Главная > Журнал > Церковь > «Другой Церкви и другой России у нас нет»

«Другой Церкви и другой России у нас нет»

Протодиакон Андрей Псарев

Распечатать

Протодиакон Андрей Псарев, профессор канонического права и истории Русской Церкви, уехал из Советского Союза в Троицкую семинарию Джорданвилля еще в перестройку. На его глазах происходила «оттепель» в отношениях между Московской Патриархией и РПЦЗ, он стал свидетелем подписания Акта о каноническом общении и наблюдал обильные плоды воссоединения двух ветвей Русской Церкви. Сегодня мы говорим с отцом Андреем об истории возникновения Зарубежной Церкви, непростых отношениях «зарубежников» с Москвой в советский период, о временах потепления и благодатном объединении в духе братской любви.

– Отец Андрей, очень кратко расскажите, как вышло, что появилась Русская Церковь Заграницей? Почему нельзя было сохранить единство с Московской Патриархией в 1920-х годах?

– Двадцатый век дал всей Русской Церкви беспрецедентный опыт. Он начал формироваться в условиях разделения линией фронта Гражданской войны и был разным – разным оказался и после окончания Гражданской войны. Патриарх Тихон и его преемники, митрополит Петр и митрополит Сергий, старались получить от советского правительства легальный статус для Русской Церкви. Однако советская власть, долгое время пользуясь отсутствием такого статуса как средством воздействия на Церковь, предоставила его только в 1990-м году.

Когда я изучал документы церковной истории 1920-х годов, обратил внимание на то, что архиереи в отечестве, протестовавшие против административного курса митрополита Сергия, в большинстве своем избегали критических оценок советской власти. А для архиереев-беженцев вопрос «безбожной власти» был так же значим, как и вопрос о сохранении соборности. При этом каналов для доверительного общения между иерархами на родине и за рубежом не существовало. И в 1927 году Архиерейский Собор РПЦЗ постановил:

Для архиереев-беженцев вопрос «безбожной власти» был так же значим, как и вопрос о сохранении соборности

«Чтобы освободить нашу иерархию в России от ответственности за непризнание советской власти Заграничной частью нашей Церкви, впредь до восстановления нормальных сношений с Россией и до освобождения нашей Церкви от гонений безбожной советской власти Заграничная часть нашей Церкви должна управляться сама, согласно священным канонам, определениям Священного Собора Всероссийской Поместной Православной Церкви 1917–18 гг. и постановлению Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 года (о временных автономиях – протод. А. П.), при помощи Архиерейского Синода и Собора Епископов под председательством Киевского Митрополита Антония».

– Революция, гражданская война, изгнание и рассеяние – вызовы серьезные. Скажите, а разве в последующие годы не делались попытки воссоединения? Был ли конфликт между Зарубежной Церковью и Московской Патриархией, и в чем он заключался?

– В 1934 году Синод митрополита Сергия запретил в священнослужении архиереев РПЦЗ. В течение последующих десятилетий РПЦЗ рассматривалась в Московском Патриархате как раскол. После Второй мировой войны в Югославии, Центральной Европе, Китае были присоединения клириков РПЦЗ через покаяние. Начиная с 1945 года обе Церкви обращались друг к другу через Открытые обличительные послания. В 1959 году РПЦЗ приняла чин приема клириков из Московского Патриархата, который действовал до 2007 года. В своем завещании первоиерарх РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский) (умер в 1964 году) призывал избегать контактов за границей с клириками Московского Патриархата из-за их сотрудничества с атеистическим режимом. Именно по этой причине РПЦЗ перестала посылать наблюдателей на ассамблеи Всемирного совета Церквей после того, как РПЦ вошла туда в 1961 году. РПЦ последовательно перенимала имущество РПЦЗ, как это случилось с Воскресенским собором в Западном Берлине или с собственностью Духовной миссии РПЦЗ в Израиле.

Тон относительно воссоединения изменился в 1988 году, когда руководство Московского Патриархата обратилось к РПЦЗ с предложением прислать представителей на Поместный собор РПЦ. Официальные представители не были посланы, но в послании Архиерейского Собора РПЦЗ 1988 года говорилось:

Тон относительно воссоединения изменился в 1988 году

«Русская Церковь сегодня – это, прежде всего, необъятное море верующих нашей страны, скорбящих и гонимых Христа ради и правды Его, пастырей, ушедших в катакомбы своих сердец, отцов и матерей, молитвами спасающих чад своих от безбожия и неверия, детей-исповедников, всех в немощи сильных, которых недостоин современный мир».

Однако то, что в 1982 году РПЦЗ тайно хиротонисала в СССР для Катакомбной Церкви епископа Лазаря (Журбенко), привело к отказу от диалога со священноначалием РПЦ и принятию в 1990-м году верующих в СССР под омофор РПЦЗ. Если до этого отношение к РПЦЗ как к расколу существовало в качестве официальной позиции, а церковный народ в России был благодарен РПЦЗ за книгопечатание, то теперь многие стали воспринимать ее наряду с другими заморскими миссионерами. Ожидание того, что «замечательный» епископат РПЦЗ соединится с «замечательной паствой» РПЦ, не оправдалось. Случившийся кризис заставил представителей Германской епархии начать диалог со своими собратьями из РПЦ в Германии, который стал началом общецерковного диалога, приведшего к подписанию Акта о каноническом общении в мае 2007 года.

– Часто общаясь с потомками русских эмигрантов из церковной среды, я слышу, что в эмиграции на Церковь в России смотрели скептически. Но почему? Как можно было вычеркивать из жизни и буквально не давать шанса тем, кто волею судеб остался в России и нуждался в окормлении? Нужно было все бросить и выбираться из Советского Союза?

– Недостаточно было выбраться из СССР. Надо было постараться там вообще не рождаться (смеется). Дело в том, что костяк РПЦЗ состоял и состоит из людей одного круга, потомков «старых» эмигрантов, прошедших одни и те же этапы, владевших одним и тем же культурным кодом. Жизненный опыт «советских», так называли выходцев и России, был им неизвестен. Отсюда и отношение к выходцам из России и Русской Церкви в отечестве, шедшей на компромиссы с советским режимом. Русская Зарубежная Церковь была проникнута идеализацией императорской России. Было понимание того, что «Бог за грехи наших отцов лишил нас Святой Руси». Но понимания, что к категории грехов можно отнести и определенные социальные, экономические, политические решения, приведшие к революции, не было. Конечно, то, что я сказал, отвечая на Ваш вопрос, – «картина, написанная крупными мазками». Были люди, которые старались понять, услышать, как например, приснопамятный митрополит Лавр или здравствующий протоиерей Николай Артемов.

– Здесь очень интересен Ваш опыт: Вы отправились в «расположение» РПЦЗ из России еще до восстановления общения. Как Вы себя ощущали, переходя из одной юрисдикции в другую?

– Начнем с того, что я родился и вырос в СССР. Переходя в РПЦЗ в России, я ощущал себя «очень праведным» человеком (смеется). В конце 1989-го – начале 1990-го года я получил благословение от моего ныне покойного духовника иерея Вячеслава Резникова на учебу в Свято-Троицкой духовной семинарии (СТДС). Но мне этого было недостаточно. В духе «иосифлян» 1920-х я приехал к отцу Вячеславу и сделал «декларацию» о том, что ухожу из «сергианского раскола».

В мае 1990-го Архиерейский Собор РПЦЗ принял решение об окормлении верующих на территории СССР, и я активно включился в этот процесс. В августе того же года приехал в Джорданвилль. Однако через какое-то время уже в СТДС меня стали одолевать сомнения в правильности содержания моей «декларации». И я потратил годы на углубленное изучение разделений в Русской Церкви, последовавших во второй период управления ею заместителем Патриаршего местоблюстителя, митрополитом Сергием (1927–1943). Я рад, что в 2000-м году мне удалось попросить прощения у отца Вячеслава за мою «декларацию» и продолжить общение, в первую очередь евхаристическое, до его кончины в 2011 году.

Что касается русского церковного зарубежья, то здесь еще очень сильно ощущался железный занавес. Он поддерживался не только советской властью, но и РПЦЗ. Помню, как-то спросил одного семинариста-«зарубежника», ныне маститого протоиерея: «А ты когда поедешь в Россию?», на что он мне ответил: «А нам митрополит Виталий не благословляет ездить в Россию». Так что деление на «советских» и «зарубежных» ощущалось. У нас в семинарии был законоучитель и преподаватель истории России протоиерей Георгий Скринников (умер в 2008 году). Он был чертежником и делал для нас замечательные контурные карты. Очень душевный и заботливый человек, выросший в Югославии. Он говорил о семинаристах, приехавших из России, – «это не русские люди; они – другие». Кстати, наше церковное соединение в 2007 года отец Георгий не принял.

– Интересное время и интересен Ваш опыт. С одной стороны, Вы – историк Зарубежной Церкви. С другой – непосредственный наблюдатель событий, заставший и «оттепель» в отношениях 1990–2000-х годов, и момент подписания Акта, и первые несколько лет после этого, и сегодняшнее время, когда процесс завершен. Расскажите коротко об особенностях каждого периода. Удалось ли преодолеть разделение сразу? С какими сложностями столкнулись «зарубежники»?

– Период начала диалога в конце 1990-х характеризовался тем, что в публикациях РПЦЗ началось смягчение риторики в отношении Московского Патриархата. Однако такая «смена вех» вызвала обеспокоенность части духовенства РПЦЗ, ожидавшего покаяния от руководства Московской Патриархии в «сергианстве» и экуменизме в духе принятия из обновленчества в 1920-х годах. Получилось, что все внимание сконцентрировалось на том, насколько Московская Патриархия «эволюционировала» согласно ожиданиям РПЦЗ и почти не рассматривалась история самой РПЦЗ.

Период с 2001-го по 2007-й годы непосредственно связан с личностью приснопоминаемого митрополита Лавра. Многие, воспитанные в духе абсолютной правоты РПЦЗ, не понимали, как можно принять наше соединение, «сдачу позиций РПЦЗ». Однако, зная степень церковности владыки Лавра, они просто доверились ему. Владыка тоже с уважением относился к совести своих сослужителей, давая отпускные грамоты всем, для кого соединение оказалось неприемлемым. Владыка Лавр постарался, чтобы на Всезарубежном соборе в Сан-Франциско была полноценно представлена оппозиция каноническому общению. На Всезарубежном соборе была принята резолюция, дававшая Архиерейскому Собору РПЦЗ право окончательного решения о восстановлении евхаристического общения.

Получилось, что Московский Патриархат отказался от именования «карловчан» раскольниками, а «зарубежники» признали его своей Матерью-Церковью. После соединения получилось так, что РПЦЗ перешла из периода обличения апостасии «мирового православия» в период «просто христианства». Полагаю, что без усиления общения (соборности) в народе Божием, как рукоположенными в священный сан, так и посвященными к служению в Таинстве Крещения, нам не преуспеть. До соединения нашим архиереям было гораздо легче критически высказываться о происходящем в России. Теперь же то, что они лично знают и Святейшего Патриарха и других архиереев, заставляет их действовать с другой степенью ответственности, чтобы не навредить. При этом обязанность высказываться открыто, печалования о находящихся на пространстве бывшей Российской империи «братьях наших… во всякой скорби сущих» с наших архипастырей РПЦЗ не снимается. Вопрос только в нахождении формы для этого заступничества.

Появилось понимание, что нужно до последнего предела оберегать единство, заповеданное Христом Спасителем в Гефсиманской молитве

– Каково значение примирения Московской Патриархии и Зарубежной Церкви? Лично для Вас.

– Важно, что РПЦЗ вернулась к общению с другими Поместными Церквами. Думаю, появилось понимание, что нужно до последнего предела оберегать единство, заповеданное Христом Спасителем в Гефсиманской молитве (см.: Мф. 26: 36–46). У нас появилась возможность перенимать положительный опыт Русской Церкви. Например, консультативный орган, подобный Межсоборному присутствию, мог бы оказать содействие нашим архиереям. Мы теперь безбоязненно выходим за пределы полемического дискурса, говоря без прикрас и умолчаний о своей собственной истории. Наша «белогвардейская икона» посещает все пределы Русской Православной Церкви. Ряд святых, прославленных в РПЦЗ, был добавлен в именослов всей Русской Церкви. В личном отношении для меня это означает ответ на мои сомнения, о которых я говорил выше: другой Церкви, как и другой России, у нас нет.

Беседовал Владимир Басенков

Протодиакон Андрей Псарев 31 мая 2022

Издательство
Сретенского монастыря