Памяти Константина Ефимовича Скурата
О глубоко почитаемом в нашей Церкви учителе нескольких поколений нынешних иерархов и священнослужителей, заслуженном профессоре Московской духовной академии, в которой он преподавал без малого 70 лет, – о Константине Ефимовиче Скурате вспоминает его племянник настоятель храма великомученика Георгия Победоносца в Грузинах протоиерей Феодор Кречетов.
Тепло единодушного круга общения
Семья дяди Кости и тети Маши, родной сестры нашей мамы, всегда нам была очень близка. Тетя Маша хлопотала о том, чтобы все праздники мы проводили вместе: церковные, а также семейные – дни Ангела, дни рождения. Даже если не удавалось выбраться в гости, обязательно старались как-то все равно поздравить друг друга. Но и встречи были достаточно частыми – нашим мамам было важно, чтобы дети верующих семей вместе больше общались. Все-таки обстановка тогда в обществе была нецерковной, а зачастую и антицерковной. Поэтому в те времена особо хранили тепло единодушного круга общения.
Незыблемой, например, у нас была традиция приезжать друг к другу на Прощеное воскресенье. На столе всегда были блины, это было очень задушевное родственное чаепитие, когда за столом собирались все – и взрослые, и детвора. А потом, уже разъезжаясь по домам, мы все – в том числе и родители у нас, у детей, – испрашивали друг у друга прощения, кланялись в ноги и троекратно целовались.
Еще с детства помню, что дядя Костя всегда старался говорить всё с таким добрым юмором, с шуткой. Мог найти общий язык даже с детьми. Иногда отцы не знают, как себя вести с малыми, – это, мол, период маминой ответственности. А он уже с самого детства мог общаться с человечком как с личностью.
Много дарил книг – часто скорее на вырост. Хотя и к детскому чтению приобщал – например, помню, мы именно у его детей в обороте впервые увидели книжку одного англоязычного ветеринара, где он очень интересно рассказывал о животных, его имя я сейчас уже не назову, но помню, что в оригинале книга называлась «The Lord God Made Them All» дословно «Господь Бог создал их всех», а у нас ее тогда перевели «И все они создания природы». Все эти тонкости и разночтения с нами, с детьми, уже обсуждали.
Израильтянин, в котором нет лукавства (Ин. 1: 47)
Всё у дяди Кости всегда было четко, определенно. Это человек без второго дна, без какой-либо хитрости. Его слово было очень весомым именно потому, что в нем не было этой постоянной двойственности, несовпадения: говорю так, думаю иначе, поступаю вообще не пойми как, потому что оглядываюсь на чье-то мнение, чего-то боюсь или ищу выгод и т.д. Нет, он был невероятно цельный, прямой в своих суждениях и поступках человек. Израильтянин, в котором нет лукавства (Ин. 1: 47).
|
Кстати, еще в юности он как-то вернулся с учебы к себе на родину и вдруг понял, что за время его отсутствия трех священников посадили… Один из них умер в заточении, второго сломали так, что он даже боялся потом в церковь заходить… И ведь нелепо всех этих пастырей из маленького далекого городка Западной Белоруссии обвиняли в том, что они «хотели убить Сталина». И вот дядя Костя был тогда потрясен, что человека, оказывается, можно сломать.
Правда, третий из этих священников, выйдя из заключения, продолжил служение. Возможно, его пример укрепил в исповедничестве и дядю Костю, – он всегда открыто говорил то, что считал нужным, действовал непредвзято, не подстраиваясь ни под какую конъюнктуру, ни под чьи мнения.
Он всегда был человеком большой внутренней свободы и независимости и ценил эти качества в других
Он всегда был человеком большой внутренней свободы и независимости и ценил эти качества в других. Ни над кем никогда не пытался доминировать или навязывать кому-то свои взгляды. Ничего такого даже представить себе нельзя. При всей его учености это был необычайно скромный, даже кроткий человек. С ним было невероятно легко в общении. Даже как-то радостно, весело.
Очищенная от всего наносного простота существования
Хотя в отношении детей он и мог проявить в воспитательных целях строгость, но он и замечания делал с каким-то подчеркнутым уважением, сдержанно. Ничего лишнего – никакой страсти никогда не давал ходу. У него было потрясающее чувство меры во всем. Такая очищенная от всего наносного простота существования. Именно это, наверно, и позволяло столько всего успевать сделать.
Он, кстати, всегда много работал и не только интеллектуально, но и физически: строил на даче дом, мастерил то и дело что-то, за чем-то ухаживал. Такой был очень рачительный и в быту, хозяйственный: всё замечал, как-то облагораживал. В этом они с тетей Машей были очень похожи. Она даже разговаривать с гостями просто так не могла. «Не люблю, – говорила, – когда руки находятся без дела», – и параллельно занималась постоянно каким-то рукоделием. Они так и остались в памяти как образец тружеников.
Вот как Адаму было заповедано в раю – возделывать и хранить рай (см.: Быт. 2: 15), и Ева была ему дана в этом в помощницы, – вот так и они жили. Все у них всегда было вовремя, по распорядку – то есть не только физическое пространство было упорядочено, но и сам уклад жизни отличался какой-то размеренностью, продуманностью.
И всегда четко были расставлены приоритеты. Дядя Костя, например, знал, во сколько ему надо быть в Лавре, чтобы до занятий обязательно спокойно зайти поклониться преподобному Сергию. Причем он как заслуженный профессор мог бы беспрепятственно пройти и без очереди, но он стоял вместе со всеми, молился. Не любил на себя обращать внимание, выгадывать для себя какие-то преимущества. У него вся жизнь была такая – без рывков, отклонений, без нарушения установленных правил.
Когда слово не расходится с делом
Хотя вот у нас папа из старообрядческого рода, и у нас в семье очень важны были традиции: вот так и никак иначе, что написано – всё надо выполнить. Дядя Костя ко всему как-то, с одной стороны, попроще, а с другой – порациональнее подходил. По крайней мере, ему всегда было важно понять: если это делается так, то почему это и почему так? У него вообще это был один из девизов жизни: «Всё надо делать со смыслом». Он во всё вникал, по каждому из вопросов имел свое суждение. Мог всё всегда объяснить.
Особенно ему важно было, чтобы при богослужении и верующие в храме понимали, что в какой момент Литургии происходит, и тем более чтобы служащие каждое малейшее движение совершали осмысленно, прочувствованно. Он, например, говорил мне, когда меня только рукоположили, что диакон, приступая к возглашению Символа веры, обязательно должен осенить себя крестным знамением – это тоже важнейший момент в нашем исповедании веры. Точно так же, произнося: «…Силою Честнаго и Животворящего Креста», – непременно надо перекреститься. То есть у него слово не расходилось с делом, и именно так он это проживал и во время богослужения.
Человек долга
Хотя это требует от христианина постоянно напряжения воли, дисциплины, преодоления себя. Как говорил служивший в Покровском храме в Акулово до моего папы, отца Валериана, протоиерей Сергий Орлов (в постриге – иеромонах Серафим): «А для спасения-то нужен подвиг». Обычно у людей на всё отговорки: там не успели, то упустили, это «не вычитали». А дядя Костя всё методично исполнял без каких-либо скидок на то, что он вообще профессор и занят он важным даже в общецерковном плане трудом, и ему не до этих формальностей.
Нет, он был человеком долга. Не давал себе никаких поблажек. Хотя к другим, надо отметить, был снисходителен. Требовал только с себя. Пока еще только были силы, за всё брался сам. Он бы, наверно, и не смог столько всего в жизни успеть, как не смог бы и так успешно доходчиво преподавать, не будь он таким обязательным. Он всё как-то умел доводить до логического, как говорят, разрешения. Или вот еще есть выражение: всё доводить до ума – это про него.
У него у самого в обиходе всё так всегда было ясно осмыслено, распланировано, организовано. Помню, когда он мне показывал свое рабочее место, то обратил внимание: «Вот здесь полка, с которой я работаю», – то есть рядом с письменным столом у него располагалась полка, на которую были собраны все те книги, которые он в данный момент штудировал. Возможно, они были и расставлены в какой-то определенной последовательности.
Гармония, приобщиться к которой – счастье
А работал он очень скрупулезно. Вручную всё конспектировал, перелопачивал десятки томов тех же писем святителя Филарета (Дроздова), святого праведного Иоанна Кронштадтского и других. Как-то шутил, что пытался было привить кому-то из студентов свой метод работы, но таких подвижников уже, видимо, не нашлось.
Только с годами приходит осознание, что для большинства, по крайней мере, духовенства нашей Церкви, он прежде всего педагог, ученый
По-моему, у него книги выходили вплоть до сентября этого года. Еще и не всё издано. Хотя и опубликованного – десятки томов. Его перу принадлежат и ставшие уже хрестоматийными учебники – например, по истории Поместных Церквей. Мы-то с детства его по-родственному привыкли воспринимать как дядю Костю, только с годами уже приходит осознание, что для большинства, по крайней мере, духовенства нашей Церкви, он прежде всего педагог, ученый.
Вместе с тетей Машей они очень-очень со многими были знакомы, общались не только внутри нашей Церкви, но и со многими даже иерархами, а то и патриархами других поместных Церквей. Поскольку я являюсь настоятелем храма грузинской диаспоры в Москве, про их близкое общение, по крайней мере, с Грузинским Патриархом Илией II, я точно знаю.
К ним часто приезжали гости. Тетя Маша всех очень радушно встречала. У них в доме всегда и внешне, и внутренне во всем ощущалась гармония, приобщиться к которой уже счастье.
Выстраданная вера: не сдвинешь!
Помню, как дядя Костя переживал, когда тетя Маша умерла. Раньше они всюду рядом под ручку ходили. Вместе бывали и на богослужениях – стояли всегда где-то в стороночке, молились. Потом уже дядю Костю, когда он остался один, стали приглашать в алтарь.
|
В нем совершенно не было никакого ехидства, злопомнения. В отношении дяди Кости того, чтобы он мог кого-то обидеть или как-то даже просто задеть, такого вообще невозможно представить. Это уже была какая-то такая внутренняя чистота, беспафосность, что я даже не знаю, кто бы к нему мог иметь какие претензии?
То, что он был требовательным в отношении честности, соответствия правде, в том числе в научных, учебных трудах, – но это же естественно. Как этого можно не понимать? У него самого была такая выстраданная вера, что называется, не сдвинешь! Такое у него твердое взвешенное было отношение ко всему в жизни. Может быть, это само по себе кого-то могло обличать…
Для меня лично дядя Костя всегда был примером христианского совершенства.
В Лавре навсегда
Позже мы приобрели дачу в Хотькове и оказались уже не так далеко от дома Константина Ефимовича в Абрамцево. Старались его навещать. Слава Богу, и в этом году в августе повидались. Дядя Костя тогда уже не знал, сможет ли он по состоянию здоровья вернуться после летних каникул в Академию, продолжить свои преподавательские труды. Но все-таки он учил студентов буквально до последних дней перед своей кончиной.
Последний экзамен он принял в минувшую субботу – 11 декабря. Ему уже во время самого занятия стало плохо – видимо, сердце прихватило. Но он, как-то пересиливая себя, довел лекцию до конца, проставил все оценки, даже дал задание на следующее полугодие. Потом еле-еле дошел до профессорской, туда ему уже вызвали врача, дали какое-то лекарство. Ему стало полегче, так он тут же сказал:
– А как бы хорошо, если я бы прямо в профессорской умер.
После еще попросил священника приехать домой, причастить его. Очень долго исповедовался. Когда врачи потом все же стали настаивать на том, что его надо положить в больницу, попросил «Скорую помощь» заехать в Лавру, чтобы он мог проститься с Преподобным. Редко когда машины допускаются на соборную лаврскую площадь, но тут было сделано исключение, и «Скорая» подъехала прямо к алтарной части Троицкого собора – туда, где за стеной почивают мощи преподобного Сергия. Очевидцы рассказывают, что врач, распахнув дверцу, сказал:
– Вам нельзя вставать, прощайтесь лежа с мощами Преподобного…
«Скорая» подъехала прямо к алтарной части Троицкого собора – туда, где за стеной почивают мощи преподобного Сергия
А теперь уже дядя Костя будет и упокоен в Лавре своего любимого Аввы. Царствие Небесное! Там он уже встретится со своей дорогой матушкой Машей, с отцом Кириллом (Павловым), со многими другими любимыми. Надеемся, что и нас они будут поминать в своих молитвах.
Записала Ольга Орлова
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.