В тот день мне везло на истории. Начать с того, что во мне неожиданным образом заподозрили насильника и вора. И не где-нибудь в темноте и подворотне, а практически под куполами Оптиной пустыни.
У нас там дом недалеко, в одной из деревень. Купили мы его несколько лет назад из-за любви к этому монастырю. И в то утро я ехала с младшей дочерью на Литургию.
Рулю я себе... Мысленно готовлюсь к исповеди. Смотрю – вдоль дороги, после поворота от Козельска, идет пешком какая-то женщина. «Подброшу, – думаю. – Явно же нам в одну сторону. Больше здесь некуда...» Тем более что выглядела она как типичная оптинская паломница. Платье в пол, платок, рюкзак, кроссовки, четки.
Торможу, опускаю стекло, приветливо высовываюсь:
– Женщина, давайте я вас в монастырь подвезу, далеко же идти.
Ответ для меня был очевиден. Поэтому, даже его не дождавшись, я начала убирать свои вещи с переднего сиденья.
– Не нужно меня никуда подвозить! Слышите? Не нужно! – вдруг закричала она. – Знаю я вас таких! Завезете и ограбите! И изнасилуете еще, может, быть…
От неожиданности я даже потянулась к зеркалу заднего вида. Посмотреть, какие страшные метаморфозы вдруг со мной произошли, что женщина обвинила меня во всех этих преступных деяниях. Вроде все нормально… Платок на месте, рога не выросли…
И не придумала ничего глупее, чем опять высунуться и начать оправдываться:
– Ну что вы! Не бойтесь! Я вас не ограблю и не…!
Хотела добавить: «не изнасилую», но поняв весь абсурд ситуации и диалога, нажала на газ.
Хорошо, что дочке, которая со мной ехала, всего три года и у нее синдром Дауна. Поэтому она, надеюсь, ничего не поняла из нашей милой беседы.
Такое со мной впервые. Вообще, я очень люблю подвозить там людей. Это не сложно, пункт назначения у всех, как правило, один.
Мужчин, особенно одиноких, стараюсь не брать. Сразу и не разберешь – трудник, паломник или уголовник. Стиль одежды примерно один и тот же.
А вот бабушки сядут в машину – довольные, благостные – разговорятся, и перед глазами судьбы проходят. Вот и сейчас решила – подвезу и послушаю что-нибудь интересное и о божественном. А тут такой конфуз. Даже обидно.
***
В общем, все мое предисповедальное душевное равновесие как рукой сняло. Еду, осуждаю про себя женщину на чем свет стоит. А тут еще одна бабушка вдоль дороги ковыляет с палочкой и какими-то торбами.
Хотела я мимо промчаться. От греха подальше. Но потом жалко ее стало. Еле идет человек. Да и подумала я, что бомба в одну воронку два раза не попадает. В идеале, конечно. И затормозила:
– Бабуль! Вас подвезти?.. Не бойтесь, я вас не изнасилую…
Последнее как-то само вырвалось – от предыдущей обиды.
– Девочка, с тобой все в порядке? – удивленно спросила она, оглядев себя с ног до головы.
С ней-то что не так, если ее в ее весьма преклонные года еще и обесчестить можно? И намекнула об этом еще какая-то «девочка».
– Да-да, простите. Это у меня внутренний монолог. Так поедете?
– Конечно, поеду. Спаси тебя Господи!
Я не пожалела.
Пока ехали, моя попутчица рассказала, что, выйдя на пенсию, продала она свою квартиру в Москве, часть денег сыну отдала, а себе купила маленькую «однушку» на Мехзаводе. Чтобы быть поближе к Оптиной, к старцам, к духовнику. Ну это обычная история, там таких людей много, и я их очень хорошо понимаю.
Сын старушки сначала был против ее переезда, возмущался, кулаками по столу стучал. Мол, с внуками надо помогать, а она – «в глушь, в Саратов».
А потом случилась с парнем беда. Через фирму, где она работал, оказывается, какие-то «левые» махинации проходили. Нагрянули к ним финансовые проверки, потом – «люди в масках». Все опечатали, документы забрали. Виноватые, как водится – откупились. А его выставили крайним.
Началось дело. Светил сыну бабушки серьезный срок.
– Молись, мать! – звонил сын своей родительнице.
Хотя в Бога особо и не верил.
Она молилась – на каждой службе. Акафисты Амвросию Оптинскому ежедневно читала. И когда уже не было почти никакой надежды на честное расследование, объявился вдруг какой-то принципиальный дотошный ревизор. Выяснил, что парень ни в чем не виноват. Настоящих преступников посадили, тех, кто взятки брал – тоже. А с него все обвинения сняли.
– Это было чудо, – говорила мне старушка. – Но еще большее чудо, что сынок мой в Бога поверил. В Оптину сюда приехал – благодарить. И теперь они с женой и внучками моими часто сюда наведываются. Вот так Господь их к Себе привел. И старцы наши Оптинские.
Это было чудо, что сынок мой в Бога поверил
***
Бабушка закончила рассказывать свою историю. Я помогла ей вылезти из машины с ее палкой и авоськами. Смотрю – сумку она забыла.
– Бабуль? Это ваше?
– Ой, а правда! Голова моя садовая… Это у меня уже второй раз. В прошлый – такая история интересная получилась…
Мне определенно везло…
– Ну-ка, ну-ка... Давайте я вас провожу и вы мне расскажете… Сейчас только дочку в коляску пересажу…
– Какая ты любопытная, – улыбнулась она. – Ну, слушай…
Было это за пару недель до нашей встречи. Также шла она пешком в Оптину со своего Мехзавода. И не одна, а со знакомой. Помоложе женщиной. Проходили они уже к известному местному перекрестку: Козельск – Сосенский – Мехзавод – Оптина, и тут со стороны города едет машина. Проскочила перекресток, резко затормозила и сдала назад:
– Сэстронки, вам куда? – раздался голос с явным кавказским акцентом.
– Нет-нет, не надо, – сразу начала отказываться бабушкина попутчица. – Нам в разные стороны.
Судя по направлению, в котором двигался автомобиль, им, и правда, было не по пути.
– Поехали, добрый человек предлагает, – сказала бабушка.
– Правильно, мать, садись! Что ноги топтать, – улыбнулся мужчина действительно очень яркой кавказской внешности.
Вторая женщина недовольно нахмурилась, но водитель уже грузил старушку в машину. Пришлось и ей сесть.
Всю дорогу мужчина шутил, травил какие-то анекдоты сомнительного содержания. Точно не для паломников.
– А я говорила, – шепнула на ухо бабушке недовольная дама, вылезая из авто, когда они прибыли в пункт назначения. – Так! Хватит! Сколько мы вам должны?
– Обижаешь! Я от всей души.
Водитель помог старушке вылезти, запрыгнул в машину и дал по газам.
– Сумка… Сумка моя как же? – запричитала бабушка через минуту, осознав, что ее вещи остались там – внутри.
– А я говорила, – удовлетворенно повторила вторая.
***
Так осталась бабушка без своих вещей.
Пожитки там, правда, были не хитрые. Кофточка, платок пуховый, таблетки от головной боли, помянник да свечки в полиэтиленовом пакетике – про запас.
– А деньги, деньги там были? – допытывалась молодая.
– Были.
– А я говорила!.. Много?
– Да откуда ж у меня много? Тысячи две…
– И тех лишилась! Я как чувствовала, что он неспроста остановился... Знакомая говорила – в Козельске рядом с ними семья поселилась. Таких же вот… Лиц кавказской национальности. Прямо всем аулом. Так спасенья от них нет. Дети хулиганят, тетки горлопанят и деньги ходят выпрашивают. А мужики их, рассказывают, даже дома грабят.
– Ладно-ладно. Что на человека зря наговаривать, – вздохнула бабушка. – Случайно получилось. Управит как-нибудь Господь...
– Зря – не зря, а я говорила…
... Помолились они на Литургии, к мощам святых старцев приложились. Идут по монастырю, смотрят – водитель тот. В одну сторону метнулся, в другую. У людей что-то спрашивает. А в руке у него бабушкина авоська. Увидел их:
– Эх, мать! Час уже тебя ищу! Что ж ты вещами разбрасываешься? Ты прямо, как моя – тоже все теряла. Умерла она. Я как увидел тебя, так ее вспомнил.
Сунул ей сумку в руки и побежал по каким-то своим делам. Даже поблагодарить она его не успела.
– Ты посмотри, посмотри – все ли на месте? – сказала молодая. – Деньги пересчитай.
Открыла бабушка кошелек свой, а там помимо пары тысяч еще две купюры по пять.
Стояла она, смотрела на них, и текли по щекам старческие слезы…
– Да… Зря я говорила, – тихо сказала вторая.
И опустила голову…
***
Вот такую историю о подозрительном водителе кавказской национальности рассказала мне бабушка.
Расстались мы с ней, а я потом все думала... Иногда смотришь на человека. Странный он как будто. И даже какой-то неприятный. Хочется обойти его стороной, чтобы не случилось чего. А происходит вдруг что-то… Касается Христос сердца. И делает он такое, чего от него никто не ожидает. Хорошее, доброе, светлое. И понимаешь, что внешнее – это мишура, ненастоящее. Или что-то, что тебе просто показалось. А настоящее – внутри, в душе. Это, наверное, и есть образ Божий, который сразу не видно. Но он обязательно есть. И не нужно судить… Да… Человек часто не тот, кем он кажется. Это большое Чудо.
Касается Христос сердца, и понимаешь, что внешнее – это мишура, ненастоящее
... Тогда, в Оптиной, я увидела еще одно такое чудо. Говорю же – день был богат на истории.
После исповеди стояла с дочкой сбоку от Введенского храма. Там открытая дверь и надпись: «Сестрам входить не благословляется. Только как лицо, сопровождающее инвалида». Примерно так. Женщины заходят через центральный вход, а этот только для мужчин.
В принципе, я как раз и есть лицо, сопровождающее инвалида. Но мы с Машей можем и по лестнице, нам не сложно. Решила не «рыпаться» лишний раз. Не смущать братию. Тем более, нас однажды оттуда уже выставили самым строгим образом.
Стою у двери со стороны улицы. Маша гуляет, я службу слушаю. Вдруг рядом появляется семья. Муж, жена и грудной ребенок на руках. Я в Церкви почти два десятка лет, поэтому «новичков» в этом деле определяю безошибочно. Было видно, что люди эти не только в монастыре, но и просто в храме если не впервые, то в один из первых разов – точно.
Мужчина выглядел, как браток из 90-х – и примерно так же разговаривал. А женщина, хоть и была одета «по форме» – в платье ниже колен и платок, но скорее напоминала светскую львицу со всеми атрибутами, чем паломницу. Не буду углубляться, о вкусах не спорят. Но внимание окружающей православной общественности они явно привлекли.
– Ну и че тут делать-то? – раздраженно спрашивал муж.
– Сейчас разберемся, – отвечала жена.
***
В какой-то момент они увидели эту боковую дверь и направились прямиком туда.
– Туда женщинам не благословляется! – раздался до противности знакомый голос. – Смотри-ка – вырядилась. Зачем вы только по монастырям-то разъезжаете – такие.
Это была та неожиданно материализовавшаяся дама, которая отказалась со мной ехать, заподозрив во всех смертных грехах. Я малодушно спряталась за колонну. Вдруг увидит, узнает и начнет кричать на весь монастырь, что я насильник и вообще Бог знает кто. Только выглядывала, чтобы дочка далеко не ушла.
Но ей было не до меня.
– Скажи своей жене, что ей туда нельзя. Написано же, – хватала она за рукав браткообразного мужа.
А у него было такое лицо, что я испугалась, что сейчас начнется драка.
– Руки убери! – прорычал он. – Вика, пойдем отсюда!
Вика и так уже развернулась и со словами: «Больная какая-то», собралась идти восвояси. И тут из двери высунулся какой-то послушник или трудник, не знаю. Но вид у него был угрожающий.
– Ну всё! Сейчас он им покажет, где раки зимуют, – подумала я.
Удовлетворенно хмыкнула и злая тетушка.
– Милые мои, подождите, – вдруг сказал он ласковым голосом, удивительно не идущим к его суровой внешности. – С этой стороны женщинам, правда, не принято. А давайте я вам стульчик вынесу – мамочка посидит с ребеночком. Погода хорошая.
Он сбегал за стулом.
– А вот вам еще просфорки. После Причастия скушаете… Что б еще вам сделать… Вы только не сердитесь… А знаете, если мамочка прямо очень хочет, пройдите быстренько через этот вход… Туда, в середину. Ничего страшного… В виде исключения…
– Да ладно... Побудем здесь, – смущенно сказал «браток». – Нельзя, так нельзя.
– Я и постоять могу, – улыбнулась Вика.
Улыбался им и трудник.
– Нет-нет. Вы садитесь…
А злая женщина вдруг куда-то исчезла...
Короткая сцена, но как много в ней всего было. Еще минута, и эти люди ушли бы отсюда. И, возможно, никогда больше не пришли бы в храм. Осталось бы в памяти лишь злое лицо той дамы и шипение: «Зачем вы такие по монастырям-то разъезжаете?»
Еще минута и эти люди ушли бы отсюда. И, возможно, никогда больше не пришли бы в храм
Но появился суровый послушник, который и поставлен-то был сюда этот вход охранять. Даже я думала, что он их сейчас просто выставит. А он как будто понял, что эту семью – такую «неуместную» здесь – привел сюда Господь. И сказал только несколько добрых слов. Простых ДОБРЫХ слов. И согрелись сердца, изменились лица. И вот они уже вслушиваются в слова службы, пытаются понять, крестятся и улыбаются Богу, миру, людям.
Он понял, что эту семью привел сюда Господь. И сказал только несколько добрых слов… И согрелись сердца, изменились лица
– Бабушка, садитесь, пожалуйста, – уступила этот свой стул молодая мама какой-то старушке.
– Сиди-сиди, деточка. У тебя же малыш.
– Нет, давайте вы, – вступил муж. – А сына я подержу.
И стало так тепло. Капля любви меняет мир.
***
Мы потом встретились у Чаши. И такими светлыми, такими счастливыми были эти молодые родители, причащавшие своего малыша – впервые, наверное. Я невольно залюбовалась.
Причастились и мы с Машей, вышли. Погуляли по монастырю. И перед тем как поехать домой, решили в чайной перекусить. Я усадила ее за стол, сунула в руки игрушку, чтобы она минут пять посидела спокойно, а сама пошла с подносом за едой.
Купила все, поворачиваюсь – нет Маши. Но времени прошло мало, далеко уйти она не могла, поэтому – спокойствие.
– Чей ребенок? – услышала я.
И из соседнего зала за руку выводит мою дочь – кто бы вы думали? Та самая неприятная женщина, которая отказалась со мной ехать и обругала молодую семью.
Я прямо в пол вросла.
– Ну, думаю, – сейчас начнется.
И мысленно меч из ножен вынимаю – отбиваться от всевозможных обвинений в свой адрес.
– Мой ребенок!
– Крошка, это твоя мама? – строго спросила она Машу.
– Да!
– Ну забирайте! И больше не теряйте!.. Она же инвалид?
Честно говоря, я не очень люблю, когда ее так называют. Тем более прилюдно. Ну да ладно.
– Да, у нее синдром Дауна.
– Божией помощи тебе! У меня муж лежачий. Инсульт. Кричит целыми днями. Ох, устала я очень. Тяжело с ним. Дочь сейчас осталась, в первый раз, а я – сюда… И я тебя узнала. Ты меня подвезти хотела… Знаешь, прости меня. Сама не знаю, почему набросилась… Тяжело мне...
– Мы сейчас поедем, вас подвезти?
– Я еще останусь – помолюсь… Тяжело… От жизни такой… От себя… А ты прости, да…
... И это тоже было чудо. Чудо – что в человеке, от которого я ничего хорошего не ждала, вдруг тоже сверкнула искорка Христа. И почему только искорка? Может, там внутри горит огонь. Но, правда, она очень устала.
Чудо, что в человеке, от которого я ничего хорошего не ждала, вдруг тоже сверкнула искорка Христа
Вокруг счастливая жизнь. Поют птицы, куда-то спешат люди. А дома мучается и кричит больной муж. Эти муки и крики – ее жизнь. И другой уже не будет. Но не уходит она, не бросает, наверное, любит. Несет на себе эту ношу... Но иногда она становится непосильной. И вырывается наружу боль, усталость, раздражение. На меня, на тех людей. Ни в чем не виноватых. И от этого, ей, наверное, еще тяжелее. Но может еще человек сказать: «Прости!» А это главное. Не для меня – для нее. Значит, жива душа.
А глаза у нее не злые. Уставшие просто очень глаза. Дай Бог ей сил. И еще неизвестно, смогли бы мы донести ее ношу… Не надо судить. Кто знает, что у человека в жизни… Каждый раз себе это говорю – и все равно…
Да… Тот день был богат на истории…
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.