«Барыня прислала сто рублей.
Что хотите, то купите.
"Да" и "нет" не говорите…»
Тьфу, что за напасть? Как прицепится что-нибудь к языку – попробуй отвяжись! Вика от досады даже забыла, куда и зачем шла. Пока, стоя в коридоре, она вспоминала прерванный маршрут, зазвонил телефон.
– Викуля, привет!
Этот южный, округлый говор спутать с каким-нибудь другим было просто невозможно, немыслимо. Слегка приглушенный голос, знакомый с раннего детства, принадлежал двоюродному брату Богдану Чернышеву, бессменному участнику увлекательных игр в прекрасном «далеко», а ныне солидному седовласому провинциалу, обремененному ответственной должностью и негабаритом болезней.
Порой Вике казалось, что она только телом пребывает в современной первопрестольной, оставшись душой в маленьком уютном райцентре, где живы еще бабушка с дедушкой, родители молоды и счастливы, а Богдан с папой и мамой живет в сталинской трехэтажке.
Окна их квартиры выходили на центральный проспект города, носивший, конечно же, имя Ленина. Первый этаж со стороны проспекта был занят галантерейным магазином, каким-то камерным и добрым. С началом «перестройки» им завладели нувориши, озабоченные отмыванием денег.
Во времена глубокого детства Вика любила бывать в их уютном дворе, застроенном сараями-кладовыми, в их добротной квартире с высокими потолками, где все было основательным, прочным, надежным. Нравилась полукруглая арка, ведущая в подворотню, и камерность их двора. Нравилось подниматься по гранитным широким ступеням на второй этаж и подавать условный знак, хлопая крышкой почтового ящика, врезанного во входную дверь; нравился коридор, казавшийся просторным, и балкон с фигурными балясинами. Однажды, пребывая в игривом настроении, они с Богданом, сделав бумажные рупоры, похожие на кульки, начали «хулиганить», обращаясь к пешеходам, проходившим под балконом. Кое-кто удивленно поднимал голову, но чаще всего их просто не замечали.
У Чернышевых была огромная коллекция диафильмов. Настоящим праздником становился их просмотр. Дети усаживались в маленькой комнате, взрослые завешивали темными шторами окна, вывешивали на стене простыню, и на экране появлялись знакомые герои сказок или детских фильмов. Субтитры обычно читала тетя Муся, мама Богдана, но иногда в качестве поощрения ответственная миссия поручалась кому-нибудь из ребят, и польщенный чтец относился к вверенному делу со всей ответственностью, вкладывая в чтение максимум артистизма.
У Чернышевых была огромная коллекция диафильмов, праздником становился их просмотр
Порой большая родня коротала время за игрой в лото, до позднего вечера засиживаясь в просторной «зале» под классическим шелковым абажуром с кистями. Прелесть этой бессмысленной игры, требующей немного внимания и разжигающей азарт, заключалась в семейном единении, в возможности посидеть вместе за круглым столом и немного похулиганить, называя привычные цифры аллегорическими жаргонными терминами: «кол» вместо единицы, «лебедь» вместо двойки, «кочерга» вместо семерки, «барабанные палочки» вместо одиннадцати, «очко» вместо 21, «дед 90 лет» вместо 90, «48, половину просим» вместо 48.
Родня коротала время за игрой в лото, ее прелесть заключалась в семейном единении
Чаще же Чернышевы всей семьей приходили в бабушкин дом на окраине города, которая мало чем отличалась от глухой деревеньки.
Пока взрослые обсуждали малоинтересные и непонятные проблемы, дети были заняты важным, серьезным делом – игрой. Предуготовляя себя ко взрослой жизни, они примеряли на вырост знакомые с детства профессии: врача, учителя, продавца, почтальона… Но самой желанной была роль кондуктора – профессии, почти повсеместно упраздненной к середине 1960-х. Особое удовольствие дети получали, дотошно копируя точный графический облик бумажных рулонов, дававших право на поездку. На худой конец, в ход пускались настоящие билеты, бережно сохранявшиеся для подходящего случая. Приобретая билет, «пассажиры» неизменно проверяли, «счастливый» он или нет. Если сумма первых трех цифр совпадала с суммой трех последних, они радовались, словно действительно увидели улыбку судьбы.
Однако ни одна игра не шла ни в какое сравнение с пиршеством общения, которое устраивала бабушка, когда присоединялась к детским забавам, покончив с домашними делами. «Разминка» начиналась с «Фантов». Взяв у каждого из внуков какой-нибудь предмет, бабушка складывала вещи в сумку и, вытаскивая их по очереди, спрашивала игрока с завязанными глазами: «Что этому фанту сделать?» А он придумывал задание: спеть песню, станцевать, рассказать стих или басню, передразнить крик петуха и т. д.
Пока взрослые обсуждали проблемы, дети были заняты серьезным делом – игрой
Но настоящее веселье начиналось, когда бабушка, хитро улыбаясь, произносила:
«Барыня прислала сто рублей.
Что хотите, то купите.
"Да" и "нет" не говорите,
Черный с белым не носите.
Не смеяться, не улыбаться!»
После этого следовал коварный вопрос, на котором сразу же «палились» невнимательные участники: «Вы поедете на бал?»
Ведущий, задававший вопросы, строил всевозможные гримасы, и порой требовалось немало выдержки, чтобы сохранить серьезное лицо и не выбыть из игры, нарушив условие, заявленное в присказке. Кроме того, с иезуитской хитростью «вóда» задавал вопросы, требовавшие прямого или правдивого ответа. Попробуй останься в игре, если, например, показывая белоснежный альбомный лист, тебя с милой улыбкой спрашивают: «Какого цвета эта бумага?»
«Сколько воды утекло с тех пор!» – вздохнула Вика. Судьба перетасовала родственников, словно шулер-игрок – колоду карт. После бабушкиной смерти один за другим ушли в вечность ее многочисленные братья и сестры; родители одряхлели, а дети разлетелись из отчего гнезда, словно оперившиеся птахи.
По окончании школы двоюродный брат служил на Даманском полуострове, когда случился вооруженный конфликт с Китаем. На гребне «культурной революции», когда восточные соседи подвергли ревизии культурные и нравственные ценности, а заодно и прежние отношения с нашей страной, на поверхность всплыла пена – воинствующие юнцы хунвейбины.
К счастью, Богдан отслужил благополучно и, вернувшись из армии, махнул во Львов учиться на кинооператора. В родной город он вернулся со своей будущей женой – энергичной, красивой девушкой Вандой с Западной Украины, словно только за ней и ездил: по специальности он не проработал ни дня, а устроился сотрудником в райисполкоме. Работа очень подходила Викиному родственнику: аккуратный, пунктуальный, с красивым почерком, он оказался на своем месте.
– Богданчик, родненький! – обрадовалась и удивилась Вика. – Ты откуда звонишь? У меня почему-то московский номер высветился.
– Так из Москвы и звоню.
– Как «из Москвы»? – растерялась женщина. – А почему ты телеграмму не дал? Мы бы тебя встретили…
– Какие в наше время телеграммы? – шутливо возмутился брат. – А WhatsApp на что? А скайп?
– Не мое это, – отмахнулась Вика. – Ты каким поездом приехал?
– Да мы с Вандой уже и домой собрались… Хотели тебя перед отъездом повидать…
– Что это за непорядок? – чуть не заплакала сестра. – Будто неродные. Сейчас же хватайте свои баулы и живо ко мне!
– Но…
– Никаких но… Возражения не принимаются! Через час жду. Адрес помнишь?
***
Ровно через час Богдан и Ванда стояли в небольшой прихожей стандартной девятиэтажки, гармонично вписанной в природный ландшафт на границе Москвы и МКАДа. После объятий, обмена восклицаниями и прочих приветственных ритуалов гости уселись за стол, ломившийся от деликатесов, разносолов и кулинарных шедевров, наспех состряпанных хлебосольной хозяйкой.
– Какими ветрами вас в первопрестольную занесло? – осведомилась Вика, немало удивленная тем, что ее брат-домосед удосужился сорваться с насиженного места.
Богдан болезненно поморщился, а Ванда после недолгой заминки призналась:
– Плохо у Богдаши со здоровьем, совсем плохо.
– А что такое? – испугалась Вика.
– В придачу к его коллекции болезней обнаружились камни в почках, да еще и немаленькие.
– Да, с вашей водой немудрено заработать, – сочувственно вздохнула хозяйка. – А растворить их нельзя с помощью какой-нибудь чудо-диеты?
– Нет, – вздохнула Ванда. – Не тот случай. Беда еще в том, что нефролог на операции настаивает, а кардиолог под страхом смертной казни ее запрещает. Вот нашли в нашей местной газете объявление о какой-то частной клинике в Москве. Вроде бы светила там какие-то работают, ультразвуком дробят…
– И?.. – нетерпеливо подстегнула хозяйка умолкшую на полуслове рассказчицу.
– И уезжаем несолоно хлебавши, – криво усмехнулся Богдан.
– Почему?
– Лопнула клиника, – с досадой объяснил брат. – Как мыльный пузырь, лопнула… Ни вывески, ни следов от нее не осталось.
– Может, они юридический адрес в объявлении дали? – предположила Вика. – Вы звонить не пробовали?
– Конечно, пробовали. Главное, мы перед поездкой с ними связались. Приезжайте, говорят, ждем с нетерпением…
– А теперь автоответчик, будто попугай, долдонит: «Номер, по которому вы звоните, не существует», – вмешалась Ванда.
– Что-то здесь нечисто, – задумчиво промолвила Вика. – Значит, спугнули их неслабо, если они так стремительно с места сорвались…
– Ты думаешь? – расширила глаза Ванда.
– Как пить дать. И слава Богу. Неизвестно, что вышло бы, свяжись вы с этими аферистами. Ладно, будем считать, что все к лучшему.
Слава Богу, неизвестно, что вышло бы, свяжись вы с этими аферистами
– Ничего себе «к лучшему»! – воскликнул Богдан. – Деньги промотали, время зря потратили…
– Почему зря? – Вика включила компьютер. – Разве на этой клинике свет клином сошелся? Да мы мигом что-нибудь более стóящее подыщем!
После скрупулезного поиска, придирчивого изучения отзывов и страстных дебатов решено было остановить выбор на скромной загородной клинике с безупречной репутацией и, судя по всему, со старомодной порядочностью.
Созвонившись с регистратурой, Вика записала Богдана на прием и весело взглянула на гостя. Однако он казался угнетенным.
– Ты что, Богдаша? – задушевно спросила сестра, потрепав его, как в детстве, по непослушным вихрам.
– Да как-то боязно, – тихо сказал он. – А вдруг сердце не выдержит?
– Знаешь, – доверительно сообщила Вика, – у моего папы ведь очередная угроза инфаркта недавно была…
– Да, твоя мама говорила. Хорошо, что тревога ложной оказалась. Все-таки врачи у нас в городе дубы дубами…
– Богдаша, ты не поверишь, но дело не во врачах…
Брат непонимающе глянул на хозяйку, а она, пытаясь доходчиво донести до него свою историю, начала сбивчиво излагать недавние события.
Еще во времена комсомольской юности Вика в поисках духовности забрела «на сторону далече» – в мистическую область псевдодуховных сенсаций об аутотренинге, о снежном человеке, гипнозе и телепатии. Немудрено поэтому, что, основательно увязнув в мистических топях, она получила «награду по сердцу своему» в виде коммунального жилья в придачу с соседкой-оккультисткой Региной, не скрывавшей своих губительных пристрастий.
Когда Вика крестила новорожденную дочь Оксану, соседка пошла на них открытой войной.
Девочка росла болезненной и слабой. Однажды Вика заметила прямую связь между состоянием дочери и распрями, умело срежиссированными Региной. Человек неконфликтный, Вика старалась сгладить острые углы, молча переносила обиды, но все равно после каждого скандала, устроенного соседкой, Оксане становилось плохо.
Как-то раз, тактично поставив злодейку на место, Вика расплатилась за нравственную победу особо тяжелым состоянием своей девочки. На очередном приеме участковый врач обнаружила у Оксаны опухоль в горле и дала направление на операцию в специализированную детскую клинику. Вернувшись домой в слезах, мать, подчиняясь неосознанному велению сердца, взяла крестильную пеленку и начала протирать ею шейку девочки.
Наутро, вся зареванная и встрепанная, она вошла с дочерью в кабинет ЛОРа. Осмотрев Оксану, пожилой доктор укоризненно посмотрел на Вику:
– Разве можно быть такой ненормальной, мамаша? – ласково спросил он. – Да хронический тонзиллит сейчас у каждого второго ребенка диагностируют! А с возрастом и он исчезнет…
– Как «хронический тонзиллит»? – спросила Вика, моментально успокоившись. – Мне сказали, что у нее опухоль…
– Да нет никакой опухоли у вашего ребеночка… Летом на море свози́те – настоятельно рекомендую. Ступайте, мамаша, ступайте. Нечего здесь сырость разводить… Да, и позовите следующего, будьте любезны…
«Вот врачи пошли! – досадовала женщина, вспоминая недобрым словом участкового педиатра. – Даже диагноз не могут правильно поставить».
На следующий день она позвонила родителям, и первый вопрос, конечно же, был о здоровье отца, перенесшего два инфаркта.
– Ничего утешительного, доченька, – посетовала мать. – Подозревают третий инфаркт, да и диабет не исключают… Назначили на завтра повторные анализы.
– О, Господи! – воскликнула Вика, души в отце не чаявшая.
Выйдя из переговорного пункта, она медленно брела по улице. Миновав реставрируемый храм, остановилась в нерешительности и повернула назад.
Купив в притворе десяток свечей, женщина поставила их перед иконами, не загороженными лесами. Ни молитв, ни имен святых она не знала, но душа рвалась куда-то наружу в неосознаваемой мольбе: только бы с папой все было в порядке.
Молитв она не знала, но душа рвалась куда-то наружу в неосознаваемой мольбе
С нетерпением ждала она, пока минуют два невыносимо долгих дня, чтобы услышать от родителей вердикт врачей.
– Все нормально: диагноз не подтвердился, – успокоила мама.
«Да что же за врачи такие!» – вновь возмутилась Вика.
– Знаешь, я ведь не сразу поняла, что мне тогда Господь помогал; дошло до меня только после того, как Регину ветром из Москвы сдуло, – умозаключила рассказчица.
Богдан, всю жизнь проработавший в горисполкоме, молчал, не зная, как реагировать на необычный рассказ, не вписывавшийся в его мировоззрение.
На следующий день гости в сопровождении хозяйки отправились в ближнее Подмосковье на прием к нефрологу. Им оказался пожилой интеллигентный врач. Пока он беседовал с Богданом, Вика и Ванда, коротая в приемной томительное ожидание, казавшееся вечностью, читали знакомые им молитва: одна – «Отче наш», другая – «Символ веры». Наконец мужчины вышли из кабинета.
– Вот, голубчик, вы уж извините, что такая накладка случилась. Конечно, мы бы с удовольствием вас приняли, да без диагностики никак нельзя. Я был бы рад заняться вами – случай, на мой взгляд, интересный, – да вы же не станете ждать, пока мы аппаратуру починим. Так ведь?
– Да, – подтвердил Богдан. – Работа ждет.
– Вот и я о том же… Надо же, какой конфуз: вчера все в порядке было, а сегодня – нá тебе! Впрочем, может, это и к лучшему: у нас все-таки лечение недешево обойдется, а друг мой в государственной клинике служит – денег с вас не возьмет.
– А вдруг он меня не примет? – усомнился Богдан. – Я ведь не москвич…
– Экий вы Фома неверующий! – укоризненно покачал головой профессор. – Будьте покойны: моего слова вполне достаточно для институтского друга, хоть он и светило первой величины на медицинском небосклоне.
– Спасибо, доктор! Сколько с меня?
Врач возмущенно замахал руками:
– Господь с вами, голубчик! Это я ваш должник: эдакий путь даром проделали…
Оценив ситуацию, понятную из контекста, Вика, выйдя из клиники, предложила немедленно ехать в ведомственную больницу, куда профессор направил брата; благо она находилась недалеко от ее дома.
Спутники молча шли к станции по-осеннему расхлябанной дорогой, неряшливо-грязной и скучной, словно бездарная мелодрама. Богдан зябко поводил плечами, женщины были грустны и тихи не столько в знак солидарности с тоскующей природой, сколько из сочувствия к его переживаниям.
Обратная дорога оказалась на диво легкой: не пришлось ждать ни электрички, ни троллейбуса, ни очереди в кабинет титулованного светила.
И опять женщины погрузились в молитву, встревоженно наблюдая, как Богдан и знаменитый нефролог ходят из кабинета в кабинет и носится туда-сюда медсестра.
Наконец страдалец вышел к ожидавшим его спутницам, держа в руках рентгеновский снимок. Глянув на его вытянувшееся лицо, они не на шутку испугались:
– Что, Богдаша, что?
– Ничего не понимаю, – обескураженно ответил он. – Нет на снимке никаких камней. И патологии нет никакой. Но я же своими глазами видел прежний снимок!.. Ничего не понимаю…
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.