«Прощай, грусть!» и другие рассказы
Книга священника Игоря Сильченкова «"Прощай, грусть!" и другие рассказы» будет интересна всем, кто любит непридуманные рассказы, истории из жизни священников и книги «Зеленой серии надежды».
На Дону. Часть 1
Глава 1
Низкое, тусклое солнце внезапно запрыгало за окном легковой машины. Хорошей дороге пришел конец, их понесло по раскатанным сельским ухабам. Машина железной жабой, пыля, скакала по кочкам. Казалось, бескрайняя донская степь с изгородями тополиных посадок, с золотыми полями и задумчивыми коровами, молоденьким жеребенком, сорвалась с привязи и, радуясь свободе, ликуя, неслась навстречу, высоко подбрасывая коленки.
|
«Лихой, однако, шофер. Казакует», – кувыркалось в Никиной лохматой голове, и душа переполнялась детским восторгом от жизни и благодарностью Богу за все незаслуженные милости.
Прочие пассажиры мирно спали, покачивая головами. На переднем сиденье дремал батюшка Владимир. Рядом с Никитой сидела врубелевская красавица регент Аполлинария, даже во сне сосредоточенная и немного скорбная. Все утомились: сегодня в половине шестого утра венчали две пары.
Его как приезжего шокировала местная жизнь. Город неожиданностей. Вчера до двенадцати ночи во дворе теткиного дома залихватски горланили «По Дону гуляет казак молодой…» Утром новое удивление: в местном храме в половине шестого началось венчание. В столице с разорением дорогих для сердца любого старожила московских дворов сами собой исчезли оригинальные типы, а коренная московская радушность была выселена на спальные задворки. Но в тетушкином городе еще есть чему удивиться и сказать: «Живут же люди».
После венчания, в семь утра, началась Литургия, плавно перешедшая в молебен. А затем – с места в карьер – отправились в станицу. Совсем недавно там в бывшей аптеке устроили церковь. По субботам и воскресеньям правили службу и крестили. В станицу под громким названием Слава отец Владимир прихватил с собой Никиту, благословив петь и читать на клиросе. Он немного умел...
Подлетая на заднем сиденье, молодой человек размышлял, как у него замечательно складывается жизнь. Успешно пролетели первый курс университета, паломничество на Валаам, которым он заболел, – перед сном закрывал глаза и видел только волны, сосны и кресты Валаама.
А сегодня радовался, что не отказался приехать в тетушкин южный город. Хорошо сейчас ехать, видеть батюшкину спину, скачущую за окошком степь и выцветшее знойное небо.
Однако ж Никина радость сильно омрачалась: в шоферском зеркальце мелькала его подзагоревшая физиономия. Видеть свое отражение было крайне неприятно. Вот проблема: не растет борода. Сколько ни силился ею обзавестись, тщетно: торчали взлохмаченные клочки, словно меняющееся оперение не то кукушонка, не то цыпленка, несерьезного и растрепанного. О строгой аскетической наружности сурового монаха мечтать не приходилось. Хотя батюшка почти успокоил его, пообещав, что борода в свое время непременно будет. Но теперь, глядя искоса на дремлющую рядом врубелевскую царевну Лебедь со скорбными бровями, он уже начинал досадовать на висящее впереди, как-то вдруг «окривевшее» зеркало.
|
Неожиданно машина, перестав скакать, свернула к переезду и через мгновение, переполошив сонливых кур, понеслась по гладкой сельской улице с белыми хатками, с осыпающимся на краю дороги черным тутовником и резко затормозила у бывшей аптеки. С правой стороны свежевыбеленного здания маленькая табличка объявляла сельчанам и всему Божию миру, что отныне здесь открыт храм святого Иоанна Предтечи, Крестителя Господня, идите и молитесь во искоренение всякого зла и во спасение души.
Маленькая табличка объявляла сельчанам и всему Божию миру, что отныне здесь открыт храм
– Приехали, – объявил батюшка. – Бери, Ника, вещи, иди во двор. Полина, вы с матушкой подрясник не забыли положить? Жаль, что Митя приболел. Матушка очень хотела поехать.
Ника вошел в широкий, заросший травой двор. С крыльца вспорхнула птица странной яркой окраски, уселась на ветку и, склонив головку, посмотрела на него.
– Полина, что это за птичка? У нас таких не бывает.
– Вещи надо носить, – отвечала Полина несколько надменно, посмотрев на него своим иссиня-голубым отрешенным взглядом.
Ника стушевался: от сокурсниц привык слышать другое.
Батюшка, благословив, открыл дверь в кафельную прихожую, которая считалась притвором. За ней еще дверь, и они очутились на пороге просторной, светлой, кафелем же выложенной комнаты с иконами, арочными колоннами перед алтарем.
– Что, Никита, как тебе наш новый храм?
– Здесь хорошо. У меня такие почему-то всегда ассоциируются с первохристианскими катакомбами. Мне лично нравится. Благодать.
– Ну, иди на клирос.
Справа от алтаря, на клиросе, сосредоточенная Полина собирала книги к всенощной и никак не отреагировала на его появление, а на сообщение, что батюшка благословил и его петь, сказала неопределенное: «А...»
Люди собрались на крещение, переговаривались вполголоса, важно покашливали, дети всхлипывали. Время шло. Крещение кончилось. Ника устал: не привык к плачу младенцев. Батюшка присел отдохнуть, стал рассуждать вслух, будем ли молиться о дожде или рано, потому что уборочная.
– Моего знакомого священника, – начал он историю, – в прошлом году просили председатели о дожде помолиться. Зерна обещали дать, со стройкой помочь. У него совсем бедная церковь. Поднимать надо. Он помолился. Дождь был. Урожай хороший. В уборочную ни облачка. Все убрали. А как председателям отдавать обещанное – сначала себе зерно возили, потом элеватор закрыли. В общем, ничего не дали на церковь. Священник в сердцах и скажи: «На следующий год урожая не ждите». Так и получилось. Поднялась пшеница по колено, и все... А председателям к священнику уже стыдно идти. У Бога надо прощения просить... – добавил батюшка, задумавшись. – Нам-то молиться о дожде? Аполлинария? – Девушка неопределенно повела плечом. – Бабушки скажут, – сам себе ответил батюшка.
|
Наконец появились первые прихожанки, те самые бабушки, в белых платочках, с палочками, в новых вельветовых халатах, застегнутых поверх домашней одежды.
– Что, петь будем, дорогие? – задорно спросил батюшка. – Кто у нас лучший в мире устроитель сельских клиросов? Полина, давай, начинай репетицию. «Господи, помилуй» – полегче, распевом. Никита, садись к бабушкам на скамейку распеваться. А я послушаю. Вот так, хорошо, – кивнул отец Владимир.
– Да якись то ж ми пывицы. Талантив не мае, – в голос защебетали бабушки. – Вот Анна, тай же в хоре пэла.
Певучая Анна тут же стала отнекиваться, «шо таких писен она вовсе не спивала и ничего не знамо Божественного».
– Это очень легко, – неожиданно ласково им в ответ зажурчала Полина.
Ника поразился, сколько скрывалось за ее холодной неприступностью мягкости и задушевности.
– Раньше, в древней Церкви, было положено, чтоб прихожане многие молитвы пели хором. Совместно. У нас здесь нет клироса, но постепенно будем спеваться. Приходите за час до службы, на спевки, кто может. А сейчас попробуем.
– Гос-поди-и, по-ми-и-лу-уй... – пропела она негромко. – Теперь сами.
– Гос-поди, по-ми-лу-уй, – ладненько вторили бабушки.
– Вот и хорошо. На службе я буду делать вам знак. А вы будете петь. Все вместе прославим Бога.
Бабушки дружненько кивали и на всенощной действительно пели воодушевленно. Вся служба протекала неожиданно торжественно в этом убогом на вид храме. Духовная радость наполнила Никиту. Даже суровая Полина, не отводившая глаз от лика Богородицы, невольно улыбалась, слыша его полумальчишеский радостный басок: «Слава в вышних Богу, и на земли мир…»
Вся служба протекала неожиданно торжественно в этом убогом на вид храме
– Тебе, Господи... Те-бе-е, Гос-по-ди... – задушевно тянули бабушки.
Вечером на веранде, глядящей окнами в степную бесконечность, Ника увлеченно рассказывал отцу Владимиру про Валаамские скиты. Батюшка слушал с детским любопытством. Ника вдруг вспомнил, каким видел его несколько лет назад, только после семинарии, приехавшего с юной матушкой в этот город, в тесный молитвенный дом вместо церкви. Единственный на весь город. Он тогда сказал проповедь, что непременно построит здесь храм. А вскоре тетушка, ставшая прихожанкой молитвенного дома, написала, что у них обновились две иконы. Через год-полтора батюшка основал храмы-часовни при поликлинике, богадельне, кладбище и сам везде служил, проповедовал в больницах, школах, училищах. В этот приезд Никита не узнал отца Владимира: он изменился внешне, а глаза стали еще более светлые и добрые.
|
За неторопливой беседой неслышно подошли ранние южные сумерки и посыпали небо звездным горошком. Встрепенувшаяся от ночной прохлады степь зазвенела цикадами, громкоголосым лягушачьим хором из высыхающего неподалеку болотца, еще какими-то загадочными звуками. Мягкий, теплый ветерок неназойливо ластился к Никитушке. Душу наполнило чувство удивительного покоя, отрешенности от суеты, такое малознакомое закружившемуся в сутолоке горожанину.
Вдруг, словно заглянув в его воспоминания, батюшка перевел разговор:
– Никита, а я помню, как ты приезжал к нам два года назад. Ты школу окончил? Где учишься?
– В университете.
– Университет – это хорошо. А ты службу немного знаешь, книги духовные читал?.. В метро кататься не любишь?.. Валаам – это чудо. А может, ты к нам переберешься? Алтарником станешь. У нас здесь столько работы. Храм будем строить. Отправим тебя потом в семинарию.
Ника растерялся и молчал.
– Ты подумай, – значительно сказал батюшка и ушел молиться.
Утро разбудило Никиту упрямым мычанием хозяйской коровы, нетерпеливо ожидавшей, когда ее отправят погулять к подружкам. Молодой человек зажмурился, на душе было светло. Надо вставать, в семь утра начнется Литургия.
Когда они с отцом Владимиром пришли в храм, Полина уже все приготовила к предстоящему богослужению, поклонилась батюшке и приветливее кивнула в Никину сторону.
Литургию отслужили душа в душу, всем собором. Бабушки тянули: «Гос-по-ди-и, по-ми-лу-уй». Полина правила этим необычным клиросом. Никита радостно пел. Батюшка благословлял всех миром. «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся», – утвердительно неслось из алтаря в самое Небо.
Потом сообща решили: молебен будет просительный о дожде. Когда все отмолилось, отпелось, лампадочки погасли, уезжать не хотелось. Во дворе собирали к завтраку крестьянский стол: парное молоко, жареные, только из речки, окуньки, огурчики, медовые пышки, пирожки, всевозможные компоты. Никита невольно с сарказмом вспомнил столичные молочнопорошковые пакеты по финской лицензии.
Накрывавшие на стол гостеприимные бабушки пожаловались, что станица на них теперь стала показывать пальцем, наблюдает и посмеивается. «Мы гонимыэ».
Ника стал замечать за собой странность: в разговоре с разными людьми он несознательно подстраивается под речь собеседника. Вот и сейчас взял тон хуторских старушек.
– А это всегда так было, – утешил он их. – Вы же к Богу пошли – это Свет. Не все идут к Нему. Ведь, придя в Церковь, нужно признать, что ты злобный, сплетник, вор, любодей, обжора, пьяница, хвастун и еще кучу всякого. Покаяться, очиститься, чтобы войти достойным в Царствие Божие. Нераскаянных да неисправленных в рай не берут. Они же там перевернут все. Свой характер туда потащат, скандалить начнут, права качать. Нельзя таких пускать в рай. А им не хочется признавать себя грешными, вот они и говорят, что вы сами не лучше, да еще сердиться начинают... Конечно, и в Церкви всякий народ. Если человек пошел в храм, то глупо думать, что он сразу ангелом станет. Это надо понимать и снисходить к немощам ближних. Не за чужими грехами подсматривать, а себя видеть без прикрас. Гордиться нечем, надо Бога благодарить, что Он все-таки достучался до наших сердец, а сейчас стучится к вашим станичникам. И, придет время, они тоже откликнутся. Кто знает, может, уйдут вперед нас. Сегодня он пьяница последний, а завтра мученик Вонифатий.
|
– Да, отец Владимир, теперь будет что вспоминать в Москве долгими зимними вечерами, – станичный завтрак!.. Остановись, мгновение... Такое не забывается.
– А зачем вспоминать? Оставайся. Будешь каждую неделю сюда ездить. Здоровенький станешь.
Никита опять смешался. Перевел разговор:
– Знаете, вчера вхожу во двор, а с крыльца птица пестрая вспорхнула. Никогда таких не видел.
– Что это за птица? – поинтересовался батюшка. – Павлин, наверное?
– Ага. Бесхвостый, – добавила Полина.
Ника благодушествовал, он снисходительно посмотрел на регента и решил не продолжать о птичках. Его на самом деле мало волновало, водятся ли в донских степях бесхвостые павлины. Он уплетал пироги, пил молоко и наслаждался покоем...
Из-за угла аптеки вынырнул вчерашний шофер:
– Карета подана.
– Славик! Иди сюда, я тебя благословлю, – батюшка встал. – Позавтракай, пока мы уложимся.
Когда машина пылила в обратном направлении, безоблачное, знойное небо неожиданно нахмурилось, задернулось тучами.
– Кажется, дождь собирается, – сказал Славик. – Хорошо бы, а то на даче все посохло. Такая жарень.
Глава 2
«Вот так всегда бывает у рассеянных людей», – сокрушался Ника. Местная община во главе с батюшкой давно ходила по городу крестным ходом, собирала деньги на храм. Его звали, а он никак не мог до них дойти. Надо было помочь тетушке на даче. Самый урожай. Как водится в такие важные моменты, неведомо откуда нанесло давешних дружков. Сманили ехать отдыхать на Дон. Уже вовсю шел Петровский пост, надо было бдеть, молиться, идти в храм, а его унесло в волны тихого Дона. Ника сокрушался в душе о своей слабости, но как все-таки приятно лежать на горячем песке, смотреть в небо! На берегу, кроме друзей, больше никого. Тишина. Так спокойно и просто жить на свете.
А вечером тетушка, в этот день первый раз ходившая крестным ходом, принесла много впечатлений. Как это радостно: собирается народ. Тяжело, устают ноги и спина. С пакетиками идут по улице и собирают пожертвования на храм. Все поют...
|
– Между прочим, тебе поклон от нашей регентши Полины. Какая девушка хорошая.
Ника, обгоревший и смазанный простоквашей, слушал тетушку и твердо решил в следующий раз непременно идти крестным ходом.
В этот же понедельник он отправился в храм апостолов Петра и Павла. К его удивлению, калитка оказалась запертой. Во дворе не было ни души, все как вымерло. Вдруг откуда-то вышел батюшка и, не обращая на него внимания, озабоченно стал ходить по двору, словно что-то искал. Ника почувствовал себя грешником перед закрытыми дверями рая. Стало неловко, но он превозмог себя, взял в руки и решился обратиться к отцу Владимиру:
Как это радостно: собирается народ. С пакетиками идут по улице и собирают пожертвования на храм
– Батюшка...
– Чего пришел? – спросил батюшка, как бы не узнавая его. – Что надо?
– Батюшка, это я, Никита...
– Никита? А... Я тебя не узнал. Что это ты, как рак ошпаренный? Хорошо отдыхаешь?
– Да вот, на Дон ездил. На даче работал. Пришел на крестный ход.
– Крестный ход, говоришь. С нами решил крестным ходом идти. Может, ты и остаться решил?.. Ладно. Лезь через забор.
Ника удивленно скользнул взглядом по ограде:
– Батюшка, я не смею.
– Боишься? Тогда пролазь сквозь решетку. Давай-давай.
В решетке расстояние сантиметров десять. Отец Владимир, глядя в небо, ходил по двору туда и обратно.
– Батюшка, – Ника сконфузился, – я никак, решетка-то узкая. – Но он все-таки тюкнулся лбом в прутья.
– А ты попробуй. Если голова пройдет, то весь пролезешь. Действуй.
– Я, конечно, попробую, если вы так хотите. Если только за-ради послушания, может, и пройду.
Он опять ткнулся лбом в прутья, и неизвестно как, против всякого ожидания, его голова прошла сквозь ограду. Ника перепугался, оценив ужас своего положения. Назад пути нет: уши оторвешь. Голова торчит во дворе, сам на улице и застрял, ни туда ни сюда. Что же они теперь, ограду пилить будут? Идиотское положение. Рискнул вперед. И каким-то чудом прошел сквозь прутья.
– Что, получилось? – Батюшка видимо оживился.
– Просочился.
– Вот теперь ты с нами. Теперь ты понимаешь, что такое послушание? А ты, Виктор, прошел бы сквозь решетку? – спросил он своего довольно плотненького и жизнерадостного алтарника, появившегося во дворе и с интересом наблюдавшего эту картину.
– Нет, батюшка. Я даже по великому послушанию не пролезу.
– Да? Ну ладно. Проверять не будем. А то по маловерию застрянешь, пили потом решетку. Ну что, Никита... – Ника после такого странного происшествия вдруг развеселился. – Крестный ход будет в пять. Еще есть три часа, – продолжал батюшка. – А иди-ка, подмети двор у нас. Во славу Божию поработай пока.
Принесли веник, бутыль с водой – поливать двор. Ника радовался неизвестно чему, словно ему вручили медаль за отвагу, и с азартом пошел размахивать веником.
Каково же было его удивление, когда из храма вышли женщины и отец Владимир достал из кармана ключ, попрощался и открыл калитку.
«Ну и батюшка», – подумал Ника, поливая из бутылки дворовую пыль.
Фотография Василия Нестеренко
|
Тем временем, пока Никитушка воевал с пылью, потихоньку стал собираться крестный ход. Прихожане, клирос по капельке притекали к церкви, пока не слились в маленький ручеек, который батюшка очень быстро направил в нужное русло. Мужчины взялись за кресты и хоругви. Женщины получили по темному целлофановому пакетику для пожертвований. Построились в строгие пары, в каждой по иконе. Впереди встал клирос. Ника заметил Полин платочек, он возвышался неподвижно, никуда не смещаясь и не вертясь. А ему самому в пару досталась старушка-вострушка Наталья, веселая, шутливая и, судя по делам, очень крепкая в вере.
– Так, дорогие мои, – батюшка остался явно доволен построением своего Христова войска, – сегодня идем по улице Приречной. Внимательно всем слушать Людмилу и смотреть на нее, что укажет, она старшая. Строя не нарушать, идти строго по дорожкам, на газоны не наступать. Всем Ангела Хранителя! Пошли, с Богом!
6 октября 2021
Размер пожертвования:
рублей
Пожертвовать
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.