Чудо одной картины

– Ника, ты была на выставке Евгения Антонова?

– Нет. А кто это такой?

– Художник, почти современник. В 1998-м умер. 

– Почему умер? Его недавно по телевизору показывали…

– Я о Евгении Ивановиче говорю. Их вообще-то несколько тезок. Не знаю, какого из них ты видела.

– Не обратила внимания… 

– Евгений Иванович – гениальный художник!

– Ничего о нем не слышала…

– Ну, сходи! Не пожалеешь.

– Постараюсь. А где проходит выставка? 

– В ЦДХ. Только не слишком затягивай: она недолго продлится.

Последовав совету подруги, на другой день Ника поехала в ЦДХ. К ее удивлению, никакого ажиотажа вокруг касс не наблюдалось. Более того, небольшой зал, где размещалась экспозиция, был почти пуст. 

Равнодушно окинув взглядом картину, изображавшую сталеваров, женщина раздраженно подумала: «Соцреалист, что ли? И чего я сюда пришла?» Решив для очистки совести обойти зал, – не уходить же несолоно хлебавши! – она двинулась вдоль стены, досадуя на себя и подругу. Но странное дело: через несколько минут Нике расхотелось покидать зал, а вскоре висящие на стене картины ожили, приглашая ее к беседе. Ей казалось, что с полотен самых разных жанров на нее смотрит множество человеческих глаз, полных мыслей, чувств и былинной, богатырской силы.

Через свои скромные работы живописец говорил с Никой о жизни и смерти, о вечном и преходящем, о возвышенном и низменном, о смысле, сути бытия. На вопросы, которые не могут не волновать, которые не перестает задавать пытливый человеческий разум: «Кто я? Зачем я живу?» – казалось, находились ответы в прекрасных полотнах, и успокоено умиротворялось, радовалось, отдыхало сердце, как у путника, который после долгих странствий вернулся в отчий дом; как у жаждавшего человека, который наконец прикоснулся губами к живительной прохладе родника; как у измученного многолетней болезнью страдальца, которого внезапно отпустил недуг. Да ей и самой вдруг захотелось поделиться с кем-нибудь своими размышлениями о высоте Небесного и беззащитности земного, об их противоположности и единстве, о гармонии мира, о творческом гении Создателя... Всего не перечесть!

Через свои работы живописец говорил с Никой о жизни и смерти, о вечном и преходящем, о смысле, сути бытия.

В немноголюдный в отсутствие сенсаций зал нечаянно забрели две девушки. На их лицах читалось, что мыслями они не здесь, и интерес их к выставке случаен. Скучающе скользя глазами по картинам, они томно прошествовали по залу и облегченно выпорхнули прочь. Немного погодя зашел мужчина средних лет, и произошла... Встреча. Восхищенный первой же увиденной картиной, он взволнованно произнес: «Это может понять лишь тот, кто пережил похожее!» Заметно было, что работа Евгения Ивановича коснулась самых сокровенных струн его души. Он расспрашивал дежурную о художнике. Уходил и вновь возвращался. Он долго стоял у картины, изображавшей фреску в храме Георгия Победоносца, сосредоточенно вглядываясь в нее. Наконец, собравшись, мужчина сдержанно и строго прочел глубокие, искренние стихи, сложившиеся в его сердце возле этого полотна.

Бывает, сигнал радиопередатчика, ясно и чисто звучащий на определенной частоте, на другой лишь прохрипит невнятно. Так случилось и с Никой: радость узнавания нахлынула на нее перед невзрачной, почти неприметной картиной, подписанной «Переславль-Залесский. Никитский монастырь». Может быть, не побывав в Переславле-Залесском, она бы не обратила внимания на работу Евгения Ивановича, которая изображала древний, XII века, Никитский монастырь с часовней, воздвигнутой во времена Иоанна Грозного на месте, где подвизался преподобный Никита Столпник. Невзрачная картина живо напомнила впечатляюще-яркую и по-легендарному красивую историю дивного подвижника, трудами покаяния преодолевшего путь от бездны ада до вершины святости.

* * *

Жил в XII веке в Переславле сборщик податей Никита. Пополняя княжескую казну, он и о себе не забывал: рекой текло вино на разгульно-веселых, по-царски пышных пирах в доме сборщика налогов – рекой бежали слезы обижаемых, разоряемых и притесняемых им вдов и сирот. Не было в городе более ненавидимого и презираемого человека, чем жестокосердный мытарь Никита. Но Господь сжалился над грешником – обратил его к покаянию. 

Однажды услышанный в храме отрывок из пророчеств Исаии: «Удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову» (Ис. 1: 16–17), – пронзил Никиту насквозь. Стараясь заглушить гнетущую тревогу, он решил забыться в пиршестве. Жена взялась стряпать мясо. Ее душераздирающий крик заставил Никиту остолбенеть: в котле вскипала кровь, и в ней всплывали обрубки рук, ног и головы людей. Осознав, что поступает как убийца, жестокими поборами лишая людей жизни, в смятении и страхе вчерашний лихоимец бросился в монастырь и возопил, припав к ногам настоятеля: «Спаси, Владыко, не дай душе погибнуть!»

Три дня, как велел игумен, Никита смиренно исповедовался перед каждым прохожим, а на четвертый день его нашли в болоте окровавленного, съедаемого мошкарой и комарами – так Никита казнил себя за грех. Умер для мира мытарь и душегуб – взамен родился столпник, святой подвижник, одевшийся в железные вериги и каменную шапку. 

Умер для мира мытарь и душегуб – взамен родился столпник, святой подвижник.

Погиб Никита от руки злодеев: они, приняв за серебро железные вериги, блестевшие от долгого ношения на теле, убили святого и скрылись, завладев добычей. Когда же стали делить ее, увидели, что заблуждались, и бросили вериги в реку, но тяжелейшая цепь, сверкая яркими лучами, легко поплыла, «яко древо в водах».

Благоухающие мощи святого и вериги, возвращенные в обитель, и доныне обильно подают исцеления. Ника своими ушами слышала рассказ очевидцев о том, как на их глазах на бесновавшуюся женщину, которая говорила разными мужскими голосами и обладала такой физической силой, что ее не могли удержать несколько сильных мужчин, надели вериги Никиты Столпника, и она рухнула без сознания, а из нее видимым образом исшел бес.

Когда Ника была в Переславле, таким же хмуро-скучающим, как и на картине Евгения Антонова, казалось неприветливое зимнее небо с низко нахлобученными тучами, которые сплошной пеленой заградили от посторонних взоров хрустальную прозрачность ярких воздушных сводов; таким же холодным был воздух, сотканный из мутно-туманной влаги и пронзающего мороза. 

Сырость свирепо, как разъяренный матадор, вонзала в женщину ледяные клинки, когда она приблизилась к часовне над столпом – глубокой ямой, вырытой Никитой, в которой он провел остаток жизни без сна и отдыха в молитве и посте, в слезах и покаянии. Но разве не чудо: в узких недрах столпа было не холоднее, чем в жарко натопленной избе: покаянный подвиг Никиты настолько прогрел замерзшую землю, что она и поныне ласково встречает теплом каждого паломника, спускающегося в пещеру-затвор. Вот уж действительно: кто видел это, тот поймет. 

Покаянный подвиг Никиты настолько прогрел замерзшую землю, что она и поныне встречает теплом каждого, спускающегося в пещеру-затвор.

Ника попросила у смотрительницы разрешения сфотографировать картину на телефон. И каждый раз, глядя на этот снимок, она поражалась, насколько же ощутимо передал художник и сырость влажных сероватых стен, в себя впитавших все дожди столетий, и налет древности на расшатанных временем кирпичах, и ржавую заброшенность обветшалых крыш. Каким же чудом снова ощущалось под кожей покалывание влажного холода и сменяющие его ласковые касания теплого воздуха! Теперь Ника была благодарна подруге за совет побывать на выставке, которая так много заставила вспомнить и пережить.



Размер пожертвования: рублей Пожертвовать
Комментарии
Написать комментарий

Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.

Введите текст с картинки:

CAPTCHA
Отправить