Главная > Журнал > Подвижники благочестия > 50 лет на службе Богу и людям

50 лет на службе Богу и людям

Протоиерей Георгий Глазунов

Распечатать

Сегодня, в день празднования памяти своего небесного покровителя – преподобного Георгия Хозевита, – 80-летие отмечает митрофорный протоиерей Георгий Глазунов, настоятель храма преподобного Сергия Радонежского в селе Эммануиловка Рязанской области, долгое время – благочинный Шацкой земли. В марте исполняется полвека его настоятельству.

Все эти годы отец Георгий – усердный хранитель святости этих мест. Наведываясь в расположенную по соседству тогда еще разоренную Вышенскую обитель, в которой при советской власти была устроена психиатрическая больница, восскорбел: в какой грязи покоятся тела наших благочестивых предшественников – святителя Феофана Затворника и его друга-настоятеля архимандрита Аркадия (Честонова). Тогда отец Георгий нашел себе сподвижников и ночами, чтобы никто не видел, отыскивал честные останки, к которым сегодня молитвенно припадают богомольцы со всей России.

«Если мы с Богом да верны наставлениям наших святых предшественников, Господь нас спасет и защитит от любых бед», – уверен тезоименитый юбиляр.

Небоязливые

Родом я с Рязанской земли. Мои родители – отец Дмитрий Ильич, мама Татьяна Васильевна – из села Новософьино Шацкого района, там мы и жили. Все родные были верующими. Особой ревностью о Боге выделялся дедушка по материнской линии – Василий Спиридонович Грачев. Он был моим наставником. Хотя у них с бабушкой и книг православных сохранялось много, – так что я читал их и подпитывал так свою веру.

Все храмы в округе были закрыты, и мы ходили с дедушкой в ближайший древний Никольский храм в Шацк за 20 км, потом там служил мой старший сын протоиерей Иоанн. Народу тогда в церкви набивалось так, что руки невозможно было поднять перекреститься. Ничего люди не боялись. Как власть ни запрещала, ни пропагандировала свой атеизм, а народ здесь стремился на службы. Много блаженных у нас тут на Рязанской земле при советской власти было.

Народу тогда в церкви набивалось так, что руки невозможно было поднять перекреститься

Я от дедушки с малых лет не отставал: куда он, туда и я. Можно сказать, с детства я был паломником. Приходили мы и в Эммануиловку за 50 км пешком. Помню, как раз на праздник Казанской иконы Божией Матери мы сюда попали.

Здесь, в Сергиевском храме, был тот самый чудотворный образ, перед которым святитель Феофан молился.

Знамение

Мария Васильевна Полянина, дочка священника Василия Яковлева, который тут раньше служил в течение 17 лет, рассказывала мне, как к батюшке попала эта Вышенская Казанская икона. Он досматривал матушку, у которой она хранилась. После разорения Вышенского монастыря в 1924 году часть монахинь жила тут, в Эммануиловке, по домам. Эту Казанскую икону поначалу вообще в саду дома напротив нашего храма закопали.

Энкавэдэшники разузнали как-то об этом, приехали, стали ее искать, перерыли весь сад и – нашли. Сняли с нее оклад. Местные жители рассказывали: там пять фунтов золота было и множество на нем драгоценных камней. А сама икона потом какими-то судьбами попала к этой матушке, которая некогда прислуживала у князей Нарышкиных, – у них усадьба по соседству на Быковой горе была, да и сама Эммануиловка когда-то еще до отмены крепостного права им принадлежала.

И вот когда после смерти матушки эта Казанская икона оказалась дома у отца Василия, ее поместили среди других образов. Однако при молитве, когда семья собиралась на утреннее, вечернее правило, почему-то все иконы стали падать, а одна Вышенская Казанская оставалась стоять. Так продолжалось из раза в раз почти целую неделю. Тогда отец Василий уразумел, что это знамение – надо икону нести в храм.

Принес ее в храм, отслужили молебен. Бабушки из окрестных сел пособирали золото, у кого какое нашлось, и повезли всё это в Москву, разыскали там в Сокольниках мастера по окладам. Но тогда всё это сложно было провернуть, за всеми следили, доносили. Так что он их украдкой при первой встрече предупредил: «Встречаемся только ночью». Замерил икону, какое-то время у него ушло на изготовление ризы, вкладыша, киота. Когда всё было готово, он им снова дал весточку, они опять приехали к нему ночью, забрали святыню и привезли в наш храм.

Уже в наши дни с этой чудотворной иконой возобновились крестные ходы – такие же, как некогда проводились в 1871 году, когда бушевала холера.

«От преподобного Сергия к преподобному Сергию!»

Так что мне эти места именно еще с тех пор, когда я тут в детстве оказался, как-то запали в сердце, и я их больше и не забывал. Когда я здесь оказался уже в 1972 году, прибыв в марте месяце на служение, обрадовался: «От преподобного Сергия к преподобному Сергию!» Храм-то тут освящен в честь преподобного Сергия Радонежского. А перебраться сюда довелось из Троице-Сергиевой лавры. Я учился там в семинарии, потом чуть-чуть в академии.

Мы тогда с матушкой Лидией жили в Сергиевом Посаде на квартире. У нас уже родился первый ребеночек. Я тогда после окончания семинарии поступил было в Московскую духовную академию... Но там в аспирантуре учился такой отец Павел Харитошкин. Он был из здешних мест. А тут, в Эммануиловке, тогда были какие-то нестроения на приходе. И он меня всё уговаривал: «Езжай туда! Ну что ты будешь здесь языки учить?» А сам при этом учился в аспирантуре! А меня всё так потихонечку «обрабатывал» да «обрабатывал».

Так что, когда ректор Академии – им тогда был владыка Филарет (Вахромеев), сейчас уже покойный, – вызвал меня к себе и встретил теми же словами: «Ну что тебе здесь языки учить…», я был уже согласен. Так, оставив второй курс Академии, я и оказался вновь в Эммануиловке.

Учись Евангелие исполнять, носи его всегда с собою – в кармашке

А тут уж начались стройки, реставрация храма, коровку купили, обзавелись хозяйством, огороды засевали. Больше ни в каких учебных заведениях учиться не довелось, хотя мы-то все христиане – пожизненно ученики Христовы. Что бы ты ни делал, учись Евангелие исполнять, носи его всегда с собою – в кармашке.

Наставники

Когда я еще учился в Троице-Сергиевой лавре, там была очень крепкая духовническая школа. Я у отца Кирилла (Павлова) исповедовался много. То к нему, то к отцу Науму (Байбородину) ходил.

Отец Кирилл – это, конечно, святой жизни человек. Столько в нем было любви, доброты. Придешь к нему, просто посидишь рядом и думаешь уже: чуть ли не в рай попал. Потому что люди высокой духовной жизни просто излучают благодать. Мне как-то владыка Ювеналий (Поярков) рассказывал, что вот на Афоне был такой старец, что около него только посидишь – и на душе всё расцветает, просто веет от него теплом духовным. Вот так же и отец Кирилл всех отогревал. Он к нам и сюда, в Эммануиловку, приезжал, как и отец Наум.

Отец Наум был очень грамотным. Я к нему иногда приводил ребят, так он сразу спросит: «Ты что закончил?» – «Институт», – помню, отвечает один. «Какой?» Он называет там какой-то технический вуз. А отец Наум ему сразу задает какой-то узкоспециальный вопрос по машиностроению: где находится такая-то деталь в такой-то конструкции? Тот и спасовал: «Не знаю». Отец Наум потом еще и какие-то духовные выводы-назидания из всех этих своих предварительных собеседований делал. У отца Наума было чрезвычайно сильное стремление к спасению души, и он умел этой тягой к Богу делиться – у него очень много духовных чад. А сколько монастырей он по всей России восстановил!

«Читай святых отцов»

В свое время на меня еще оказал большое влияние отец Виктор Шиповальников. Он был большим молитвенником, очень любил службы. У него тоже было много духовных чад. В семинарию я поступил по его благословению. Работал я тогда сразу после армии в Рязани на станкостроительном заводе и постоянно с батюшкой общался. Он меня и вразумил, наставил, чтобы я шел в семинарию учиться.

А еще с отцом Авелем (Македоновым) мы потом, когда я уже стал священником и вернулся на Рязанскую землю, много общались. За неделю, за две до его смерти я был у него, он мне и говорит: «Отец, читай святых отцов. Святителей Иоанна Златоуста, Василия Великого – вот таких. А то у нас сейчас много развелось писателей, а такого понапишут, что могут завести неизвестно куда. А вот святых отцов читай, и ты всегда будешь на правильном пути».

Святых отцов читай, и ты всегда будешь на правильном пути

Для меня вот эти старцы послужили добрым примером, были моими наставниками. А когда человек духовно настроен, его никакие трудности в этой жизни уже не страшат.

Победы верующих

Храм здесь, в Эммануиловке, был весь совсем ветхий, звонница разорена – когда в 1930-е годы церковь закрывали, колокола сбрасывали, разбивали. А раньше, по рассказам старожилов, тут был очень красивый звон. После в закрытом храме склад колхозного зерна устроили. Те, кто непосредственно разорял святыню, потом очень плохо кончили, мне местные жители рассказывали – страшные у тех были смерти. Службы возобновились только в 1945-м – незадолго до дня Победы.

Но так со времен закрытия и до 1970-х годов храм практически и не ремонтировался. Батюшкам тогда просто невозможно было выгадывать деньги на ремонт – налоги огромные, да еще отчисления всякие в «Фонд мира». Да и священников ставили в положение «наемных работников». Если организовывалось церковное собрание, то я не то что права голоса не имел, но даже присутствовать на нем не мог, – всем заправлял глава сельсовета.

Старост в храмы власти в те времена сами назначали. А те распоряжались церковными средствами так, что на храм ничего и не оставалось: просто присваивали себе, и всё, да с теми, кто их назначал, наверно, делились. У нас в связи с этим прямо бои шли. Народ всё-таки возмутился таким положением дел, стали требовать снять старосту. А для этого необходимо разрешение районного начальства, уполномоченного по делам религии и т. д., – но люди всё равно добились, чтобы старостой верующего человека поставили.

Царство Небесное Нине Григорьевне Быстровой, – только при ней и удалось уже наконец отреставрировать храм.

С нами Бог

Кровлю перестелили, балки сгнившие поменяли, кресты новые на куполах установили. Внутри – расписали храм, облагородили. А то и царские врата уже были повреждены, и резьба местами в иконостасе утрачена, и росписи все поистерты. Многое делал сам. Даже иконостас частично стамесочкой самому вырезать довелось. Я еще когда учился в семинарии, в Свято-Троицкой Сергиевой лавре, помню, работали реставраторы, и я часто бегал наблюдать за их трудом в мастерские, расположенные в подвалах: как они там что вырезают, как потом эту резьбу золотят…

Потом уже, когда все основные работы были закончены, захотелось, помню, мне, чтобы под крестом на маковке у храма шарик был. Я его выточил, обмазал лаком, оклеил золотой фольгой, сделал лестницу, достающую до креста, обвязался монтажными ремнями, закрепил его там. Помню, вниз спустился, голову задрал, смотрю и радуюсь: как он там на солнышке горит!

Важно, чтобы человек постоянно находился в движении, что-то делал. Забот хватало. У нас с матушкой Лидией шестеро детишек, да и гости не переводились: все мои однокурсники здесь перебывали и даже – преподаватели! Жизнь тут прямо кипела. Хотя, когда еще ехали сюда – по колдобинам, по бездорожью, – матушка моя всё плакала: «Куда ты меня везешь? Какими-то лесами…» Маме сразу письмо написала: «Как мне здесь скучно». Мама ей ответила: «Потом понравится».

И действительно, обжились, сама говорила: «Как хорошо!» Тут и само название Эммануиловка значит: с нами Бог.

Государственная граница

Приход у нас был большой: до 200 причастников на воскресной Литургии. Служба затягивалась за полдень. Трудно поначалу было: столько народу, бабушки старенькие придут, и каждая просит совета. А мне всего-то лет 30. Мне всё раньше казалось, знаний не хватает, а на самом деле – личного опыта. Какие бабушки раньше были: может быть, и неграмотные, но такие мудрые в своей сердечной чистоте.

Богословское образование – это хорошо, но надо, чтобы оно тебе в меру духовного возраста было. А то еще начнешь превозноситься. Мария Египетская вообще ничего не знала, Господь Сам ей всё открыл. Также и преподобному Сергию. Спаситель же сказал: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно… ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17: 20). Апостолы, которые ходили с Господом и видели все чудеса, которые он творил, и те говорили: «Умножь в нас веру» (Лк. 17: 5). А сейчас все шибко ученые стали, а веры нет.

Нужно, чтобы богословское образование в меру духовного возраста было, а то начнешь превозноситься

А тогда, в 1970–1980-е годы, народ здесь был на редкость для страны советов верующий, да и после навязанного атеизма многие к Богу возвращались. Помню, одна учительница подошла ко мне и говорит: «Батюшка! Я сейчас переходила порог храма, как государственную границу». Вот в таком страхе жил народ, раньше же преследовали за веру, так люди и были еще с тех времен запуганы.

Потом, я как-то стоял, исповедовал, вдруг чувствую, точно гора какая-то навалилась, и слышу такой тяжкий выдох: «Ба-а-тюшка, я при-шла…» Повернулся, смотрю: директор школы – Мария Васильевна Наважина! А когда-то, мне передавали, ученикам в классе объявляла: «Если Марь Васильевна пойдет в церковь, знайте: она сошла с ума, ее надо везти в психбольницу». Всё-таки осознала, что к чему, покаялась. А раньше и к детям нашим придиралась, кресты заставляла снимать. Потом уже извинялась, сама прихожанкой стала, часто звонила, со всеми праздниками поздравляла.

«Уже в 50-ый раз!»

Раньше сюда приходили люди из 15 сел окрест: Завидное, Бирюковка, Купля, Важное, Выша, Жданная, Быковая гора… Так еще и паломников много приезжало. Помню, первые гости автобус оставили у Вышенского монастыря. Дальше было не проехать: дороги тогда еще не было. Батюшка подобрал полы рясы, закатал штаны и так босиком, по колено в грязи со всеми, кто был с ним, шел до нашего храма.

Однажды группа уже собиралась уезжать, а у храма сидела одна бабуля и рыдала: «Батюшка, как мне здесь понравилось! Оставь меня! Я вам буду корову доить, за детками ходить…» – «Я б тебя оставил, но у тебя ведь дома: дочки, внучки… Скажут: забрал нашу бабку. Ты поезжай, поговори с ними, если отпустят, мы тебя тут пристроим». Не вернулась, не отпустили, наверное.

К нам сюда еще из Казахстана целые колонны машин приезжали. Ставили палатки на полянке перед храмом – как цыгане! Жили здесь семьями, с детьми: батюшки, матушки, их прихожане… Так весело было! Всех тянет сюда вернуться. Мы тогда даже припевчик такой напевали: «Ой да, гуси, до свиданья! Прилетайте к нам опять. // Чтобы поскорей нам Эммануиловку видать!»

Приезжал тут как-то автобус из Астрахани, и одна паломница призналась мне: «Батюшка, я в Эммануиловке уже в 50-ый раз!»

Куда уходит и когда возвращается правда

Приезжали богомольцы в любое время суток: и в час, и в два, и в три ночи. Мы вставали, открывали храм, матушка моя за свечной ящик становилась, я молебны до утра служил. Так здорово было! Бывало, по несколько автобусов сразу из разных мест съезжалось. Молитва соборная – сильная. Потом беседовали после службы, чай пили, трапезничали. Всего на всех, как при чуде умножения хлебов, хватало.

Приезжали богомольцы в любое время суток, мы вставали, открывали храм, молебны до утра служили

А сейчас выйду: «Мир всем!» А никого и нет. Несколько человек стоят, и те старенькие уже… Молодежь вся поразъехалась, работы тут нет. Скудновато стало. Боялся: вымрет село. Село-то не вымерло. Москвичи поскупали дома. Но они народ «перелетный»: приехали – уехали. Все в заботах: что-то строят, ремонтируют. В храме редко появляются.

У нас в Шацке юродивый жил, так однажды залез на колокольню, бьет в колокол и кричит: «Правда ушла на небо! Правда ушла на небо!» – вот так и сейчас.

Только Евангелие правду на землю и возвращает.

Записала Ольга Орлова

Протоиерей Георгий Глазунов 21 января 2022

Издательство
Сретенского монастыря