такие действия можно регулировать только общегородским «защитным колпаком», о котором мы говорили. Например, в Санкт-Петербурге действует городской закон, по которому на территории охранных зон здания, построенные до 1917 года, не подлежат сносу. В Москве мы никак не можем добиться принятия аналогичного и столь важного для города документа.

***

На месте удивительной по красоте церкви Успения Пресвятой Богородицы на Покровке, построенной в конце XVII века и снесенной в 1936 году, была пивная, потом кафе. Сейчас – сквер как лучшее, что могло случиться. Кажется, что деревья сквера тихо шепчут молитвы о прощении тех, кто сотворил это зло.

Беседовала Ольга Сокиркина

Константин Михайлов 28 марта 2022

Издательство
Сретенского монастыря