Главная > Журнал > Бог и человек > 50+1 слово духовной науки. Часть 5

50+1 слово духовной науки. Часть 5

Иеромонах Рафаил (Нойка)

Распечатать

Часть 5. Ниточка между тобой и Богом

(Окончание. Начало см.: Часть 4. Блажен любящий брата своего)

31. Жизнь монаха, хотя мы порой и называли ее безумием, по сути не отличается от жизни обычного христианина, особенно такого, который способен осознать зов Бога. Жизнь монаха – это жизнь молитвы, единения с Богом, и это действительно жизнь каждого христианина.

Отец Софроний говорил: «Едино спасение человека, ведь Бог дал те же заповеди и то же Евангелие и Матери Божией, и святым, и всем вплоть до меня, грешного». Таким образом, и спасение одно, и путь один, хоть он в деталях и принимает разные формы.

В монастыре культивируется уход из мира, уединение и безмолвие. Но в толчее и суматохе тоже можно обрести спасение. Святой Силуан говорил о святом Иоанне Кронштадтском, который хоть и жил в условиях неспокойной жизни, поскольку любил людей, но молился о них и, благодаря молитве, был в многолюдстве как монах в тишине кельи. Следовательно, как безмолвие, так и шум надо принимать с любовью. А любовь надо стяжать.

Начало любви может быть вот каким: если не хочешь сказать, как святые отцы: «Я самый грешный», то хотя бы осознай, что в тебе живет всякий грех. И, увидев это, мы начинаем узнавать друг друга. Я тебя знаю лучше, чем думаешь ты или думаю я, глядя на себя самого. Тогда, вместо того чтобы осуждать своего ближнего, мы начнем его миловать, ведь и Бог милует меня.

Давайте же поступать как Бог! Пусть ближний больше не нервирует меня своим способом существования, ведь я тоже нервирую других тем, что я вот такой. Но как мне измениться и перестать быть «таким»? А как ему измениться и перестать быть «таким», даже если его «такое» и не такое, как мое, а другое? Но я могу понять его боль и посочувствовать его слабости. И через это сочувствие я соединюсь с братом своим, начиная как раз с греха. Вот и оказывается, что Бог совершает такое чудо, что грех, являющийся разделением и смертью, становится – парадоксальным образом – жизнью и сближением, единением между людьми.

32. Женатый ты или монах, во всех состояниях важно быть весте с Богом: чтобы наша жизнь пребывала в гармонии с Богом. Я советовал бы всем вот какую линию: просить Бога, чтобы Он указал каждому из нас путеводное слово. Даже в борьбе с грехом надо просить Бога: «Господи, что в этом грех и что не грех? Покажи мне истину!» И тогда мало-помалу (ибо тут нужно многое терпение, надо давать и Богу время действовать с нашим медлительным сердцем) Бог нас освободит. И последним состоянием человека будет такое освобождение, какого грешники и представить себе не могут. Потому что это освобождение в духе и истине, тогда как грех – ложь!

33. Мы стараемся достигнуть такого состояния, в котором во всех обстоятельствах, от всего сердца, от всей души любим то, что любит Бог, и ненавидим то, что ненавидит Бог. И это истинная свобода.

34. Я спрашиваю себя, как псалмопевец: «Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми?» И отвечаю его же словами: «Чашу спасения прииму и имя Господне призову».

Наша награда – брать у Господа и призывать Господа. И в духе молитвы, в Православии, в духе, принятом от Чаши Причащения, совершается чудо, которое мы часто считаем невозможным, а именно – возрождение человека.

35. Мы идем к духовнику не так, как ученые и мудрецы века сего идут к более мудрому человеку, – мы идем к более опытному человеку для совершения ученичества. Это говорит уже пророчество Ветхого Завета, что люди будут научены Богом. Итак, в Новом Завете Господнем нам надо научиться бывать наученными Самим Богом. Как же мне услышать глас Божий? Я могу сказать Богу массу всего, но в том столпотворении мыслей, которые приходят на ум, откуда мне знать, которая из них от Бога? И от Бога ли хоть одна из них?

Духовничество надо понимать и совершать так: ты идешь к духовнику с одной мыслью – или ты будешь исповедоваться, или будешь просить о чем-нибудь духовном. Ты не спрашиваешь о повседневных делах, например о том, помыть ли тебе полы вместо того, чтобы подмести келью, ибо это неважно с духовной точки зрения. Всё это – лишь упражнения, дисциплина, необходимая для того, чтобы научиться истинному послушанию. И так начинается истинное послушание. Просите Господа: «Господи, скажи, что мне делать в жизни? Вижу себя грешным, но с чего начать? Скажи отцу моему слово во спасение мне!» И делайте это в духе отцов из «Патерика», которые шли к старцу и просили его сказать им слово во спасение. Они искали послушания, искали слова от Бога. Иногда им, может, и нечего было спросить. Они просили его только сказать им слово, не говоря о чем. Но кто шел к авве, тот шел с молитвой к Богу: «Господи, Ты скажи мне слово».

Просите Господа: «Господи, вижу себя грешным, но с чего начать? Скажи духовнику моему слово во спасение мне!»

И авва или духовник – не как философ, который многому научился и весьма умен по-человечески, – ищет, в свою очередь, с молитвой к Богу: «Господи, дай мне слово для народа Твоего. Не оставь меня, открыв рот, ввести в соблазн брата моего. Не оставь меня сказать слово, которое неполезно или, еще ужасней, причинит вред спасению души того, кто приходит ко мне во имя Твое». И ищет не столько в уме, сколько в сердце, желая найти слово, которое – он чувствует это в своей душе – назидательно.

Сделаю здесь небольшое отступление, чтобы сказать слово святого Серафима Саровского, который духом узнавал не только жизнь приходившего к нему, что происходит у него в семье, в жизни его родителей, но и что делать остальным. И один человек в изумлении спрашивал святого Серафима:

– Отче благий, откуда ты знаешь всё в моей жизни и всех этих людей по имени?

И он ему ответил:

– Я ничего не знаю, я только молюсь Богу. Бог есть Знающий, а я, молясь, говорю тебе первую мысль, первое слово, которое приходит мне на сердце и о котором знаю, что оно от Бога.

Итак, я не знаю, что делать, мой отец не знает, что делать, но я прошу Бога, и отец тоже просит Бога. И тогда совершается эта тайна – и это послушание, – когда, обращаясь к Богу через отца-духовника, как говорил отец Софроний, мы делаем своего духовника пророком. Может, он уже пророк, а может, и нет, но мое послушание делает моего духовника пророком. Некоторым образом, если мое состояние послушания истинно, оно рождает духовного отца. Я сам рождаю своего духовного отца. Так обстоят дела у Бога – нередко всё наоборот!

Говорю это и для того, чтобы вы не соблазнились, ибо лукавый может искушать вас и так: «А если мой отец не знает этого?» «А если то, а если это» – не смущайтесь этим. Рождайте себе духовного отца молитвой! Ищите у Бога! Просите Господа: «Господи, вложи в его святость нужное слово!» И смиряйтесь перед отцом во имя Господа, и отец молитвой найдет слово, о котором и сам не знает, что это, как говорил святой Серафим Саровский, но он в своей молитве верит и уповает, что Бог не даст вам обмануться, не оставит вас блуждать в потемках.

А теперь еще об одном. Я понял, что не надо обсуждать со своим отцом совет, который он тебе дает, но первое, что он скажет, то и делай. Я пробовал сделать сказанное, но, желая сделать это лучше, спрашивал его:

Не надо обсуждать со своим духовником совет, который он тебе дает, но первое, что он скажет, то и делай

– Отче, как ты это понимаешь, как это надо делать? – и чувствовал, что всё рушится.

И иногда батюшка сердился на меня, а я говорил себе: «Но что я плохого сделал, Господи? Я же хотел сделать лучше. А как мне теперь понять слово? Как его исполнять, если я не понимаю его как следует?» И не понимал тогда, что дело не только в том, чтобы я понял лучше: ведь я шел не к философу, не к человеку, который умнее меня, опытнее, старше, а шел к Богу. И что Бог его устами дает мне слово – может, таинственное, может, непонятное, но это слово для меня – от Бога, это не слово духовника.

Не ищи объяснений от духовника – и не надо это оправдывать даже тем, что ты не хочешь творить свою волю. Дело не только в этом. Это та ниточка, очень тонкая, может, тоньше паутины, между тобой и Богом, которую не надо обрывать, перерезать ничем. Сделай поклон и скажи отцу: «Благослови, отче!» Боишься, что не поймешь его? Проси молитв отца. Проси всего что хочешь, но не проси с самого начала слишком многих объяснений. Это слово, которое ты поймешь, исполняя его. Потому что вся христианская жизнь есть делание, а не философия. Такова философия христианской жизни. Итак, отец не сможет объяснить тебе слово, потому что оно идет не от него и он сам может его не понимать. Бог его понимает, и ты, молитвами отца, поймешь его, а если не можешь понять, попозже можешь спросить. Но сначала попытайся его исполнить.

Слово Божие – это сила, создавшая небо и землю. Слово Божие – это энергия, созидающая (всё) и созидающая тебя. Она тебя творит. Ты, конечно, не поймешь его сейчас: ты поймешь его, когда оно сделает тебя тем, чем Бог хочет тебя сделать. Хранение слова подобно земле, которая хранит свое семя, чтобы его не похитила птица. Хранение слова – это хранение таинственной энергии в своем сердце, в своей душе, энергии, которая тебя просветит, как говорит святой Иоанн в Евангелии, что «жизнь была свет человеков». Если будешь жить по Слову Божию изначальному, ибо это и есть то слово, которое ты получаешь, оно тебя оживит и просветит.

36. Средства массовой информации, как считается в Англии, часто представляют собой дезинформацию. А когда это информация, она столь поверхностна, что я спрашиваю себя: а стоит ли губить лес ради результата, который она дает?

37. Дело, которому ты готов принести в жертву сына своего единородного, и есть твой Бог!

38. Думаю, нам не так надо бояться ни сектантов, ни католиков, ни униатов и т.д., как своих грехов.

39. Я очень рад был, когда увидел, что одно труднопереводимое выражение в молитве «Отче наш» переведено на румынский как «хлеб наш для жизни». Жаль, что есть и другие переводы. Не могу сказать, в какой степени ошибочен западный перевод «хлеб наш повседневный». Я бы даже сказал «хлеб наш в жизнь», потому что через причащение Тела и Крови Господних мы причащаемся жизни, которой другим способом не можем стяжать. Это Тело, ломимое за нас, эта Кровь, истекшая за нас, – это жизнь Человека, знавшего наше окаянство, познавшего и смерть, но познавшего также и Воскресение, познавшего и Вознесение и седение одесную Отца.

40. Всё являющееся цивилизацией и культурой я вижу только как приготовление человека к Богу. Культура – не заблуждение в том же смысле, что и грех; явно, что и цивилизация тоже. Но они не более чем приготовления к более глубокому пониманию, которое есть Православие. Я говорю Православие в смысле его сущности, и не подумайте, будто я презираю внешние аспекты Православия. У нас тоже есть свое Православие, принявшее исторические, географические, культурные формы, но не будем останавливаться на историческом, географическом, культурном, а возьмем «ядро»; не будем останавливаться на скорлупе, а вкусим «ядро» ореха. И тогда, думаю, мы сможем и в своей культуре увидеть, с одной стороны, что прекрасно в человеке, что в нем православно, а с другой – что в нем является интенцией.

41. Любовь к сатане – не ошибка, а только предупреждение, которое мы получили на опыте Церкви, от святых отцов. Покуда мы пребываем в своей греховной, человеческой слабости, покуда гордыня имеет власть над нами, как бы мала она ни была (гордыня как раз и является уподоблением сатане), покуда мы можем быть прельщены сатаной, существует опасность полюбить того, кто объявил себя врагом Божиим до конца. Мы знаем сатану-врага как того, кто уже не покается; покаянию более нет места в его душе, коль скоро он сам себя объявил таковым, коль скоро такова его природа. Покуда нам приходится с трудом, со многими преткновениями, с соблазнами и грехами следовать по Божьему пути спасения, нам хорошо будет остерегаться – аскетически, я бы сказал – того, чтобы проявить какую бы то ни было любовь к абсолютному врагу.

Я слышал – нам надо быть осторожными, – что некоторые из достигших весьма высокой любви прельщены были видением сатаны, представавшего в образе чрезвычайно красивого принца, божественного, но крайне печального оттого, что Бог отверг его и он попался в свою же западню, и я слышал, что они из жалости к нему соблазнились и впали в ненависть к Богу ради любви к сатане. Вижу, что и современный человек в своем падении тяготеет к тому, чтобы стать таким. Но покуда Господь не обличил кого-нибудь как врага до конца, и мы не должны относить его к этой категории. И постараемся рачительно исполнять заповедь любви, данную Господом. Любовь должна идти до креста, до ада. Святой Силуан, чтобы стяжать смирение и спастись, получил от Господа такое увещание: «Держи ум свой в аде, но не отчаивайся!»

42. Именем культуры сегодня навязывается всяческое растление. Культура – это то, что мы культивируем, а что мы культивируем, тем и становимся. И культивирование земли тоже культура. Культивирование греха есть культура рехнувшаяся, но культура Божия призывает нас начать заново культивировать то, что относится к жизни, приглашает развивать свою культуру в Его слове. Многие мыслители, философы, люди науки задают церковным людям разные вопросы, например: почему у них нет учения о том, что бывает с детьми, умирающими некрещеными. Но Церковь, культура Церкви не предназначены нас информировать. Через Церковь Бог желает приобщить человека к Своей жизни. И если человек соглашается, он может дальше идти. Как написано в псалме, «бездна бездну призывает». Погружаясь, человек открывает глубокие тайны Божии, продолжает искать дальше и идет дальше.

Церковь не предназначена нас информировать. Через Церковь Бог желает приобщить человека к Своей жизни

43. Согласно научным данным, у младенца во чреве матери прежде всего развивается слух, и он может слышать голос своего отца благодаря этому чувству. Мы тоже учимся посредством слуха слышать голос Отца, и это может стать для нас (учебной) дисциплиной, это слышание и различение. Мы начинаем отличать знакомый голос Пастыря Доброго от голоса чужого, которого не знаем. Доходим и до исполнения: слышим что-нибудь и, услышав, делаем это. Это послушание как культура.

44. Адам, прислушиваясь к увещанию змея больше, чем к Божественному, сам того не сознавая, стал изначально культивировать смерть и канул в нее. Так же, по контрасту, культивируя Слово Божие, мы взращиваем в себе семя жизни и «погружаемся» в жизнь. И это не падение, а восхождение. Когда мы начнем культивировать семя жизни, оно прорастет, принесет плод, и это уже будет культура завершенная. Мы говорили, что культивирование земли – это культура. Это и культивирование той земли, которой являюсь я.

45. Всё материальное тленно, имеет предел, а хотение человека не имеет предела. Человек – не только животное, ведь он хочет скорее вечности, бесконечного. Человека ничто не удовлетворяет, не покоит, кроме бескрайности Божией. Если мое хотение устремляется к этому Слову, тогда оно уже не похотение в уничижительном смысле, и я тут же начинаю видеть себя более добродетельным. Но речь тут не о добродетели, какой ее понимает мораль; речь тут о жизни, ведь Бог призывает человека к жизни. Поэтому святые и жили словом Божиим с радостью, подвизались с радостью, услаждались пощениями и суровыми опытами. Не суровая жизнь их услаждала, а сила благодати, полученной и культивируемой ими в определенных суровых условиях, когда было необходимо.

Мученикам слаще было умереть за Бога, чем пользоваться преимуществами греха еще малое время. И это услаждение – не дело рассудка, а переживание, придававшее им силу. Когда человек следует слову Божию и культивирует его, он внезапно обнаруживает, что нашел то, чего хотел. И хотел так сильно, горячо, что готов лучше умереть, чтобы любовь Христова осталась в его естестве, чем претерпеть недостаток любви.

46. Слова можно причаститься только посредством жительства. Недостаточно изучать Писание, абстрактно изучать. Недостаточно жить воцерковленной жизнью, украсить дом иконами, слушать церковную музыку, заменить человеческую культуру церковной.

47. Легкомысленно говорит человек, будто евреи убили Христа. Это неправда! Это я убил Христа и убиваю Его изо дня в день всеми грехами, которые совершаю, грехами, которые суть я. Ведь в конце концов речь не о совершении грехов: я сам и есть грехи. Это суд, и суд Божий, который становится всё явственнее в жизни человека по мере того, как он углубляет свою жизнь. И человек начинает судить себя самого. И, осуждая себя, мы, если в послушании принимаем суд Божий, говорим: «Да, Господи, Ты прав – я самый окаянный из грешников». Кто говорил это слово: «Я самый окаянный из грешников»? Все святые.

48. Вместо того чтобы поступить как Адам, когда услышим Бога, приходящего в наше сердце, чтобы обличить наш грех, вместо того чтобы пугаться Бога и прятаться за деревьями, вместо того чтобы стыдиться Его и прикрываться листьями своих оправданий, надо гадкими, грешными, грязными, опозоренными идти пред Бога со словами покаяния и словами молитвы, в которой говорится: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей». И тогда мы взыщем у Бога оправдания, покрова и этим сократим себе путь подвига; путь послушания – самый короткий, кажется самым трудным, но он самый легкий.

49. У святых мы видим такие пути спасения, что не знаешь, что и подумать. Святая Мария Египетская – один из самых поразительных примеров тайны спасения, тайны любви Божией, премудрости Божией и непостижимого ума Божия.

50. Покаяние – это изменение человека в лице, как изменился в лице Спаситель на святой горе Фавор.

51. Покаяние не имеет конца на земле, но завершается в вечности.

Перевела с румынского Зинаида Пейкова
Rafailnoica.wordpress.com

Иеромонах Рафаил (Нойка) 3 марта 2021

Издательство
Сретенского монастыря