Главная > Журнал > Общество > Два брата, или До и после

Два брата, или До и после

Иеромонах Алексий (Миронюк)

Распечатать

Младший

– Паша! Паш, спишь, что ли? – я, не стесняясь, затарабанил кулаком в дверь. Внешне она была еще более-менее крепкой, однако краска уже выцвела, а вокруг замочной скважины изрядно расцарапана.

Фото: goodfon.ru

«Надо же, еще и закрылся, придется обходить дом», – подумал я. «Ого! – вырвалось у меня, когда стал пробираться к окну, которое выходило в сад, – да тут настоящие джунгли!»

Крапива с бурьяном в некоторых местах была почти по грудь. Добравшись до противоположного конца дома, услышал громкий храп. Лишь на миг заглянул в окно и тут же отпрянул назад: из комнаты в лицо ударил едкий запах дыма, перегара и плесени.

«Ужас! – подумал я. – Даже открытое окно не помогло».

Заглянув снова, увидел лежащим на диване брата.

– Тихий час, – подытожил я.

Одетый Паша полулежал на диване, одна нога свисала на пол, а левая рука, как шлагбаум, зависла в воздухе. Под ней, на полу, лежала пустая бутылка. Еще две пустые бутылки аккуратно стояли возле ножки стола. А уж что творилось на столе – и не описать! Одним словом, праздник для мух.

Это мой младший брат Павел. Ему еще и пятидесяти нет, а он уже тоже на пенсии, как и я в свои шестьдесят. Было время, я очень гордился им. Интересная работа, деньги, уважение. Омрачало лишь то обстоятельство, что с женой у них никак не ладилось, и детей Господь им не дал, хотя скорее наказал. Только мне известны три аборта, которые сделала в молодости его Люся, а сколько их было, кто его знает. Не удивлюсь, если и вовсе не от него.

Паша сразу после армии пошел в спасатели, и первым заданием было участие в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Позже – престижная должность в администрации и ранний уход на пенсию. А в сорок семь лет, ровно в его день рождения, от него ушла жена.

Паша сразу после армии пошел в спасатели, и первым заданием было участие в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС

Слава Богу, мне с женой повезло, у нас все хорошо, есть и дети. Дочь училась в Китае, там и замуж вышла. А сын – в Омске с семьей. Только проблема с младшим братом. Запил. Я уже и через батюшку думал повлиять на него. Ни в какую. А недавно поругались... Сильно поругались. Но я не могу так долго сердиться, совесть мучает, и переживаю за него, поэтому я здесь.

Фото: kpravda.ru

Вдруг краем глаза я увидел, как в мою сторону что-то летит. И вдруг – ба-бац! Бутылка вдребезги разбилась о косяк окна, чудом меня не задев. Я так задумался, что и не заметил, как брат проснулся.

– Ты чего? С дуба рухнул?! – закричал я от неожиданности, немало испугавшись. – Это я, Петя.

– Петя, ты что ли? – хриплым голосом ответил Паша, вытаращив на меня глаза. – А мне черт померещился.

– Будешь продолжать в таком же духе, не только мерещиться черти будут, но и встретишься с ними. Ладно, пойдем, выйдем, прогуляемся в саду, поговорим на свежем воздухе.

Я пошел вперед, не дожидаясь брата. Подошел к старой скамейке, присел и, немного откинувшись, взглянул на небо. Когда-то давно мы с братом, еще мальчишками, лежали возле этой скамейки на траве, смотрели на небо и мечтали о будущем.

Тяжело дыша, подошел и Павел. Видно было, что ему очень плохо, однако в руке он держал не пиво, а пластиковую бутылку с водой. Немного постоял, раздумывая, потом уселся на краю скамейки, подальше от меня.

«Слава Богу, не все мозги пропил», – подумал я. Стыдно перегаром дышать на меня. Месяц назад я не сдержался и прогнал его, когда пришел к нам выпившим. С того времени мы не разговаривали.

Мы молча сидели на скамейке, опустив головы. Первым нарушил молчание я.

– Ты хоть изредка давал бы о себе знать, не мне, так Татьяне, – сделав паузу, продолжил. – Прости. Был не прав. Я не должен был выгонять тебя. Но и ты пойми: неужели я должен смотреть спокойно на то, как ты себя губишь? Ты чего, в конце концов? Уже третий год пошел, а все ноешь. И знаешь, что я тебе скажу? Это не из-за того, что ты ее любил, а из-за жалости к себе.

И, искажая голос и гримасничая, проговорил:

– Бедненький я, несчастный, все меня бросили! Как же я буду теперь сам себе готовить и стирать? Кто за мной поухаживает?

Однако вовремя спохватившись, я поспешил сказать:

– Ладно, прости. Прости ради Бога, снова меня понесло.

Фото: in.pinterest.com

Но Паша и не думал обижаться, для него хоть и не лучшее было время для диалога, но все же он ответил:

– Да все ты правильно говоришь. Сам об этом думал, анализировал, конечно, когда трезвым бывал. Понимаю, что это мой эгоизм, но ничего поделать не могу.

Потом, посмотрев мне в глаза, сказал:

– Петь, плохо мне.

– Брат, – только и смог я сказать, подошел к нему и крепко обнял. – Давай договоримся. Приходи в себя и сразу к нам, идет?

– Идет.

Я похлопал его по плечу. Потом мы немного поболтали о том, о сем, и я пошел домой. Придя к себе, решил Тане ничего за брата не рассказывать.

Супруга

«Жили да были Иван и Мария…».

– Нет, это похоже на начало сказки.

«Иван трудился на заводе, а Мария на том же заводе работала бухгалтером…».

– Опять не то. Господи, как же начать?

В дверь постучали. Конечно, это жена, но зачем стучать?

– Чего, Тань?

Жена открыла дверь и, не заходя внутрь, с порога ответила:

– Стояла у двери и думала: заходить-не заходить, может, по телефону разговариваешь? Какие Иван и Мария, какая работа?

– Понимаешь, в голову пришла мысль. А не попробовать ли мне писать? На лавры писателя не претендую, но после того, как вышел на пенсию, не знаю, чем заняться, и мне кажется, это будет для меня хорошей отдушиной. Помнишь, я рассказывал, как в детстве любил описывать свои впечатления и переживания? А в школе после каникул мой рассказ «Как я провел лето» всегда был самым большим и всегда на «отлично». Потом, к сожалению, писал только по надобности: в школе, в училище, в армии…

Фото: reaviz.ru

– И мне стихи, – перебила меня Таня.

– Да, и тебе стихи. Эх, было время! Романтика! – я машинально обхватил голову руками в затылке и немного откинулся назад. – А помнишь, как много я тебе их писал? Они сами, можно сказать, писались. Сейчас такого нет, сейчас только смайлики друг дружке шлют.

– Ну ладно, не ворчи, думаю, романтики не перевелись. Просто представление у них другое, хотя стихи и сейчас пишут. Петя, ты лучше скажи, как твои успехи? Есть уже на что посмотреть?

Мои руки так же, сами собой, опустились на колени. Тяжело вздохнув, ответил:

– Увы, сюжет в голове есть, а начать не знаю как. Наверное, старость?

– Ну, конечно, старость, – с укором ответила жена. – Значит, и я старая? Два года – небольшая разница.

– Что ты! – спохватился я. – Ты у меня всегда молодая.

– Не переживай, не обиделась. А ты пиши сначала все подряд, что придет на ум, а потом вместе будем читать и исправлять. Если Вы не против? – немного наклонившись, шутливо ответила Таня.

– Да ну тебя, – махнув в ее сторону рукой, парировал смущенно я.

Однако оправившись, скрестив руки на груди, деловито, с ноткой сарказма ответил:

– Мы подумаем.

Татьяна громко рассмеялась, а за ней и я. Наконец, успокоившись, жена подошла ко мне, поцеловала в голову и сказала:

– Ладно, я пошла спать, спокойной ночи.

– Спокойной ночи, дорогая.

Писать почему-то расхотелось. Нет, я не передумал, просто вспомнил разговор с братом. Надо же, как жизнь меняет человека. В молодости он был уверенным в себе парнем, готовым покорять любые вершины. Иногда, когда мне было трудно, я ему завидовал, мне казалось, будь он на моем месте, с легкостью преодолел бы все трудности или вовсе не заметил бы их.

В молодости он был уверенным в себе парнем, готовым покорять любые вершины

Когда случился этот надлом? Не пойму. То ли под влияние жены попал, а она потом бросила его, или то, что списали его на пенсию рано, или еще что, мне неизвестное. Не пойму.

Я прикидывал в уме, сколько ему времени понадобится прийти в себя, хотя я же не знаю, как долго он пил. В любом случае на восстановление нужно будет два-три дня, это точно.

Плохая новость

Но я ошибся. Едва утром следующего дня мы сели завтракать, как на пороге показался брат с розой в руке. Лицо его выражало усталость и следы вчерашнего запоя. Однако рубашка и брюки были выглажены, а лицо побрито. Было видно, что Паша старался хоть внешне привести себя в порядок. Даже розу для Таньки принес. Молодец!

Фото: Wikimedia Commons

Он погладил себя по лысой голове, как будто поправляя прическу, потом прокашлялся в кулак и сказал:

– Это... ммм... доброе утро.

– О, Паша! – вскочила жена от удивления. – Заходи давай, присаживайся, я сейчас еще один прибор принесу.

На ходу взяла розу у брата, который крутил ее в руках, не зная, что с ней делать.

Посмотрев на Пашу, спросила:

– Это мне? Давай я ее в вазу поставлю.

Я тоже подошел к брату, обнял и сказал:

– Рад, что ты пришел, – потом тихо, заговорщически добавил, – не переживай, Танька ничего не знает.

– Благодарю, но сейчас это меня меньше всего беспокоит, – сказал Паша. – У меня плохие новости.

– Что еще случилось? Дома или со здоровьем?

– Не-е, – махнул рукой брат, – это намного серьезней.

– Так, может, сразу ко мне в кабинет?

– Мне кажется, Татьяна тоже должна знать.

–Ты уверен? Может, сначала мне расскажешь.

– Чего вы там шепчетесь? Петя, не держи брата в прохожей, – перебила нас моя супруга.

Я глубоко вздохнул и почувствовал, как противно засосало под ложечкой: было предчувствие, что новости, действительно, плохие. Но ничего не поделаешь, мы покорно прошли в кухню.

Фото: polycount.com

Татьяна еще хотела что-то сказать, но вдруг остановилась на полуслове: это она обратила внимание на наши лица, вернее на то, как мы с братом смотрим на нее.

– Что это с вами? Ну, давайте выкладывайте.

Я посмотрел вопрошающе на брата, за мной и жена, поняв, кто должен рассказывать.

Брат, немного замявшись, произнес:

– Можно, это... сначала немного водички?

– Да, конечно, – сказала супруга.

Однако я уже сам тянулся к бутылке: в горле от волнения пересохло.

Когда мы выпили, брат, так и не поставив стакан на стол, сказал:

– Старые знакомые из администрации предупредили меня. Через два-три дня Киев введет войска на Донбасс. Понимаете, – посмотрев на нас, продолжил Паша, – сюда идет армия с танками, самолетами и прочей артиллерией. В общем, скоро война…

– Господи! – поставив локти на стол и обхватив голову руками, с надрывом в голосе сказала Таня, – я так и знала, что этим все закончится.

Глазами, полными отчаяния, посмотрела на меня и спросила:

– Что будем делать? Может, сразу уедем?

Она хотела еще что-то сказать, но Паша не дал. Решительно поставив стакан на стол, уверенным тоном произнес:

– Я никуда не уеду, хватит мне бегать от себя. Я же эмчеэсник, буду помогать эвакуировать пожилых и раненых.

Я же эмчеэсник, буду помогать эвакуировать пожилых и раненых

– Вот это да-а-а! Узнаю моего брата. Только давай так: никакого геройства раньше времени. Я остаюсь с тобой, надо же и за домом присмотреть. А ты, любимая, собирайся, поедешь на время к сыну.

– Как? Ты что это вздумал – меня саму отправить? Да я с ума сойду. Нет, только вместе, и ничего не хочу слушать.

Фото: Depositphotos

Понадобилось полчаса, чтобы убедить ее, приводя различные доводы, пока, наконец, жена согласилась. Но потом, немного подумав, с надеждой глядя мне в глаза, спросила:

– А может – все вместе? Заберем все ценное, остальное спрячем.

Брат, положив мне руку на плечо, все еще хрипловатым голосом сказал:

– Петя, езжай с Таней, я присмотрю за вашим домом. Все нормально.

– Ну, знаешь, – я резко встал, – в общем, решено: жена – ты в Омск. Ты, Паша, давай домой, собери все ценное, закрывай дом и завтра утром сюда. Проведем Таню на автобус, а там будем соображать, как дальше. С Божьей помощью не пропадем.

Только после того, как Паша ушел, и я остался один, до меня стала доходить реальность происходящего. Я в голос произнес несколько раз: война, война, война… Неужели это не сон?

На кухне послышался звон разбитой посуды. Это привело меня в чувство. Зайдя на кухню, я увидел, как жена, сидя на корточках и держа осколок тарелки в руке, тихо плачет.

Майдан

Наверное, каждый понимал, что это может произойти, однако боялись говорить вслух. У нас с Татьяной было негласное табу в разговоре на подобные темы. А реальность была такова: уже пять месяцев прошло после «майдана», а ситуация лишь все более усугублялась. Помню, вначале внимательно следили за новостями. Все шло, как в кино, по нарастающей. Сначала – протесты в Киеве, выступления на трибуне, дальше – больше: беспредел молодежи, пьянство, наркомания и мародерство, а потом и первые убитые.

Противостояние «беркутовцев» с радикалами, причем первым изрядно досталось, митингующие, разбирая дорогу под ногами, бросали в них брусчаткой, а те в ответ только прикрывались щитами. Приказ был не применять оружие.

Более всего тронул и приковал взоры всего мира интересный эпизод, трансляция велась чуть ли не круглосуточно, и многие следили за развитием ситуации по телевизору и в Интернете. В разгар хаоса, который творился на площади, вдруг появились православные монахи, как потом выяснилось – из «десятинного монастыря». Монахи встали между полицией и митингующими с хоругвями, крестом и иконами. Так они стояли довольно долго – и в мороз, и в ненастье. Настоящие воины Христовы. Удивительно, но радикалы не посмели за все время, что они стояли, бросить хоть один камень в полицию.

Монахи встали между полицией и митингующими с хоругвями, крестом и иконами

После – новости: про воссоединение Крыма с Россией, подавление восстания в Харькове, Одессе, Мариуполе. Выборы в Луганской и Донецкой областях за независимость от Украины. В общем, стало неспокойно. Нормой стало видеть военную технику на улице и людей с оружием в руках. Введен комендантский час, а на всех въездах и выездах в город или село расставлены блокпосты.

Отец Киприан

В эту ночь мы с женой практически не спали. Я поначалу пытался уснуть, но мысли не давали покоя. Что делать, чего ждать, чем это закончится и когда? Я был уверен: так, как было в Чечне, скорее всего, у нас не будет, но нужно готовиться ко всему.

Фото: ВКонтакте

Мне вспомнились рассказы нашего батюшки, пророчества о Третьей мировой войне, о новых гонениях на православие и прочих ужасах. Кто его знает, может, вот оно, это время?

«Точно, – решил я, – завтра первым делом пойду посоветуюсь с отцом Киприаном». Эта мысль придала мне уверенности, и я стал думать о конкретных действиях: что спрятать и куда, а что желательно вывезти. Мародерство, к сожалению, в такие времена – обычное явление.

Наш батюшка, отец Киприан, как он однажды признался, приехал к нам умирать. До этого служил в городе. А когда узнал о своей болезни, будучи монахом, хотел принять схиму и уехать в Абхазию. Но владыка не отпустил и, желая хоть как-то помочь, решил избавить его от городской суеты и предложил на выбор два тихих, отдаленных прихода. Батюшкин выбор пал на храм в нашем поселке. С тех пор прошло уже три года. За это время мы его очень полюбили, особенно его проникновенные проповеди и беседы. Потихоньку отец Киприан стал идти на поправку, смерть, видимо, решила повременить.

– На все воля Божия, – как говорил батюшка, – значит, еще не готов.

Однако мы думали по-другому: не дает ему Господь умереть по нашим молитвам. По нашим – я имею в виду не только прихожан нашего поселка, но и всех его духовных чад. А сколько их, наверное, он и сам не знает. Мне известно, что многие, сами так решив, считают батюшку своим духовным отцом. Ведь не все знают, что, чтобы стать духовным чадом, надо спросить самого батюшку. Одно дело выслушать тебя, погладить по головке, а другое дело – взять на себя руководство твоей духовной жизнью. В этих отношениях все серьезно, тут уже не до сантиментов. Иной раз батюшка бывает очень строг к своим чадам, может и наказать. Конечно, по-отцовски, любя, но без всяких сюсюканий.

Отец Киприан в свои пятьдесят многое повидал. Сам неохотно рассказывает о своей жизни, знаем только, что прошел Чечню, был ранен. Когда решил уйти в монастырь и почему, не знаем. Известно, что семь лет монастырской жизни провел под руководством знаменитого старца Ионы. Да и сейчас со многими духовниками поддерживает связь. В общем, наш батюшка – опытный духовник, к которому приходят за советом не только миряне, но и священники.

Эвакуация

Утренний подъем наступил для нас раньше, чем мы планировали. Обычно в такое время особенно хочется спать. Настойчиво зазвонил телефон. Я вяло потянулся рукой, потом нажал на громкую и, не поднимая головы с подушки, спросил:

– Слушаю.

– Пап, что там у вас происходит? Пап, ты слышишь меня? Вы новости смотрите? – почти прокричал встревожено Вася, наш сын.

Я вскочил и сел на кровати.

– Что происходит? Где? – старался сообразить.

– В Славянске идут бои. Вы чего там? Папа, я прошу вас: выезжайте с мамой ко мне, берите и дядю Пашу, место найдем. Тут у нас сосед живет, одинокий, думаю, он только рад будет принять его.

Фото: by24.org

В дверь позвонили, я вышел было открыть, но Татьяна опередила меня.

– Васька звонит, – показывая на телефон, сказал жене.

– Не клади трубку, я сейчас, – на ходу сказала она и пошла открывать дверь.

– Сына, подожди, не так быстро, – начал я, – мы планировали сегодня маму отправить к тебе в гости, в суматохе даже не позвонили тебе. Что ты там говорил? Какие бои? Откуда ты узнал?

В прихожей послышались встревоженные голоса Паши и моей жены. Я догадался, что брату тоже стало известно, и он прибежал оповестить нас. Когда на пороге моей комнаты предстала с испуганными глазами Таня, я понял, что не ошибся. На всякий случай нажал на телефоне «завершить вызов».

– Петя, началось! Петь, я прошу тебя: давай уедем вместе. Паша говорит, что в Славянске слышны взрывы, идет перестрелка. Уже есть погибшие. Петя, это ужас, это настоящая война, – видно было, жена очень напугана.

«Еще истерики не хватало», – подумал я, подошел к ней и крепко обнял.

– Не переживай, мы сейчас все обсудим и решим, как дальше действовать, только успокойся. Вася тоже все уже знает и ждет тебя.

Я ни на секунду не передумал в своем решении остаться, но надо срочно отправлять Таню, причем надо придумать, почему я не поеду с ней.

Фото: in.pinterest.com

На кухне сидел брат с соседом. Когда тот пришел, непонятно. Наш сосед Ваня – добродушный мужичок, низкого роста, с короткой стрижкой, однако большой болтун.

Паша встал и подошел ко мне. Мы, не проронив ни слова, обнялись, похлопав друг друга по плечу. Я, приглашая брата к столу, присел. Пожав руку соседу, спросил:

– Что? Началось?

– Началось! – сказал сосед Ваня, – еще как началось, там такое… Там эти… а на блокпосте перестрелка – наши им дали! Сейчас главное, чтобы помощь вовремя…

Мне пришлось остановить его:

– Погоди, Ваня, я так ничего не пойму. Паш, ты можешь внятно объяснить: что происходит? И главное – сколько у нас есть времени?

– Я, честно говоря, знаю только со слов Вани да скудные новости по радио.

– И ты, сразу не проверив, прибежал? Ну, ты, брат, даешь! Не похоже на тебя.

– А я что? Ваня пришел, рассказал новости, и мы сразу к тебе. У него проблема. Ты же знаешь, кто его зять. Если узнают, что он русский военный…

– Меня повесят на первом столбе, – вставил Ваня и показал рукой, как бы затягивая петлю на шее невидимой веревкой.

– В общем, сосед, вот какой у меня план. Мы с женой решили уезжать, Паша сказал, жена твоя тоже. Мы едем своей машиной, как раз одно место для нее будет. До Москвы довезем, там переночуем и первым поездом отправим Таню к вашему сыну в Омск. Ну как?

– Отлично! – с души у меня отлегло.

Вот оно, решение: лучше и не придумаешь, как отправить жену одну.

– Вот и отлично, – потер руками Ваня, – два часа на сборы, и к восьми я у вас.

Я заметил, как Татьяна растерянно смотрела то на меня, то на соседа, пытаясь сообразить, что происходит.

– Не переживай, я тоже не собираюсь тут сидеть, если будет очень опасно, – сказал я, желая хоть немного успокоить ее.

Фото: in.pinterest.com

Она набрала воздуха в грудь, но, предполагая, о чем пойдет речь, я тут же продолжил:

– За вещи тоже не переживай. Если что-нибудь забудешь, я привезу, а остальное надежно спрячу.

Для меня сейчас неважно было, насколько большая вероятность опасности, при любом раскладе мне спокойнее будет, если Таня уедет, поэтому я поторопил ее:

– Давай, родная, иди собираться. Кстати, сначала напиши список всего необходимого, а то будешь метаться по дому, соображая, все ли взяла.

Когда Таня ушла, я, приложив указательный палец к губам, сказал брату:

– Пока жена не уедет, больше никаких разговоров про войну. Договорились? Все новости, проблемы, решения – всё потом.

Брат понимающе кивнул.

Пока жена не уедет, больше никаких разговоров про войну

Придавая своему голосу уверенности и спокойствия, громче обычного спросил:

– Чай или кофе?

– Лучше кофе, дома не успел.

Потом, погладив свою лысину, добавил:

– Вернее, он у меня давно закончился.

– Проехали, – улыбнувшись, сказал я, похлопав по плечу Пашу.

Брат оживился:

– Есть у меня одна мысль: знакомый в Славян…, – и тут же осекся на полуслове, прижав руку ко рту. – Прости, забыл, все потом… Все потом…

За чашкой кофе мы просидели минут двадцать, поговорили о том, о сем. Маму вспомнили, как она наставляла нас, когда мы ссорились. «Вы братья. Не забывайте об этом, всегда помогайте друг другу».

Мы так и живем. Бывают, конечно, разногласия, можем и поругаться. Но всегда миримся. Потом Паша рассказал, как его несправедливо уволили:

– Сынку какого-то чиновника, видите ли, теплое местечко надо было. Вот я и попал под раздачу, я ж уже год, как на пенсии был. Обидно было, я не хотел уходить, а сейчас не знаю, чем заняться.

В кухню зашла Таня. Она все еще была неспокойной, но первая волна страха, видно, прошла.

Фото: sg.style.yahoo.com

– Я решила много не брать, так, две сумки, и все. Успела и тебе список написать, что желательно спрятать, а что с собой взять. Я надеюсь, что вы максимум через неделю приедете? – вопросительно посмотрев на меня, сказала жена.

– Конечно, Таня, только приведем в порядок все необходимое. Понаблюдаем за происходящим, а может, и не надо будет уезжать, мы же ничего толком не знаем. Правда, Паш?

– Конечно. Я тоже надеюсь, что до нас не дойдет. Вот увидишь, Тань, они там договорятся.

Наш разговор подействовал на нее успокаивающе, и она присела к нам за стол.

– Ладно, давайте, и я чай выпью.

Наливая чай в кружку, продолжила:

– Надо бы успеть к отцу Киприану зайти, благословение в дорогу взять.

– Точно! – ударив ладонью о стол, сказал я. – Как же я забыл! Я тоже решил к нему сходить.

– Отлично, чай допиваем и пойдем, у нас еще целый час в запасе.

– Давайте без меня, я вас тут подожду, если можно, – как отрезал, сказал Паша.

– Ты опять за свое, – начал было я.

Но жена остановила:

– Петя, не надо, не настаивай. Вспомни слова батюшки.

Действительно, когда-то я спрашивал отца Киприана, как затащить в храм брата. На что он ответил: «В храм не затаскивают, это тебе не секта. Молись о нем, говори о Боге, о вере, но не навязывай. В храм он должен прийти сам, по своему желанию. Вера – это дар Божий. А пока это все равно, что слепого заставить видеть, да еще и возмущаться, почему это он не видит».

В храм он должен прийти сам, по своему желанию. Вера – это дар Божий

Где-то вдалеке прозвучал взрыв, потом еще. По дороге на большой скорости промчалась военная машина. Это заставило всех ускорить сборы, я сказал жене:

– Езжайте быстрее, мы сами сходим в церковь и помолимся за вас.

Быстро обнял всех, пожал руку соседу и, осенив их крестом, сказал: «С Богом».

Как только все уехали, мы первым делом направились в храм. Когда зашли внутрь, оказалось, батюшка служил молебен, как нам подсказала женщина, о путешествующих. Я быстро написал имена всех, кого мы проводили, и передал батюшке в руки. Отец Киприан посмотрел на меня и в знак приветствия легонько кивнул головой.

Когда молебен закончился и все разошлись, мы попросили батюшку благословить нас и посоветовать, как быть дальше, чего ждать.

То, что мы услышали, нас немало удивило.

– Если народ Божий не покается, начнутся страшные бедствия, – начал с ходу отец. – Наш старец Зосима все предвидел, не зря говорил: «Поглубже меня хороните, чтобы бандеровцы не раскопали». Значит, придут на нашу землю безбожники. Старцы предупреждали, что сильные гонения начнутся на Православную Церковь, даже Киево-Печерскую лавру раскольники отберут. Говорили, только Почаев устоит. Но Бог поругаем не бывает.

– Но как же так? – возразили мы. – Неужели наш украинский народ пойдет против нас или против братского нам русского народа? Мы же одной веры.

– Вот-вот, братский народ, – сказал батюшка, повторяя мои слова. – Это кто вам такое внушил, что Россия и Украина – братские народы? Это один народ! А западным кукловодам и нужно, чтобы мы так считали. А безбожных бандеровцев и украинский народ не смешивайте. Это даже не место жительства, а скорее – состояние души.

– Где-то я слышал, что на долю каждого поколения приходит война. Но сейчас, в век электроники, ведется еще одна война – информационная. Так затуманят мозги бедному народу, что те перестанут разбираться, где правда, а где ложь.

– Покайтесь и уповайте на Бога, Бог своих не оставит, – заключил отец.

Я посмотрел на часы, помня, сколько еще надо сделать, но брат, к моему удивлению, попросил батюшку уделить ему пару минут.

– Ну, что ж, ради такого можно и подождать, – сказал я, выходя на улицу.

Через полчаса вышел и брат.

– Иди, родной, твоя очередь, отец зовет, – сказал он.

Его, честно говоря, было не узнать: голос был уверенным, а лицо выражало спокойствие, как у человека, который точно знает, что ему делать. Давно я его таким не видел.

Оказалось, батюшка благословил исповедоваться, напомнив, что мы не знаем, что будет дальше, поэтому душа должна быть чистой, не обремененной грехами. После Исповеди серьезно посмотрел на меня и сказал:

– Единственное – прошу Вас: брата не оставляйте.

Фото: ВКонтакте

Я хотел сказать «конечно, я и не думал» и так далее, но вместо этого со словом «благословите» протянул руки.

Придя домой, мы тут же приступили к составлению плана. Решили, что, чтобы было меньше суматохи, проведем, так сказать, мозговой штурм. Так как я веду дневник, решил туда и план действий записать. А потом, если выживем, может, и книгу напишу. Но это так, мысли вслух.

На все у нас ушло почти два дня. Так как дом у меня старый, в кухне под полом есть погреб, сейчас, наверное, так уже не делают. Все ценное там и спрятали. Окна, чтобы не разбились от взрывной волны, заклеили скотчем иксобразно. Стаканы, тарелки и все, что бьется, сложили в коробки. То же самое проделали у брата в доме. В общем, работали не покладая рук. Мы спешили. Новости приходили неутешительные. Фронт приближался. Надо было успеть оборудовать убежище, и для этого дом брата подходил идеально.

Дом находился в конце двора, в метрах пятнадцати от улицы, а погреб был за домом, довольно большой и, что немаловажно, глубокий. Однако им мы не успели воспользоваться: события развивались настолько стремительно, что даже ополчение толком ничего не знало.

На следующий день к нам зашли люди в военной форме и сообщили, что идет эвакуация.

– Мы отступаем, – только ответил на наш немой вопрос один из них.

– Приказ! – потом грубо матернувшись, добавил он.

Когда они ушли, мы так и остались во дворе, пытаясь сообразить. В напряженном ожидании прошло две недели. Ко всему происходящему стали немного привыкать. Не то, чтобы привыкли, просто меньше стали дергаться от звука взрыва или автоматной очереди.

Фото: kpfu.ru

В храм забежала испуганная баба Маша:

– Батюшка! Отец Киприан! Беда!

– Тише Вы! Не кричите в храме. Что там случилось?

– Никифорович по пьяни грозился храм забрать. Да как сказал: «Сам стану попом, а храм и так мой. И будет у нас своя Украинская Церковь, только не Московского, а Киевского Патриархата».

Василий Никифорович – местный предприниматель. На свои средства помог отреставрировать храм и закупить бóльшую часть церковной утвари. Однако страдал изрядной манией величия. Чуть ли не на каждом празднике, а особенно если был владыка, требовал, чтобы упоминали о его заслугах.

– Мария, Вы, пожалуйста, помалкивайте. Верю, что такое мог сказать. Он после того, как съездил на майдан, стал странноватым. Был у меня и предупредил, что больше помогать храму не будет.

– Вы никому не говорите, лучше помолитесь, а я подумаю, что делать дальше.

После того, как баба Маша ушла, отец Киприан позвонил Петру.

Паша как раз собирал лук на огороде для салата, когда услышал скрип входной двери. Это был брат.

– Паша, собирайся, надо сходить в храм к батюшке, просил срочно.

– А ты слышал, что Славянск сдали?

– Слышал, – сухо ответил Петр. – Это не предвещает ничего хорошего. Кстати, говорят, в Славянске как минимум два храма разрушили. Может, в связи с этим и зовет нас настоятель?

– Час от часу не легче. Хорошо, я быстро, только руки вымою.

В храме было много людей. Человек в форме беседовал с отцом Киприаном. Три наши прихожанки суетились в трапезной, еще человек десять сгруппировались и о чем-то оживленно беседовали. Увидев нас, батюшка помахал рукой, призывая подойти к нему.

– Познакомьтесь, мои помощники, Петр и Павел, – представил нас отец-настоятель.

Паше было очень приятно, что его тоже считают помощником. С другой стороны, с началом военных действий в его душе произошли значительные перемены. Как будто и не было этого застоя в жизни. После Исповеди стал ходить в храм на все службы, молебны и, конечно, помогал, если нужна была помощь. Во многом это благодаря брату, который не только ходит в храм и дружит со священником. Он еще при храме звонарь и пономарь в одном лице.

После Исповеди стал ходить в храм на все службы, молебны и, конечно, помогал

– Очень приятно. Майор Федченков, можно просто Сергей, – представился военный.

– Ну что? Все в сборе, пройдемте в трапезную, – предложил батюшка.

Мы думали, что зайдут все, кто был на территории, но батюшка сказал только нам войти. В итоге сидели за столом три бабушки, мы с братом и военный с отцом Киприаном.

Не вставая, настоятель еще раз представил всем Сергея и дал ему слово.

– Итак, ситуация такая: в Славянске уже украинские войска. Дальше сильных укреплений нет, так-то скоро будут у нас. Если это простые украинские ребята или даже военные, это полбеды. Они хоть адекватные. Но если зайдут «азовцы» или какие-то националисты, ничего хорошего не жди. В Славянске по двум храмам шмальнули не глядя. По пути их следования, рассказывали очевидцы, танком наехали на поклонный крест. Но сейчас давайте подумаем о храме. Представим самый худший вариант развития событий. Отцу Киприану предлагал эвакуироваться и вывезти все святыни.

– Нет и еще раз нет, – перебил батюшка.

– Я это понял сразу, поэтому не буду больше настаивать. Давайте тогда решим вопрос с убежищем для Вас и постараемся спрятать самое ценное из храма.

– Благодарю Вас, Сергей, – взял слово отец Киприан. – По поводу убежища: что может быть более безопасным, как не храм и молитва Богу и Божией Матери? Под храмом – котельная, там и пересидим, если будет очень жарко. Однако что для нас важнее? Помните, у Достоевского: «А всех большая тайна – в том, что душу человека на том свете ожидает». А святыни – это да, это надо сохранить, для этого и позвал наших матушек, которые еще детьми ходили в этот храм, видели его расцвет, и запустение, и восстановление. Они-то и возьмут на сохранение. А братья, Петр и Павел, помогут мне из алтаря забрать кое-что. Оставлю только необходимое для службы. Будем надеяться, что ненадолго.

Батюшка посмотрел вверх и перекрестился:

– Господи, на все воля Твоя. Прости нас, грешных. Ну, давайте перекусим, и за дело. Матушки, вы пока разложите тарелки, все приготовьте, а я пока с людьми побеседую.

Господи, на все воля Твоя. Прости нас, грешных

Когда батюшка вышел, мы решили поговорить с майором об обстановке на фронте, как и что там происходит. Конечно, думали услышать больше, но Сергей вкратце рассказал то, что и мы знали, а может, не хотел всего рассказывать. Поделился лишь своими мыслями:

– Мы и они – один народ. Просто так сложились обстоятельства, увы, кому-то очень выгодна братоубийственная война. Бывают трагические случаи: отец – по одну сторону, а сын – по другую. Пропаганда – большая сила, скажу я вам. Честно говоря, не удивлюсь, если Запад применяет какое-то психотропное оружие.

Сергей думал еще что-то сказать, но зашел отец Киприан:

– Ммм, как вкусно пахнет!

И тут же повернулся к иконам и запел «Отче наш». Потом повернулся к столу и, благословив пищу, присел.

Все шло отлично. Матушки аккуратно упаковывали мощевики. Обернув каждый в полотенце, складывали в коробки. Сергей снимал наиболее ценные иконы – в серебряном окладе и с мощами. Я помогал батюшке в алтаре, а Паша потихоньку увозил на машине, которую дал отец Киприан, по домам к бабушкам. Мы услышали звук мотора, когда Паша был еще далеко, возвращаясь в храм за очередной коробкой. Как вдруг – ба-бах!!! Где-то посыпалось стекло. Мотор автомобиля зловеще заглох.

– Паша…, – пронеслось у меня в голове.

Я мигом выбежал на улицу. Что было дальше, помнится смутно. Снова взрыв, крики…

Когда очнулся, первая мысль была: «Кажется, живой». Но когда услышал стон и повернулся, то стало не по себе. Брат лежал на спине. Весь живот был в крови. Я схватил его руку и спросил:

– Брат, ты как? – хотя сам понимал, что дело плохо.

Паша посмотрел на меня, превозмогая боль, улыбнулся и тихо сказал:

– Вспомнил пословицу: «Хочешь рассмешить Бога, расскажи Ему о своих планах». Смешно, правда? Думал, ты меня звонить в колокола научишь…

Фото: tatmitropolia.ru

– Научу, непременно научу.

Я крепко сжимал его окровавленную руку, и по ослабевающей хватке чувствовал, как покидают его силы. Я не мог сдержать слезы.

– Паша, ну, как же так, как же так? Господи, помоги! Ты потерпи маленько, сейчас нас заберут.

Последнее, что они услышали, это был зловещий свист летящего снаряда.

Их так и нашли, крепко сжимающих руки друг друга.

Смутные времена только начинались, у людей в речи появится новое понятие – ДО И ПОСЛЕ ВОЙНЫ.

P.S. Василий Никифорович так и не стал священником. В один из дней, недалеко от блокпоста, отошел в посадку у обочины, где и подорвался на мине. Отец Киприан благополучно вернул святыни в храм. Кроме прочих молитвенных правил, решил каждодневно служить панихиду, на которую всегда, в любую погоду, приходила Татьяна. А в руке были розы, такие же, как незадолго до смерти ей принес Павел. Пребывание в доме было для нее невыносимо: каждый уголок напоминал о любимом муже. Часто на рассвете можно было видеть такую картину: окруженный утренним туманом храм, а возле него, у двух могил, – силуэт женщины с цветами.

Иеромонах Алексий (Миронюк) 26 ноября 2024

Издательство
Сретенского монастыря