Иногда читаешь жития новомучеников, погружаешься в пучину этих страниц и чувствуешь себя Алисой в Зазеркалье – столь искривленная действительность открывается тебе в том бытии. Вчитываешься, а в голове барабанит: абсурд! Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Эта открывающаяся на страницах житий пугающая действительность против всякой логики, против нормальных человеческих законов! Но так было, мой дорогой читатель…
Я много раз писала про приказ НКВД № 00447. Про всю чудовищность и жестокость его сути, про карательный механизм его применения. Когда для осуждения на 10 лет лагерей или вынесения расстрельного приговора не нужно было быть закоренелым преступником, требовалось всего-то быть верующим христианином. Сотни тысяч расстрелянных в Бутово и по всей стране. Сотни тысяч сгноенных в лагерях… Но и это еще не край противоестественности богоборческих перегибов, которые пережила наша страна в первой половине ХХ века.
Передо мной житие мученика Николая Гусева. Его в 1937 году, после выхода злополучного приказа № 00447, приговорили к расстрелу. За то, что он жил без документов в построенном им шалаше…
Да, за «бродяжничество» (так квалифицировалось отсутствие документов у лица) тогда привлекали к ответственности, но не расстреливать же за это. А в деле Николая Гусева это была официальная формулировка обвинения. И еще очень важный момент: в 1937-м (вообще в 30-х) смертные приговоры несовершеннолетним выносились в исключительных случаях, крайне редко. В соответствии с Постановлением СНК СССР, ЦИК СССР № 3/598 от 7 апреля 1935 года «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних» допускалось «привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания» лиц, «начиная с 12-летнего возраста, уличенных в совершении краж, причинении насилия, телесных повреждений, увечий, в убийстве или попытках к убийству». «С применением всех мер» – это и с вынесением смертных приговоров в том числе. Коле на момент привлечения к ответственности было 17, он был несовершеннолетним. И ничего из вышеперечисленного он не совершал. Но его все равно расстреляли. «Как это возможно?» – спросишь ты меня, мой читатель. Я не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос.
Николая Гусева приговорили к расстрелу за то, что он жил без документов в построенном им шалаше…
Коля родился в Москве в 1919 году, 9 декабря. Его отец, Иван Гусев, был кузнецом. Он погиб в горниле Гражданской войны практически сразу после рождения мальчика. А в следующем, 1920-м, умерла мама. Коля совсем не помнил родителей. Его воспитывала бабушка. Но она тоже умерла, в 1926-м, когда мальчику не исполнилось и семи лет.
Вдумайся, мой читатель. Коля родился через два года после революционного 1917 года, то есть он всю свою жизнь, от первого до последнего дня, прожил в стране, которой управляла богоборческая власть, во времена, когда вера в Бога осмеивалась, оплевывалась, запрещалась и попросту жестоко искоренялась. А из жития нам известно, что Коля очень любил Бога. Возможно, бабушка вложила в него основы благочестия. Но скорее всего, это Господь дал Коле верующую любящую душу, которая возрастала Его попечением в вере Христовой и благочестии. Читаю о Коле, а вспоминаю святого Иоанна Предтечу, который остался сиротой на первом году жизни, в горах, и был воспитан ангелами Господними.
Коля очень любил храм Божий. Умудрялся бывать на службах, хотя в течение его жизни храмы закрывались ежедневно в геометрической прогрессии. Но по научению Господню (а иначе невозможно представить, как еще), Коля выбрал очень правильное место для своего обитания. Жил он в лесу под Реутовым, около села Косино, там тогда были святые источники. Именно там, у источников, он вырыл себе землянку, над которой поставил шалашик. В этом нехитром жилище главное место занимали иконы и неугасимые лампады.
|
В Косино, к слову, в начале ХХ века было три действующих храма: Свято-Никольский деревянный храм, храм во имя Успения Пресвятой Богородицы и Свято-Никольский каменный храм под колокольней. На сайте храма Успения Пресвятой Богородицы в Косино читаем: «На Святом озере еще с давних времен была устроена часовня. Слева и справа от нее были купальни. На Святое озеро совершались крестные ходы в день Преполовения Пятидесятницы, в праздник Косинской иконы Божией Матери и в праздник изнесения Честных Древ Животворящего Креста Господня». Это именно Колины места.
Богослужения в Успенском храме в Косино совершались в продолжении всей земной Колиной жизни. Храм закрыли только в 1940 году, когда Коля был уже у Господа, поэтому очень промыслительно, что блаженный мальчик поселился около этой деревни: он всегда имел возможность молиться в храме на службе и причащаться Святых Христовых Таин.
Как жил этот удивительный ребенок? Я сейчас даже не про то, мой читатель, что он ел и во что одевался. Коля собирал и сдавал утильсырье, а также грибы, на еду и масло для лампад хватало. С одеждой помогала прихожанка храма села Косино. Я о том, какой образ жизни нужно было вести этому мальчику, жившему далеко от людских глаз, в лесу, чтобы люди текли к нему рекой. Колю почитали как блаженного, прозорливца и целителя. Господь действительно наделил его такими дарами. Казалось бы, за что? За что Господь удостоил мальчика такой чести? Но и это еще не всё. Рядом с шалашиком по молитвам Коли Господь открыл четыре целебных источника. Коля набирал воду в пузырьки и с молитвой раздавал страждущим различными недугами. И люди исцелялись по молитвам блаженного мальчика. Обо всех этих подробностях мы узнаем из официального документа – протокола допроса Колиного современника в качестве свидетеля по уголовному делу, возбужденному против блаженного в 1937-м:
Люди исцелялись по молитвам блаженного мальчика
«Да, Колю я знаю. Это Николай Иванович Гусев, блаженный Николай. Проживал он в шалаше, километрах в восьми от Косино в Никольском лесу. Занимается он исцелениями обращающихся к нему верующих, считает себя за блаженного и прозорливого. В шалаше он имеет иконы, лампады. Исцеления он проводит путем выдачи пузырьков с водой. Прославившись блаженным и прозорливым, Гусев имеет среди верующих большой авторитет, в силу чего к нему началось большое паломничество верующих с целью получения исцеления. Кроме того, Гусев благоустраивает новые святые источники на святом озере, которых им на сегодняшний день открыто уже четыре. Всем необходимым, питанием и одеждой Гусев снабжался церковницей из села Косино. К Гусеву приезжают на исцеление из разных мест».
Восемь километров от Косино. Почему-то у меня нет сомнений, что Коля бывал в храме на каждой службе. Восемь километров туда и восемь обратно. Без транспорта, пешком. И в Реутов, как видно уже из Колиного допроса в качестве обвиняемого, приведенного ниже, он ходил пешком. Мне сложно представить, чтобы мой 18-летний сын ежедневно ходил пешком до железнодорожной станции (до нее, правда, 18 км), отец возит на машине. А блаженный Коля ходил. У него не было другой действительности, кроме той, в которой он жил. И он воспринимал это как нечто вполне обычное. Постоянные пешие переходы до храма и обратно длиной 16 километров, жизнь в землянке, накрытой шалашиком, круглогодично, и холодными зимами, и летом, скудная еда, просто поддерживающая тело и физические силы… А еще непрестанная молитва (помнишь, мой читатель: главным и, наверное, единственным убранством его шалашика были иконы). Коля вел подвижническую жизнь. Видимо, за все это, а еще за неземные кротость и смирение Господь и удостоил мальчика даров прозорливости, исцеления и чудотворения.
Осенью 1937 года энкавэдэшники устроили в лесу засаду на блаженного Колю, как на дикого зверя. Его арестовали и посадили в Бутырскую тюрьму. Допросили прямо в день ареста. Из протокола этого единственного допроса:
– Паспорта у меня нет, жить мне негде. Я решил построить себе шалаш в лесу и там проживать. Шалаш строил я один и сам. В этом шалаше я повесил иконы и устроил пять лампадок. Масло для лампадок я приобретал в аптеке. Сегодня я проходил по лесу, возвращаясь из Реутова в свой шалаш, и встретился с неизвестной мне гражданкой, которая меня спросила, где я живу. Я ей показал свой шалаш. Тогда эта женщина спросила, не страшно ли мне одному жить в лесу. Я ей ответил, что не страшно. И только хотел войти в шалаш, как меня задержали работники милиции и доставили в отделение.
– Кто строил шалаш в лесу Реутовского района? – спросил следователь.
– Шалаш строил я среди лета для жилья.
Больше следователя ничего не интересовало. Дело было состряпано, обвинение предъявлено. То, что Коля не подписал протокол своего допроса, уже не имело никакого значения. Приговоры в то чудовищное время выносились не судами, а тройками НКВД: правосудие отдавалось на откуп структуре, которая сама фабриковала уголовные дела против верных чад Церкви Христовой, какой там принцип разделения властей! О защите прав обвиняемых тоже мало пеклись. Эта самая тройка НКВД 8 октября 1937 года приговорила блаженного Колю к расстрелу. Из обвинительного заключения выходило, что повинен смерти Коля был за то, что жил без документов в шалаше. Его расстреляли на следующий день, 9 октября 1937 года, на полигоне НКВД в Бутово и закопали в общей могиле.
Была такая традиция в Бутырской тюрьме: фотографировать приговоренных к расстрелу перед казнью специально для палача. Слишком много работы было у карателей, не успевали всех сверить пофамильно в соответствии с документами, поэтому палач в руки получал пачку фотографий, по которым сверял лица приговоренных к смерти страдальцев.
Можно ли узнать на этом фото 17-летнего мальчика? Десятиклассника по современным меркам?
Сохранилась и Колина такая фотография. На ней блаженный Коля, не доживший до совершеннолетия ровно два месяца. Но сможешь ли ты, мой читатель, узнать на этом фото 17-летнего мальчика? Придет ли тебе в голову, что это подросток, десятиклассник по современным меркам? Вот и мне – нет. Блаженный Коля – мальчик с недетским лицом.
Мне даже кто-то из подписчиков написал однажды, мол, ошибочка вышла, не может это быть Коля Гусев: на человеке на фото дьяконская одежда. Но из жития мы знаем, что Коля не заботился ни о чем мирском и материальном, одежду ему жертвовала прихожанка храма (что было, то и отдавала, старое, не нужное никому). А он смиренно донашивал. Фото же это взято из уголовного дела, поэтому никакой ошибки быть не может. Это блаженный 17-летний Коля. Но так настрадался этот тихий мальчик за свою короткую земную жизнь, столько бед и лишений перенес, что смотрит на тебя, мой читатель, с фотографии, не подросток, а взрослый человек.
Это даже не фото. Это готовая икона, потому что лучше уже не написать. Коля ведь знал, для чего, точнее, для кого его фотографируют. И вот этими глазами, полными смирения, блаженный Коля смотрел тогда в лица своих палачей. «Отче, отпусти им: не ведят бо что творят» (Лк. 23: 34). Ясный кроткий Колин взгляд, неземное спокойствие его лица свидетельствуют – это лик. Лик святого.
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.