Сегодня отмечает юбилей регент будничного хора Сретенского монастыря Наталья Филиппова. Во внимание к усердным трудам на благо святой Церкви и в связи с 50-летием со дня рождения она награждена Патриаршей грамотой. Грамоту после Божественной литургии вручил наместник обители игумен Иоанн.
Желаем Наталье сохранять любовь к регентскому служению и продолжать утешать молящихся своим пением. Пусть Господь благословляет ее труды, дарует телесное здравие и духовную крепость. Многая лета!
Делимся воспоминаниями Натальи о первых днях возрожденного Сретенского монастыря.
Слева направо: Н. Д. Лаврухина, Н. Н. Шабалина и Н. В. Филиппова
|
Поначалу батюшка приглашал в хор, видимо, давних и ближайших своих друзей, таких как Володя Щербинин... Затем стал уже звать и профессионалов.
Пел какое-то время Гринденко со своим одноголосьем, но для нас, людей непривычных, это оказалось ужасным – мы на таких службах просто засыпали. И отцу Тихону пришлось отказался от древних распевов, особенно от древнего одноголосья. Он говорил, что и сам его не воспринимает.
Потом пришел Пильгук с готовым хором, их было человек 8–10. И «пильгуки» стали петь. Но они пели только по воскресеньям, а так как службы-то шли в монастыре каждый день, то надо было кого-то искать и для будничного пения.
В то время пошивочную возглавляла Анна Миронова – мы ее называли «Плакучая», поскольку в случае, когда батюшке приходилось указывать ей на какие-то недочеты, она сразу же проявляла дар слез, начинала плакать… Так вот у нее был опыт пения – она и в Даниловом монастыре пела, была ученая в этом плане. Батюшка ей говорит:
– Анна, благословляю тебя набрать певчих из наших прихожанок и всему их научить.
Аня собрала нас у себя дома – у нее было пианино – проверила на слух, на голос, кого-то отсеяла. Осталось человек шесть, и она стала с нами заниматься, учить гласы. Дает нам ноты, задает тон:
– Пойте, девочки.
А мы нот вообще не знаем, смотрим как бараны:
– А что петь-то?
– Вы же пели раньше!
Но мы раньше просто по памяти пели, чего-то нахватались и пели как придется. Короче, пришлось ей с нами заниматься сольфеджио, и таким образом она сделала из нас певчих. Теперь певчих из той группы уже почти не осталось: кто-то в лавке стал работать, кто-то семьей обзавелся.
И вот сложился у нас тогда будничный левый хор (левый клирос – это будничный хор).
Анна была с характером... Может быть, только это и сделало нас хором буквально за месяц. Болеешь, не болеешь, но ты должна приходить на спевки. А спевки происходили очень часто. Анна из нас просто душу вынимала: учила петь правильно, опору ставила. У меня нет специального музыкального образования, только школьная база плюс хорошая музыкальная память.
Слава Богу, в школе учили нас хорошо, давали нотную грамоту, сейчас такого, к сожалению, нет. То есть азы какие-то у каждого были, а потом она нас и дальше продвинула.
Когда она ушла в Полоцкий монастырь, она мне сказала:
– Наташа, ты будешь вместо меня регентовать, отец Тихон благословил.
И направила меня к своей подруге Лене Зубовой, которая стала заниматься моим регентским образованием: как службу вести, как задавать тон и так далее.
|
Помню, во время Великого поста, когда поется «Да исправится молитва моя» и выходят на середину храма три человека и поют соло, а остальной хор припевает, Анна еще сама регентовала, и говорит мне:
– Будешь задавать тоны и припевы, а мы пойдем петь в центр храма.
Вот они спели, и мне пришло время задать тон, причем я его про себя постоянно повторяла, повторяла... но когда надо было вступить, ничего уже не помнила, и запели мы кто куда. Анна смотрит на нас из центра храма испепеляющим взглядом: вот сейчас вернусь и покажу вам, где раки зимуют…
Вообще, конечно, петь на клиросе это стресс. А когда еще и отец Тихон служил, было еще труднее. Мы могли с Таней Лаврухиной (по мужу Вигилянской) так валерьянки напиться, что ничего уже не соображали.
Поначалу пели мы и на ночных службах, где присутствовали только монахи и некоторые сотрудники. Служба начиналась часа в три ночи, и я обычно оставалась ночевать у Ани в пошивочной – на диване.
Как-то отец Тихон говорит:
– Давайте, девочки, споем на два хора: братия (Николай Вигилянский тогда управлял правым хором) и вы.
Тогда появилась у нас еще тетя Галя, как мы ее называли – она была старше нас раза в два. Она была настоящим профессионалом в церковном пении. Мы ей:
– Будете регентовать.
– Хорошо, девочки, но только будем петь вот таким вот распевом.
Поменяла нам расположение, а для нас это было ново, интересно, и мы, дураки, облазнились. Ночью мозги вообще плохо работают. И когда она задала тон, мы его просто не взяли, что-то такое простонав вместо пения.
Выбежал отец Тихон:
– Все, идите в храм, молитесь.
Мы на Галину так разозлились тогда. Зачем она все поменяла, надо было петь как обычно. Мы бы так хорошо спели, и никого бы не подвели... Вот такие казусы бывали.
Но хор наш, слава Богу, держался, приходили новенькие. Батюшка нас терпел, говорил даже:
– У нас не только самый лучший правый хор, но и левый самый лучший.
Отцу Тихону никогда не нравилось, когда на свой страх и риск мы вставляли на службах что-нибудь новенькое. Он консерватор абсолютный. Споешь что-нибудь новое, потом подходишь к нему:
– Батюшка, простите, больше не буду.
Он предпочитал репертуар, введенный еще «пильгуками». Пильгук был из лавры, Матфеевская школа.
Потом Пильгук уехал в Германию, вместо него остался Николай Вигилянский. Затем стал управлять хором отец Амвросий, тоже очень хороший профессионал Матфеевской школы. Дополнительно к пильгуковским ребятам отец Амвросий перетащил кого-то из лавры. А когда появилась семинария – в хор пришли студенты.
Из книги: Жизнь моя – Сретенский монастырь. Сборник воспоминаний
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.