Суд небесный и суд земной

Объявив такой высокий по смыслу заголовок, как-то неловко опускаться до бытовых, приземленных понятий, но как тут без них обойтись, представить невозможно. В любом случае для уточнения глубины судьбоносных начал бытия, на вершине которого Господь призовет праведников наследовать Царство, уготованное им от создания мира, необходимо осторожно предопределить некоторые земные исходные координаты. Вот они каковы в своей приблизительности.

В 1850 году в Воронеже неподалеку от губернаторского дома, на тогдашней окраине, обустроили Городской сад. Чего в нем только не было: восхитительный ресторан, модное кумысное заведение, вдохновенный полнозвучный духовой оркестр, располагавшийся в масштабной ротонде, первый в городе веселоструйный фонтан, а также волшебное, невиданное доселе уличное электрическое освещение. Имелся даже большой деревянный рубленый театр. Здесь проходили выставки, устраивались концерты и соревнования; зимой на катке по льду скользили смелые конькобежцы в густой вихрящейся пелене снежинок. Сад был обнесен кирпичной оградой, сложенной (обратите особое внимание на сей указующий пророческий знак) с просветами в форме креста! Редко где есть такой легендарный душевный центр, каким наш первый городской парк был и остается для воронежцев. Разве что Летний сад у славных петербуржцев.

Ставший со временем Первомайским, наш парк тем не менее миновал разные там политические сиюминутности, связанные с борьбой тогдашнего пролетариата за счастье наших нынешних олигархов, и даже принял на себя роль главного «зеленого» зачинщика в обустройстве ежегодного пышного торжества городской воронежской весны. Но меньше чем через 150 лет сад вместе с осиротевшей без союзных республик Россией на глазах начал хиреть и наконец пришел в полную духовную скудность. На моей памяти даже перестали закрывать на мордастый замок мощные богатырские ворота, которыми раньше в половине второго ночи ограничивали процесс озорного, вдохновенного гулянья. Ныне сюда никто не шел ни с добрым намерением, ни со злым умыслом – все, что здесь можно было украсть или, выражаясь политическими терминами, приватизировать, уже растащили. Парк умирал. Парк, в котором я открыл для себя неповторимое очарование домашнего и в то же время счастливо-азартного цирка Дурова с силачами, могуче гнувшими подковы и свивавшими узоры из гвоздей; сад, где меня приводили в восторг невиданные аттракционы чехословацкого луна-парка.

Все неожиданно переменилось в 1998 году. Знаменитый чахнущий Первомайский взяла под свое крыло епархия. А семь лет назад здесь над всем Воронежем благолепно восстал торжественный русско-византийский белоснежный Благовещенский кафедральный собор. Отечески вразлет забасил шеститонный богатырь Благовест. Так получилось, что я как бы рос вместе с Первомайским парком: в моем детстве он был любимым местом для игр, а для меня зрелого – местом обретения духовного начала.

Все переменилось, когда чахнущий парк взяла под свое крыло епархия

Когда строительство собора завершалось, я заметил какую-то странную суету неподалеку. Вроде там камень какой-то символический заложили под новую стройку. Я поделился своим въедливым наблюдением с друзьями, так они меня чуть ли не на смех подняли. Мол, ничего удивительного – там будет, возможно, какое-то подсобное храмовое помещение. Однако через энное время по размерам объявившегося котлована уже можно было и навскидку сказать, что готовится к созиданию некая неведомая постройка, масштабами не уступающая самому храму. Через пять лет она выросла всеми своими восемью надземными этажами, строго, бдительно надвинувшись на Божий дом с северо-востока. Как на штурм его шла. А вскоре перед будущим главным входом на колонне появилась скульптура женщины с повязкой на глазах. Зачем ей, вроде как незрячей, еще и меч и весы, простой воронежский народ поначалу никак не мог понять. Даже думали некоторые, что это благородное сооружение с приятными женскими формами возведено тут в честь какой-нибудь знаменитой цирковой царицы-фокусницы, во времена оные блестяще выступавшей под плещущимися крылатыми сводами здешнего брезентового шапито, словно взволнованно аплодирующими ее тайному изысканному мастерству. Моя соседка славных девяноста трех лет Анисья Яковлевна на днях тихо, смущенно доложилась мне:

– Не возьму в толк, Прокопыч, кто она такая есть? У входа в храм стоит на постаменте наш батюшка святой Митрофан, а эта? Вроде слепая… Повязка на глазах… Неужели Матронушка Московская? Я на всякий случай крестом себя осенила, в ноженьки ей поклонилась. Хотела по случаю просить у ней, чтоб правнук на выборах депутатом стал, да что-то эдак вдруг как-то засмущалась… И про ноженьки свои болящие забыла… Скажи, так-таки бес старуху попутал?.. Или это она и есть, наша святая блаженная провидица?

– Не совсем так, бабушка, – замялся я растерянно. – Так что в другой раз вы, пожалуйста, проходите мимо нее без всякого душевного волнения: она там стоит сама по себе, а вы живете сами по себе. Вы, как говорится, из разных епархий. Памятник Ленину знаете?

– Энто тот, что возле обкома партийного? – прищурилась Анисья чуть ли не так же едко-озорно, как мог лишь сам главный Герострат мировых революционных пожаров.

– Обкома давно нет, бабушка, – мудро вздохнул я тоном человека, владеющего трижды секретными государственными тайнами, какие не снились даже Ротшильдам и Рокфеллерам. Анисья чуть ли не лукаво поманила меня своим аккуратным мизинчиком и заговорщицки шепнула:

– Какой Ленин? Который царя сковырнул? Антихрист, что ли?

– Вроде того, – почти вынужденно согласился я. – Так вот, эта женщина с повязкой и мечом, как и он, – тоже просто памятник.

– Осрамилась бабка, – соседка Анисья нарочито закашлялась. – Чуяла! Так на исповеди батюшке моему и объявлю! Пусть казнит старуху…

Что было бы с моей милой тревожно-заботливой бабушкой, если бы знала она, что по нечаянности, по простоте души перекрестилась на языческую богиню Фемиду – вторую жену олимпийского громовержца Зевса? Именно ей не нашлось другого места, как возле храма православного, чтобы украсить современное здание областного суда. Даже с пандусом для доставки «маломобильных» граждан. То ли в качестве обвиняемых, то ли пока свидетелей или просто азартно любящих разные там судебные шоу. Одним словом, при строительстве храма юстиции и оборудовании его помещений были всемерно учтены требования Европейского суда по правам человека.

Не нашлось другого места языческой богине Фемиде, как возле храма православного

– Вот так и сошлись рядышком суд небесный и земной, – достаточно грустно объявил я своим сотоварищам.

Никто более не смеялся и критически меня не осаживал. Сердцем чувствовал я, что ничего хорошего из такого соседства не будет. Напрасно суд земной к небесному так плотно, чуть ли не под бочок подкатился эдаким ласковым сосунком. Каждый раз, проезжая мимо, я явно ощущал, как нарастает за окнами суда земного какая-то смутность, какая-то подспудная тревога. Суд небесный – высшая над нами во всем инстанция – не мог смириться с тем грехом, в который у него под боком впал наш суд земной. Днями было сообщение: председатель фемидиной службы Воронежской области и его заместитель попросили освободить их от занимаемых должностей. И будто бы причиной такого демарша стало возбуждение уголовного дела об их мошенничестве с использованием высокого служебного положения. Суд небесный не заставил себя ждать…



Сергей Пылёв 1 апреля 2021
Размер пожертвования: рублей Пожертвовать
Комментарии
Написать комментарий

Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.

Введите текст с картинки:

CAPTCHA
Отправить