Черты афонской духовности. Часть 2

Часть 1. 

Достаточно одного паломнического посещения исихастирии[1] святого Василия Великого, пустыни Катунакия и постников Карулии, чтобы человек мог почувствовать, что означает духовный героизм, преодоление природы, любовь к Богу без барьеров и ограничений. Святой Никодим Святогорец в стихире на «Славе» на хвалитех в службе афонским монахам описывает их связь с естеством: «Они сохранили естественное, избежали противоестественного и были удостоены сверхъестественных даров». Даже люди, которым трудно прийти к Богу, вере и Церкви, однозначно признают благоговение, которое вызывает воздвижение обоженного человека и икону с воплощенным Богом[2].

Предание на Афоне, помимо прочего, украшено житиями известных и неизвестных святых, которые жили как юродивые ради Христа. В действительности каждый афонский монах юродивый ради Христа[3]. Но вся Святая Гора Афон функционирует с логикой, совершенно отличающейся от светской логики в миру, с логикой «безумия Креста»[4], логикой того, кто, когда у него попросят рубашку, отдаст и свою верхнюю одежду[5]. И логикой того, кто, чтобы спасти свою душу, теряет ее[6], логикой того, кто сознательно выбирает состояние блаженных нищих (духом)[7], того, кто становится последним и всем слугою (Мк. 9: 35) и меньше всех (Лк 9: 48). Жизнь на Афоне не имеет ничего общего с обусловленностью и компромиссом, поэтому ее логика – это «другая логика», которая освобождает и спасает.

Жизнь на Афоне имеет «другую логику», которая освобождает и спасает

Духовность на Афоне преодолевает и этику. Монахи проживают это так, что «в любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин. 4: 18). Заповеди соблюдаются с верой и любовью, а не печалью или принуждением[8]. На Святой Горе Афон ты понимаешь, что значит «добровольно отдавать». Такие слова, как вина, угрызение, угроза, ответственность, страх, неуверенность выражают понимание, которое совершенно чуждо святогорской этике.

Афон вдохновляет тебя своим смирением и стыдом перед тайной Бога и человека. Божия воля – это не распоряжение, которое навязано тебе и которое ты должен исполнять. Она неизвестна, и тебе необходимо найти ее в себе. Поэтому аутентичный афонский монах не отвечает на все вопросы, не предлагает решение всех дилемм, не имеет надлежащих аргументов, не высказывается на все темы. Он говорит больше своим молчанием и молитвой, чем своими определениями, знаниями, гениальностью и точными ответами. Как преподобный Варсануфий, который, даже когда что-то советовал, излучал свободу: «Я не связал тебя, брат, и не даю тебе распоряжение, а мнение; как хочешь, так и поступай»[9]. Перед неизвестной тайной, чувство знания – это дерзость, которая умерщвляет, в то время как уважение к неизвестному – это смирение, которое освобождает.

То же самое относится и греху, к грешному и виноватому человеку. Афонский монах чувствует грех другого человека как свой грех; поэтому он не виноват и, естественно, не испытывает чувство вины. Он просто чувствует, что находится возле каждого своего брата и перед Богом с грехами всех людей. Духовность Афона проходит через безмолвное смирение и свободу апофатичности.

Молитва и богословие

Афон – это место, где жизнь связана исключительно с богословием второго тысячелетия. Все богословские произведения этого периода имеют святогорскую печать.

Здесь сохранилась и развивалась исихастская традиция с ее основным представителем святым Григорием Паламой, который позже стал архиепископом Фессалоникийским. Но и великие теоретики исихазма XIV века, такие как святой Никифор Уединенник, святой Феолипт Филадельфийский, святой Григорий Синаит, святой Филофей Кокинос, патриарх Константинопольский, святой Каллист и святой Игнатий Ксантопулос, так или иначе были связаны с Афоном[10].

Позже, в XVIII веке, на этом месте процветала филокалийская традиция, благодаря святому Никодиму Святогорцу, преподобному Паисию Величковскому, сделавшим «Добротолюбие» известным и доступным для славян, как и движение колливадов.

Теологическая динамика на Афоне дошла и до наших относительных бесплодных дней, когда современные мудрые монахи и богословы, такие как архиепископ Брюссельский Василий (Кривошеин), архимандрит Софроний (Сахаров), преподобный Силуан Афонский, преподобный Феоклит Дионисийский, старцы – Емилиан Симонопетрский, Георгий Григорийский и Василий Иверский дали своему святогорскому опыту богословский характер с всеправославным и мировым отзвуком.

Наряду с ними популярное народное выражение богословия лучше всего было представлено такими личностями, как сербскими святыми Саввой и Симеоном (XII век). А также русским святым Нилом Сорским (1433–1508), святым Космой Этолийским (1714–1779) и многими другими до нашего современного старца Паисия, который своим божественным вдохновленным словом прикоснулся к жаждущим сердцам, укрепил их веру, смешал их богоозаренное слово с живым опытом и передал богословие из умозрения в личную жизнь.

Это постоянное обогащение жизни богословием и богословского знания исихастским опытом, духовным состоянием, аскетическим напряжением и благодатной молитвой посадило в духовности Афона все самое подлинное и глубокое, что существует в человеческих отношениях с Богом. Молитва на Афоне – это не только ежедневное правило или обязанность, но «по качеству своему, есть пребывание и соединение человека с Богом; по действию же она есть утверждение мира, примирение с Богом»[11].

Аналогичным образом прямое и постоянные соприкосновение со святыми мощами, опыт их благодати, благословение телесного присутствия святых делают святых родными и близкими, а их присутствие – непрерывным и осязаемым. Монахи говорят о святых как о совсем живых людях. Если произойдет пожар, то они сразу бросятся защищать древние драгоценные реликвии, будут бороться, чтобы спасти святые мощи. Они являются самым богатым имуществом в афонских монастырях.

Афон является самым большим мощехранилищем в мире. Согласно историческим данным, в 400 году после Рождества Христова при императоре Аркадии многие святые мощи были перенесены из Иерусалима в Константинополь для его укрепления и оставались там до захвата города франками в 1204 году. И оттуда по соображениям безопасности они вместе с другими реликвиями и сокровищами были перевезены в Никею, временную столицу Византии. Затем при императоре Михаиле Палеологе мощи святых были возвращены в Константинополь. После захвата города турками они различными путями оказались на Святой Горе Афон[12]. Эти мощи святых вместе с освященными костями монахов благоговейно сохраняются в костницах монастырей и скитов, поучают в афонском «университете» любомудрия во Христе. Вид костей показывает жизнь на уровне смерти, а поклонение честным мощам – это смерть на уровне истинной жизни.

Все это удаляет любой элемент музейного, любознательного и даже катехизического характера. На Афоне ты не видишь, не отдыхаешь и не катехизируешь. На Афоне ты входишь в тайноводство; молчишь и молишься, предпочитаешь мечтать, углубляешься в свой внутренний мир[13], но ты не нуждаешься в том, чтобы видеть, уверяться, узнавать. Тебе не нужно что-то подобное. Ты испытываешь удивление, но избегаешь прикосновения с ним; чувствуешь тайну, но она не поддается исследованию[14]. Вера сильнее любого доказательства. Ощущение Божественного присутствия более энергично, чем любая благословенная деятельность. Если ты хочешь, чтобы святой существовал; тебе не нужно встречаться с ним светским образом, чтобы поговорить с ним из-за обычного любопытства. Ты отказываешься заставлять его лучше узнать тебя. Ты предпочитаешь, чтобы твое недоумение таинственным образом получало ответ, чем чтобы кто-то высказал тебе свое мудрое мнение. Любопытство органов чувств и исследовательность восприятия Афона автоматически уходят на второй план.

Афон не поучает, не советует, а вдохновляет, передает подлинный опыт и благодать

Очарование Афона состоит в том, что он скрывает. Его сокровище заключается в апофатичности. Это утверждается его тайной. Это его приближает к нам. И пока он скрывается, его приближение открывает нам неизвестные истины. Ибо Афон не поучает, не советует, а вдохновляет, передает подлинный опыт и благодать.

Старец и наставничество

Последнюю черту афонской дух несут святые рассудительные монахи. Каждый из них, как второй Моисей, живя в божественном мраке Божией благодати, мог дойти до горнего Иерусалима. А также он мог научиться умной молитве, руководить в практической жизни, укреплять в испытании, бороться с искушениями других людей, преодолеть «меру человечества» и настоятельно попросить Бога «поднять руку и вернуть меч в ножны»[15]

Так, в последние годы такие духовники, как Савва и Игнатий, Гавриил Дионисийский, Даниил Катунакиотский, Иероним Симонопетрский, отец Софроний (Сахаров), такие как старец Каллиник Исихаст, старец Иосиф Пещерник, старец Ефрем Катунакиотский, старец Паисий, старец Порфирий, старец Ефрем Филотейский и последующие современные игумены, укрепили не только каждого из них, не только великое множество монахов, но и народ Божий. Они наполнили его этосом святогорской духовности, оживили его отцовским духом соборности Церкви, способствовали возрождению и современному процветанию афонского и греческого монашества, «накормили многих монахов на спасительных пастбищах»[16], свидетельствовали о православном слове в западном мире, вскормили миссионерские усилия по всем уголкам земли – в Конго, Индии, Калабрии, Тайване, Албании и так далее. Они вдохновили веру тысячи погубленных людей, приняли тяжесть неразрешимых проблем мира, утешили ущемленный Божий народ, просветили со своей мудростью и благодатью тех, кто ищет Господа.

Они заложили свое мудрое поучение[17] в утешение братьев. Это парадоксально и впечатляюще. Ты встречаешь подвижника, и его жизнь рассказывает тебе о такой первичности. Он живет на скалах. Ходит в изношенной одежде, без человеческого утешения, без внешнего разнообразия и изменений, почти как арестант, а его душа имеет такую сладость, нежность, она такая невинная и детская, что ты чувствуешь ее так, словно она из бархата.

Когда подвижник «брошен» в пустыне, то ему чуждо все мирское, он свободен от информационного осведомления, технологий, новых обычаев, житейских забот, освобожден от проблем профессиональной конкуренции, облегчен от знаний и переживаний в семейной жизни, он «отделен от всех и объединен со всеми»[18]. Его слово актуально, ясно, мудро и с благодатию, приправлено солью» (Кол. 4: 6). Еще в этой жизни он живет в Царстве Божием, но он «полон решимости пойти даже в ад ради любви к своим духовным чадам[19]».

Ты целуешь его руку и часто чувствуешь смесь запахов пота, пыли и времени, которая тебе нравится, потому что это естественное благоухание крови мученика, аскетического труда, слез молитвы, и это доказательство необыкновенной внутренней чистоты. Умерщвленное аскетическое тело ближе всего к телу вечности. Рядом с ним ты успокаиваешься, отдыхаешь, умиротворяешься, видишь глубины своей души. Чувствуешь что-то из Божией тайны.

Все контакты с подвижником – это явление Бога, схождение Бога на гору Синай твоей души

Все контакты с подвижником – это явление Бога, схождение Бога на гору Синай твоей души. В этот момент ты чувствуешь, что подвижник с благоговением и молчанием видит Его в дыму[20], как второго Моисея в облаке. Он не советует поспешно, не портит атмосферу своим мнением, не пытается помочь, невольно навязывая себя своим присутствием. Это время Бога, а не его. Он молчит и молится. Он проживает божественное схождение на гору каждой души; а не свое вхождение в его алтарь. Поэтому он не устает и не утомляет, а сам утешается и утешает тебя.

Эпилог: уникальность афонского монаха

Афон – это заметное место. Однако его своеобразность – это просто уникальность. Уникальность, которая оправдывает мистическое различие топоса, жизни, духа. Здесь ты можешь вкусить многие и великие вещи, одновременно и вместе. Эта всеохватность и полнота переживания является превосходной чертой его духовности.

Все то, что дается тебе, дается и монахам, и его паломникам как сюрприз и удивление, как не известное до сих пор переживание, от которого ты не можешь сбежать. Его послание всегда превосходит тебя. Оно вдохновляет и порождает в тебе видение, которого ты не ожидал, и надежду, которую никогда раньше себе не представлял. Так прекрасно, когда человек живет духовной жизнью и проживает ее как постоянное Божественное чудо!

Вся среда, атмосфера, природа, реликвии, погода, образ жизни, обычаи, форма богослужения, запрет прихода женщин, конкретные выражения духовной жизни существуют не для того, чтобы впечатлить любопытных людей, вызвать интерес у неудовлетворенных верующих и духовное удовлетворение у усталых христиан или стать убежищем для некоторых безутешных людей. Они существуют для того, чтобы родилось чудесное создание, которое называется афонский монах.

Он «живет как зритель чувственного творения и тайник духовного и невидимого, как созданный Божий образ и подобие, он непрестанно наслаждается своим существованием и радостью своего сердца. Он плавает в несотворенном, нетварном духовном свете, его ум прост, чист, весь состоит из любви, бессмертия, свободы и творчества. Он маленький бог по благодати и царь творения[21]».

Его жизнь естественна, его вера подлинна, чувства спонтанны, ум превосходен. Возле него ты чувствуешь себя другим, но сроднившись с ним, чувствуешь себя человеком, но с божественными предпосылками, маленьким, но утешенным, трепетным, но близким. Возле него ты прощаешь, веришь, утешаешься, надеешься. Ты проживаешь Божественный опыт, вечность, чудо, Божию благодать. Рядом с ним ты жаждешь святости. Ты видишь его: он владеет «обновленным знанием», говорит на «других языках», удостоен «таинственного видения» и наслаждается «невысказанными словами»[22]. Рядом с ним ты живешь. Даже сегодня на Афоне ты проживаешь благодать Святого Духа[23]...

Каждая встреча с афонским старцем – это соприкосновение с боговидцем Моисеем. Он превращает твою жизнь в гору Синай, где ты видишь Бога «сзади» (Исх. 33: 21). Он преобразует ее в гору Фавор, где слышен голос Божий (см.: Мф. 17: 5); это делает Афон, который подтверждает присутствие Бога.

Человек понимает эти вещи со своего первого посещения; от того, что он видит и не насыщается, и от того, что он чувствует и не может это определить. Тем, что он показывает, и с тем, что скрывает, Афон дает ощущение уникального и очень священного места. Если святой означает отдельный, тогда Афон тоже святая гора. Если Афон означает, что это сродное место Бога, тогда он очень святой. И, наконец, если он означает то, что находится вне осуществимого и желаемого, тогда Святая Гора Афон – это пресвятая гора.

Перевел с болгарского: Виталий Чеботар
Из книги «Света гора. Богошествената планина»


[1] Исихастирия – общежительный монастырь, который обычно не посещается архиереем, чтобы не «беспокоить» подвизающихся в нем монахов. – Справка болгарского переводчика.

[2] Никос Казандзакис в своей книге «Отчет перед Эль Греко» говорит о своей встрече с подвижником Макарием Пещерником в Карулии и цитирует его слова: «Благословенна смерть! Что ты думаешь о смерти? Смерть – это мул, мы садимся верхом на него и идем». И продолжает он, комментируя: «Он говорил, и чем больше он говорил, его лицо светилось; милая и счастливая улыбка исходила из его уст и покрывала все его лицо. Человек чувствовал, что он погружается в Рай».

[3] Ср.: 1 Кор. 4: 10.

[4] Ср.: 1 Кор. 1: 1.

[5] Ср.: Мф. 5: 40.

[6] Ср.: Мк. 9: 35.

[7] Ср.: Лк. 6: 20.

[8] Ср.: 2 Кор. 9: 7.

[9] «Νικοδήμου Αγιορείτου, Βίβλος Βαρσανουφίου καί Ιωάννου, Απόκρισις, νστ, 1974, σ. 58.

[10] «Cavarnos Constantine, The Holy Mountain, Belmont, Mass. 1973, р. 17–42.

[11] Святой Иоанн Лестничник, «Лествица». Слово 28 «О матери добродетелей, священной и блаженной молитве, и о предстоянии в ней умом и телом», 1.

[12] Τά δώρα των Μάγων – Πηγή χάριτος μέχρι σήμερα, έκδ. Ι. Μονής Αγίου Παύλου, Αγιον Ορος, 1990, σς. 8–9.

[13] «Припоминаю песни мои в ночи, беседую с сердцем моим, и дух мой испытывает» (Пс. 76: 7).

[14] Утреня на Рождество Христово, второй тропарь хвалитных.

[15] Νικοδήμου Αγιορείτου, Βίβλος Βαρσανουφίου καί Ιωάννου, Απόκρισις φξθ, σ. 267.

[16] Святой Никодим Святогорец, «Служба преподобным и богоносным отцам, на Святой Афонской Горе просиявшим», стихира на стиховне на «Славе» на малой вечерне.

[17] «Когда ты хочешь увещевать кого-то для его же добра, сначала дай ему телесное утешение». Αββα Ισαάκ, Ασκητικά, Λόγος ΟΓ, Περιέχων συμβουλίας πεπληρωμένας ωφελείας, Θεσσαλονίκη, 1977, σ. 291.

[18] Νείλου του Ασκητού, Λόγος περί Προσευχής, Φιλοκαλία των ιερών Νηπτικών, 1982, τόμ. Α. σ. 187

[19] Γέροντος Παϊσίου Αγιορείτου, Λόγοι Γ, Πνευματικός αγώνας, Σουρωτή Θεσσαλονίκης, 2001, σ. 292.

[20] Ср.: Исх. 19: 18.

[21] Θεοκλήτου μοναχού διονυσιάτου, Μεταξύ ουρανού καί γής, Αθήνα, 1986, σς. 21–22.

[22] Вечерня, в воскресенье вечером на Пятидесятницу, когда читаются коленопреклонные молитвы.

[23] Νικολάου Ιερομονάχου, Αγιον Ορος, τό υψηλότερο σημείο της γής, Αθήνα, 2000, σ. 145.

Размер пожертвования: рублей Пожертвовать
Комментарии
Написать комментарий

Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.

Введите текст с картинки:

CAPTCHA
Отправить