Игумен Киприан (Партс) рассказал историю жизни насельника Сретенского монастыря иеромонаха Арсения (Писарева)

Жизнь человека постоянно изменяется, грешник в последний момент может покаяться и вступить в Царство, праведник может не пройти испытание и пасть. Поэтому пока человек не пройдет свой путь до конца, невозможно полностью оценить его. Историю жизни иеромонаха Арсения (Писарева), который скончался в 2013 году, рассказал духовник Сретенского монастыря игумен Киприан (Партс).

Андрей Писарев, коренной москвич, историк, археолог, поехал в командировку. Их археологическая группа была отправлена в Псковщину. Копали, копали... и наступил канун выходного дня. Конечно, думали, как провести воскресенье, и кто-то из сотрудников предложил поехать в монастырь. Андрей спросил: «А что, монастырь действующий?». В ответ: «Да, действующий». «Надо же, — подумал про себя, — какие еще источники мракобесия остались».

На следующий день поехали в Печоры Псковские. Одним из источников мракобесия в передовой социалистической стране, где первыми запустили в космос человека, оказался Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь — единственный по всей России никогда не закрывавшийся с момента его основания. Подъехав к монастырю, условились, что в два часа пополудни все собираемся у машины и едем в Псков.

Первое, что увидел Андрей, — это стенд у входа в монастырь, который информировал советских граждан, приехавших обозреть достопримечательности, о тех, кто живет в монастыре — как печерские монахи во время Великой Отечественной войны сотрудничали с немецко-фашистскими захватчиками.

Вошел в монастырь, прошел в арку под Никольским храмом, спустился по дорожке, выложенной булыжником, в сам монастырь. Походил, походил — ну да, красиво, но ничего особенного. В храм войти не смог. Еще походил. Видит — стоит монах, уже в возрасте, небольшого росточка, и что-то говорит внимательно слушающим его людям, которые вокруг него собрались. Андрея это заинтересовало. Тоже подошел и слушает: ничего особенного монах не говорит. И тут монах, явно обращаясь к нему, сказал: «Никто не знает, кем он будет». Андрей подумал: «Ну кем я могу быть? Ну старшим научным сотрудником, ну диссертацию защищу, а дальше что…»

И снова монах ему говорит: «Никто не знает, кем он будет». Что это такое, что это за человек? У женщины рядом спросил: «Кто это?» — «Это старец». «Да я вижу, что это пожилой человек». Женщина отшатнулась от Андрея: не знает, кто такие старцы, — не наш.

Еще походил по монастырю, время до сбора у машины еще есть, но всë, что мог, он уже посмотрел, пошел на выход. Вышел из монастыря, и... нет машины, его просто забыли в монастыре. Кое-как с туристами добрался до Пскова.

Как-то, гуляя по Москве с друзьями, зашли на улицу Дзержинского (так в советское время называлась Большая Лубянка). Андрей, указав на дом номер 17, сказал ребятам: «В этом доме я буду жить».

Через какое-то время началось: разваливается Советский Союз, разваливается его семья. Остался один. Что делать, как жить? Потянулся к Богу, стал прихожанином подворья Псково-Печерского монастыря в Москве. Стал жить церковной жизнью. Через какое-то время вступил в братию. К тому времени монастырю вернули историческое название – Сретенский, в честь встречи москвичами на этом месте Владимирской иконы Божией Матери при нашествии Тамерлана.

И действительно послушнику Андрею пришлось жить на Большой Лубянке, в доме номер 17. Потом был постриг в иночество. При постриге в мантию отец наместник нарек Арсением.

Так случилось, что в сан диакона монаха Арсения рукоположил архиепископ Арсений в храме Всех Святых на Соколе, где когда-то крестили Андрюшу Писарева. Спустя время его рукоположили в иерея. В монастыре отец Арсений нес послушания в переплетной мастерской, вел канцелярию.

Как-то заболел наш келарь, архимандрит Анастасий. Отец наместник благословил отца Арсения ухаживать за больным. Ухаживал за отцом Анастасием он усердно, до самой кончины своего подопечного. Незадолго до кончины постригли больного в великую схиму, имя отец наместник оставил прежнее – Анастасий. Когда схиархимандрит Анастасий отошел ко Господу, то его келья по наследству досталась отцу Арсению.

Жил себе и жил наш отец Арсений, но вот стали его хвори одолевать. Шел я как-то на вечернюю службу накануне Сретения Господня, а отец Арсений шел в келью, видимо, со своего послушания в канцелярии. Трудно ему было, даже на всенощное бдение не пошел. Думал ли я тогда, что вижу его в живых последний раз.

Праздник Сретения Господня для нашей обители особенный – в тот день в 1994 году состоялась первая Литургия во вновь открытой монашеской обители.

На следующий день после Сретения, на память Симеона Богоприимца, мне позвонил отец Иоанн, наш благочинный, и сообщил: умер отец Арсений, а я уже тесто разделал на просфоры, скоро выпекать надо.

    

Мы с отцом Иоанном пошли вещи для погребения собирать, чтобы покойного по полной форме одеть. Пришли… ищем. Время меня поджимает…. Тут привлек внимание сундучок. Открыл, а там всë, что надо, лежит для погребения. Думаю: какой ты молодец, отец Арсений, — заранее всё приготовил.

Когда усопшего привезли в Псково-Печерский монастырь, один из братии пошел с отцом Арсением попрощаться. Открывает дверь в придел храма и… весь придел полон радости. Радость прямо ангельская, ликующая и полная. «Ныне отпущаеши раба Твоего...»

Тем самым монахом, который «ничего особенного не говорил», оказался архимандрит Иоанн (Крестьянкин), который благословил ходатайствовать перед Святейшим Патриархом об открытии подворья Псково-Печерского монастыря в Москве.

Подготовил Роман Лукишин

Размер пожертвования: рублей Пожертвовать
Комментарии
Написать комментарий

Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.

Введите текст с картинки:

CAPTCHA
Отправить