«В каждой душе есть Божия тайна»

Как рождаются книги? Откуда берутся их герои? И о каком читателе мечтает писатель? В преддверии Недели детской книги, которая традиционно проводится в Москве, на эти вопросы отвечает автор издательства Сретенского монастыря Нина Орлова-Маркграф.

33.13.jpeg
Нина Орлова-Маркграф.
prodetlit.ru

– Нина Густавовна, расскажите о своем детстве. Что вспоминается? Чаще ли детство стало вспоминаться с возрастом? Наверное, многое «из детства» Вы использовали в книгах?

– Три вопроса – три ответа. Я родилась и выросла на Алтае, в селе Андроново. Всегда говорила и буду говорить, что это мой святой исток. Это моя точка отсчета, мой центр мира, моя мифология, наконец, герои которой – мои деревенские жители, каждый со своим характером и со своими подвигами. Я была открытым ребенком, ко всем приходила запросто в их избы, я любила, мне кажется, всё и всех. Приходила – и все были рады, или мне казалось так; бабушка Пелагея, помню, немедленно выискивала в сундуке «подушечки», конфетки такие, дед Мамон показывал какую-нибудь подобранную в лесу живность: раненого зайчонка, например, или прирученную косулю. Пятилетняя девочка, я шла по деревенской улице, со всеми важно здороваясь, серьезно спрашивая: «Как спина, Афанасьевна?», «Уже опохмелился, Романыч?» Я видела в односельчанах равных себе личностей и родных людей.

С тех пор, как уехала со своей малой родины, всю жизнь вспоминала ее. Долгое время очень скучала. Каждого помню до сих пор, и мне долгие годы шли из моей деревни приветы от односельчан.

В последние годы воспоминания мои стали сопровождаться тревожными мыслями о том, что та уникальная деревенская жизнь, свидетельницей которой я была, и люди – теперь разве есть такие? – все это уйдет, уже ушло. Наверное, эти мысли, эта тревога высвободили, дали какое-то новое движение творческим силам. Я написала ряд рассказов и повестей, место действия которых – Алтай, Сибирь. Они вышли в двух книгах под названием «Простить Феликса» и «Заступница». А в марте этого года большая часть из собранного в этих книгах еще раз выйдет в «Роман-газете».

– Каков он, «Ваш» Алтай?

– Моя деревня находится в лесостепной полосе Алтая. Это ленточные боры, колки, река Кулунда, соленые и пресные озера. Зимой нас заносило снегом, отделяло от всего мира. Жизнь шла по календарю природы. Природа была совсем дикой, первозданной. Дом наш стоял неподалеку от берега. Летом купались, ловили рыбу, весь день на речке проходил. Река и мое детство неразлучны, потому, наверное, по всей книге алтайской прозы в каждом произведении протекает река. Но она забрала моего друга, в ней утонул семилетний Шурик. Этот мальчик описан в рассказе «Плакальщица Нюся».

Фото 2.JPG
Река Кулунда. foto-planeta.com

– В каких краях Вам еще довелось побывать?

– Если говорить о России, то открываю все новые и новые для себя заповедные места. Несколько лет назад побывала у истока Волги и на Русском Севере. Это стало для меня откровением. Написала цикл стихов и постоянно возвращаюсь мыслями к этому краю. Мечтаю летом снова поехать. И по миру дал Господь поездить. Италия пленила, Испания приворожила, Англия удивила, хороша и страна Германия, и африканские страны, и Вьетнам… Вся земля хороша, что говорить. Но через некоторое время так хочется домой. Не поверите: когда я полтора месяца находилась в Англии, так соскучилась по дому, что шла по улице и пела сама себе: «Летят перелетные птицы...» Много земель видела, но есть две, в которые хотела бы снова и снова возвращаться: это Кипр и Святая Земля. Кипрскую землю христианскую восприняла как свою, родную. Здесь Лазарь четырехдневный жил и похоронен был, и чудеса совершались, здесь святой апостол Варнава за веру принял смерть и святой Спиридон пас своих овечек в поле. И чувство, что эта земля какой в те века была, такой и сейчас осталась. Дивное чувство.

– Где живете сейчас?

– Живу в Подмосковье. Предпочла бы жить не среди огромных бетонных новостроек города-спутника, а вот если б дал Господь небольшой домик да с землицей около него.

– Где лучше всего пишется?

– От места, где я живу, недалеко лес. Это мой главный кабинет. Голова очищается, дает что-то обдумывать и выстраивать. А второй кабинет дома, где стол и комп. В этом смысле мне близка позиция Пришвина. Он писал в своем дневнике: «Мой кабинет очень хорош, но не отвечает тому, что во мне. По существу, кабинет не так-то мне уж нужен. Напротив, только в кабинете я почувствовал, как независим мой внутренний мир от кабинета… Я живал в Париже – все было. Но моя заправка, основное: люблю слушать ветер в трубе и оставаться тем, кто я есть. Я беру устроенное: лес, поле, озера…»

– Как предпочитаете отдыхать, что помогает переключиться?

– Переключаюсь с работы на работу. Например, устаю от прозы – берусь за творчество для детей. Чувствую, что устала, начинаю переводить стихи. Ужасно устаю от переводов, перехожу к прозе. 

– Вы много пишете для детей. Каковы особенности «детской» прозы?

– На мой взгляд, произведения для детей должны писаться так, чтобы они нравились всем – любому возрасту, чтобы в любой душе рождали отклик, вызывали улыбку восторга, удовлетворение от прочитанного. Вот и все особенности.

Произведения для детей должны писаться так, чтобы они нравились всем – любому возрасту

– Расскажите о своей семье.

– Я из рода русских немцев. Родители мои уроженцы Саратовской области, они дети сосланных с Волги на Алтай в 1941 году. И отец, и мать были одаренными людьми, но учиться им не пришлось, работали с подросткового возраста в колхозе. Отец был целинником, в детстве, помню, давал нам поиграть медалями за поднятие целины. Много мои родители пережили несправедливости, лишений, в войну остались без дома, голодали, не имели обуви и теплой одежды (и это в Сибири), но не помню, чтобы кого-то винили, проклинали. Всем ведь тогда было несладко. Отец мой, художник по натуре, сам мастерил мебель – комоды, буфеты, сундучки, все это было украшено фантастической резьбой и покрашено с необыкновенным вкусом. В 2001 году мы приехали с младшей дочкой в деревню, и в некоторых домах еще стояла эта мебель. У мамы был острый математический ум. Она закончила три класса, четвертый до конца не дали доучиться. И до восьмого класса она с азартом решала мне задачи и уравнения. Я тогда даже не удивлялась этому. Мама все должна уметь.

– В какой мере используете собственный жизненный опыт в своих произведениях? В ставшей популярной книге «Хочешь жить, Викентий?», например?

– Если жизненный опыт – это память сердца, чувств и внимательного зрения, то я использую его в огромной мере во всем своем творчестве. Если говорить о внутреннем автобиографизме, то он тоже наличествует. Но практически, напрямую, в цельном виде не беру ни сюжетов из жизни, ни героев. Самая правдивая правда – это когда она художественно переосмыслена. В книге «Хочешь жить, Викентий?» биографическое присутствует, да. Я, как и мой герой юный Александр Грибов, училась в медучилище, была медиком-практикантом. И прообраз маленького города на реке, в котором живет мой герой, это Камышин на Волге, куда мы с семьей переехали, когда мне было 15 лет. Случаи из практики – девушка со скальпированной раной черепа в рассказе «Накось, выкуси» или проглоченная одним незадачливым юношей иголка в рассказе «Игла хорошего поведения» – действительные. Но мой герой – это не я, отправляясь в больницу на практику, он проходит свой испытательный путь. Поступки, душевные муки и выход из темного туннеля на свет – его личные.

Фото 3.JPG
г. Камышин. kamishin.bezformata.com

– О премиях, которые Вам приходилось получать, и о Вашей реакции на них. Какие самые любимые и почему?

– Премия святого благоверного князя Александра Невского вручена была за «Азбуку для православных детей», которая начиная с 2001 года непрерывно издается в издательстве Сретенского монастыря: мне дорога она ради имени святого и потому что ее вручали в Свято-Троицкой Александро-Невской лавре. Международная премия имени Сергея Михалкова за повесть в рассказах для подростков «Хочешь жить, Викентий?» была важна в практическом смысле. Лауреатство в этом конкурсе предполагало издание книги. И если бы не эта премия, не факт, что книга вообще бы вышла. Не так давно я стала лауреатом премии имени В. Г. Короленко за книгу «Простить Феликса». Для меня это более всего моральная поддержка, поощрение моего труда как прозаика.

– Есть ли у Вас «любимчики» среди Ваших книг?

– Обычно любишь больше всего ту книгу, которую только что написал. Сейчас для меня это книга «Простить Феликса». Благодарность испытываю к «Азбуке для православных детей», стихи из которой многие годы читают и помнят дети. Встречала уже ставших взрослыми читателей «Азбуки», которые декламировали мне из нее любимые стихи: «Фарисей», «Зло», «Добро», «Чистый понедельник».

– А среди героев? Может быть, реальных героев? Или Вами придуманных?

– Конечно. Один из любимых героев – сизый голубь из моего детского стихотворения. Приведу его здесь.

«Белая голубка,
Голубая юбка,
По лужицам ходила,
Юбку замочила.
Сизый голубь говорит:
"Ах ты, лужа вредная!"
А голубке говорит:
"Ах ты моя бедная!"»

А если говорить серьезно, я, наверное, всех своих героев люблю, это ведь мои создания. Но есть те, в которых кроется что-то для меня самой тайное и непостижимое. Например, женщина по имени Стюра из рассказа «Стюрины холмики». На фронте у нее погибли пятеро сыновей, и она, не имея даже могил, похоронила их рубашки в рощице рядом с домом. Это такой тяжелый сюжет. Но я поражаюсь ее жизни, красоте ее бытия и не понимаю, не постигаю этого человека. Ведь она потеряла всех, а люди тянутся к ней, к ее силе и свету. Да, Стюра моя любимица. А героя книги «Простить Феликса» люблю за то, что он в конце концов получился таким, каким я его хотела видеть в книге.

– Каков Ваш гипотетический читатель? Приходится ли Вам слышать реакцию на Ваши книги?

– Читатель... Надо, чтобы он был. Читая мои книги, он, быть может, и станет таким, каким я и хотела бы его видеть. Ведь даже писать в стол – это все равно значит надеяться, что читатель будет. К его сердцу я обращаюсь. На сборник «Хочешь жить, Викентий?» получила немало откликов читателей. Недавно получила письмо и видео спектакля, который поставили по рассказу из этой книги студенты театрального отделения Удмуртского института культуры. Два юных читателя этой книги решили связать свою жизнь с медициной – это значит, увидели они настоящесть героя моего и пошли за ним. Книга «Хочешь жить, Викентий?» вошла в международный каталог 2020 года «100 новых книг для подростков» ЦГДБ им. Гайдара города Москвы, подготовленный издательской группой «Гранд-Фаир» и издательством «Самокат». Бывают удивительные случаи. Несколько раз ко мне обращались взрослые люди, которые помнят стихи из книжки «Дерево-жираф», изданной в издательстве «Малыш» еще в 1991 году. Спрашивают, почему книжку не переиздают. Уверены, что она нужна детям. На встречах с детьми в воскресных школах поражаюсь, как много в духовном плане понимают и чувствуют дети. Вот как-то пригласили меня в храм Казанской иконы Божией Матери в Теплом Стане. Маленькие дети читали стихи из «Азбуки», а ребята постарше сделали мини-спектакли по стихотворению «У Казанской» и уж по совсем взрослому стихотворению «Снятие со креста». И то, как они читали… Это было настоящее прочтение. Матушка Мария Зорина, руководитель воскресной школы, рассказала мне, что они разобрали каждую строчку, чтобы ни одного образа не осталось неясного.

Поражаюсь, как много в духовном плане понимают и чувствуют дети

На последние книги «Простить Феликса» и «Заступница» было много отзывов в социальных сетях, получала письма, есть рецензии на «Лабиринте», в литературно-художественных журналах, на литературных сайтах. Читатели Центральной ульяновской библиотеки сделали фильм по рассказу «Стюрины холмики». Но все равно есть чувство, что книга не вполне доходит до моего читателя, для тех, кто любит читать именно такую литературу.

Фото 4.JPG
Фото: labirint.ru

– Вы окончили Литературный институт. Кто из педагогов вспоминается?

– Педагогов всех вспоминаю с благодарностью. Даже преподавателя по диалектическому материализму. Он мне двойки ставил, и отношения плохо складывались, а вспоминаю сейчас и думаю, как же он искренен был в своей вере в марксизм-ленинизм. Каким непоколебимым и стойким был. Это просто Макар Нагульный из «Поднятой целины» по наивности и беззаветной преданности своей идее.

– Кто из писателей в большей степени повлиял на Ваш творческий стиль?

– Если говорить о прозе, думается, что более всего повлияли представители русской классической литературы – Пушкин, Толстой, Бунин, Шолохов. Что касается поэзии – я испытала в свое время сильное влияние двух поэтов: Велимира Хлебникова и Николая Заболоцкого.

– Пишущий человек редко бывает в равной степени поэтом и прозаиком, обычно какой-то род литературы перетягивает. Как складывается у Вас?

– Не то чтобы перетягивают, но чередуются.

Фото 5.JPG
Иллюстрация к книге «Хочешь жить, Викентий?». libmir.com

– Вспомните о своем первом рассказе (или стихотворении). О своих эмоциях в тот момент. Поняли ли Вы тогда, что Вы писатель?

– Не считая нескольких стишков, я начала сразу с эпического жанра. С поэмы. Она была посвящена истории знакомства и дружбы с моей подругой. Дружбы высокой, романтичной. В тот год мне было 12 лет. Писатель ли я? Теперь это слово стало расхожим. По большому счету я этого и сейчас не знаю.

– Сложно ли Вам пишется? Бывают ли мучительные темы, образы? Знакомы ли Вам «муки творчества»? И, с другой стороны, случаются ли строки, как будто надиктованные свыше?

– В основном сложно пишется. Строки надиктованные... нет, не бывают. Бывает, что вдруг ты будто ощущаешь, слышишь ритм или представляешь образы. Это еще как бы полуслова.

– Переделываете позже старые произведения?

– Я тружусь над произведениями основательно, до большой усталости, но потом уже не возвращаюсь к ним. Расстаюсь с ними, и весьма охотно. Пусть живут дальше своей жизнью.

Фото 6.JPG
Иллюстрация к книге «Рождественский подарок»

– Если бы Вы не стали литературным работником, кем могли бы стать? Какая жизненная сфера Вам близка? Почему решили уйти из медицины?

– Мне кажется, никем другим я бы не стала. Из медицины ушла вот почему. Мне нравилась, да что там, я влюблена была в хирургию. Я мечтала, что буду каким-то особенным, уникальным хирургом. Но когда стала работать в хирургии медсестрой, поняла, что у меня нет этого «хирургического» дара. Что у меня руки – крюки. Что у меня внимание рассеянное и даже по характеру я не хирург.

– У Вас много книг по истории России. Почему Вы начали ей заниматься? Какие периоды Вам наиболее интересны?

– Все мои книги по истории России – они для детей, школьников. Это был проект издательства «Белый город». Книги «Северная столица», «Самозванцы», «Екатерина Вторая» и так далее – всего, по-моему, семь книжек. Это не солидные исторические исследования, это рассказы или повести для детей. Я не историк, просто изучала исторические материалы. Все эти книжки были отлично иллюстрированы и кроме основного текста обязательно снабжались энциклопедическими сведениями о рассказываемых событиях. По-моему, толковый был проект.

Фото 7.JPG
Иллюстрация к книге «Северная столица». labirint.ru

– Вероятно, для Вас история России – больная тема, связанная с историей семьи. Как Вы считаете, почему нас история не учит, почему мы наступаем на те же грабли?

– Возможно, потому что поколение, которое получило по голове, уходит, а новое, не имея такого опыта, не может почувствовать опасности и трагичности затеваемого снова. Это надо на своей шкуре пережить. Вот возьмем Великую Отечественную войну. Истинные фронтовики не любили, не в силах были вспоминать, говорить о войне, так это было страшно, тяжело. Семьи сколько горя пережили. Сколько погибло родителей, а дети попали в детдом или побирались, никому не нужные. Никто из них ни за что не хотел бы снова пережить такое. Мы все это знаем по книгам, фильмам, рассказам близких, но человек так устроен: пересказанная боль не будет его болью. Новое поколение не способно понять не пережитое им. Посмотрите, как ожесточены некоторые люди сейчас. Слово «донос» снова стало в тренде. Готовы, если дать им волю, на куски разорвать несогласных с ними. «Упечь за решетку, казнить, уничтожить…» – каждый день читаю это в социальных сетях. А давно ли их деды умирали где-нибудь в лагерях, куда попали именно по доносу? Это, конечно, только одна грань, один зубец граблей. Есть и политические, и социальные причины, и, может быть, в первую очередь духовные. Ничто не случается без Божиего дозволения. Но история России не является для меня больной, как Вы сказали, или неприятной темой. Это наша история. Она такая, какая есть. Все мы помним слова Пушкина: «Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора – меня раздражают, как человека с предрассудками – я оскорблен, – но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал». 

– В Вашем творчестве есть и церковная тематика. Насколько она важна для Вас? Вы написали книгу о протоиерее Николае Голубцове...

– Не то чтобы церковная тематика. Я ведь не богослов. Я православный человек, не то по-детски, не то по-старушечьи верующий. И профессиональный литератор. И книжки мои, такие, как «День Ангела», «Рождественский подарок», «Как Бог творил мир» и другие – они знакомят детей и взрослых с азами православия через стихи, рассказы, маленькие эссе. Стараюсь сказать как можно живее, где-то с улыбкой, где-то в игровой форме. Судя по спросу и повторяемости тиражей, у меня это неплохо получается. Есть и «взрослые» составительские книги: «Мысли русских патриархов», «Святая блаженная Матрона Московская», книга о московском священнике, пастыре безбожных времен отце Николае Голубцове. 

История этой книги незабываема. В издательство «Ковчег», где я работала, пришла Рогнеда Владимировна Маева – духовное чадо отца Николая Голубцова. Биолог по образованию, он в конце сороковых годов стал священником. А в шестидесятые годы, когда шли страшные гонения на Церковь и руководитель советского государства Хрущев обещал показать по телевизору последнего попа, отец Николай являл собой пример истинного носителя веры Христовой. Он служил в московских храмах – в церкви Ризоположения на Донской улице и в Малом соборе Донского монастыря. Много гонений, испытаний пришлось пережить ему, то и дело его вызывали на допросы. Но и слава его как пастыря истинного росла. Сколько людей в это безбожное время находили у него утешение, скольких он крестил! Однажды, узнав о необыкновенном священнике, пришла к нему и попросила окрестить ее дочь Сталина Светлана Аллилуева. Многие из его духовных чад оставили воспоминания. Каждому рекомендовала бы почитать книги, вышедшие об отце Николае.

Я несколько дней беседовала с Рогнедой Владимировной (в крещении она была Наталия), записывала на диктофон, что-то в блокнот, что-то держала в памяти и составила книжку «Мудрый сердцем». К сожалению, эта книга сейчас не переиздается. Но есть еще несколько книг, посвященных отцу Николаю Голубцову. Вижу их в продаже. Уверена, об этом человеке и священнике должны знать люди.

Фото 8.JPG

– Как сегодняшние православные могут (и должны) свидетельствовать о Христе в глазах окружающего мира?

– Знаете, сейчас много на эту тему говорят, устраивают конференции, даже фестиваль по этой теме был, пишут статьи. Читаю – и туман в очах, муть в голове. Надо то, надо это… Клубы создавать. Как мы можем свидетельствовать? Свидетельствовать о Христе может тот, в ком Христос есть, жив. В тебе Его любовь должна быть, как ни банально это звучит, только это и надо. Если, свидетельствуя о Христе, ты отнесешься к человеку с любовью, с искренним вниманием, он поверит Христу в тебе, он примет Таинства, он поверит в Воскресение, Второе Пришествие, в спасение поверит. Кажется, какую банальную вещь я говорю! Но ведь, милые мои, как мало любви в нынешних православных, ее почти совсем нет. (Я не говорю об исключительных случаях.) Нет любви дома, нет на работе, нет зачастую ее и в храме. Человек пришел и чувствует, что он не нужен, лишний. Холод чувствует.

Свидетельствовать о Христе может тот, в ком Христос есть, жив

– Какие еще болевые точки нашего времени Вы выделите?

– Самая болевая: раскол в обществе. Мы знаем, чем это грозит. Проходили уже не однажды.

– Как Вы считаете, актуально ли сегодня понятие «загадочной русской души»?

– Загадочность, мне кажется, вообще странное слово при определении свойств души. Мне ближе мысль раннехристианского философа Тертуллиана, что душа – по природе – христианка. Наверное, в каждой душе есть не загадка, а тайна, Божия тайна.

– Какой, на Ваш взгляд, должна быть «национальная идея» России сегодня?

– Может, просто любить свою землю и хорошо делать свое дело на ней? А громкие слова подождут, особенно сегодня. Я художник, я не формулирую. Я вспомнила по этому поводу шутливые слова Николая Гумилева, которой говорил своей жене поэтессе Анне Ахматовой (примерно) так: «Аннушка, как только увидишь, что я стал учить народы, придуши меня».

– Что, по-Вашему, необходимо для преодоления разобщенности верующих людей в нашей стране?

– По мне, так нужна единственно истинная вера. Разобщенность – от чего она? От гордыни, любоначалия, болезненного собственного мнения во всем. Разве этому Христос учил? Разве истинно верующим людям это присуще?

Фото 9.JPG
Иллюстрация к книге «Азбука для православных детей». dvoeslov.com

– И каковы должны быть личные усилия православных для преодоления такой пагубной ситуации?

– Личный порядок жизни. Встал, помолился – да и за работу. Слишком много праздности.

– Важная задача современной православной семьи – помочь подросткам остаться в Церкви, не покинуть ее в юношеском возрасте. Как решать эту проблему?

– Да ничего особого не нужно. Если взрослые – православные по сути, а не по названию, если они будут людьми живыми, духовно веселыми, понимающими своего ребенка, так и дети вырастут такими же. И даже если дочь или сын уклонятся в какой-то момент от пути, то все равно неизбежно вернутся к истокам.

– Ваше мнение о сегодняшнем состоянии культуры в России?

– Состояние культуры? По-медицински отвечу. Клиент скорее мертв, чем жив.

– Не хотелось бы заканчивать разговор на такой печальной ноте...

– Все поправимо в нашей стране, а значит, и в культуре. И потенциал есть, огромный, могучий потенциал. И многое делается. На такой ноте разговор закончить будет не только оптимистичней, но и справедливей. И я бы хотела обратиться к главным моим людям, читателям. Дорогие мои, спасибо за добрые слова, которые я от вас получаю. Вижу, как на сайтах своих храмов вы размещаете мои произведения. И делитесь с улыбкой. Поддерживаете по-доброму. Низкий поклон. Я всегда привожу слова героини моего рассказа «Стюрины холмики»: «Доброе дело на два века: на тот и на этот». Будем трудиться всяк на своем месте, а остальное как Бог даст.

КУПИТЬ КНИГИ АВТОРА

Беседовала Наталья Крушевская

Размер пожертвования: рублей Пожертвовать
Комментарии
Написать комментарий

Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.

Введите текст с картинки:

CAPTCHA
Отправить