«Царю Небесный, Утешителю, Душе истины... – Крестный ход вылился в переулок. У Ники в первый момент захватило дух, нужно было пересилить свое тщеславие, шептавшее в ухо о странности их шествия в глазах обывателей, успокоиться (он сильно разволновался) и оценить истинный момент происходящего. – ...Прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша».
|
Переулочные жители, видимо, уже привыкли к этим походам, остальная же часть некрещеного языческого города, в которой храм только строился, встречала крестный ход, изумленно замерев на месте. А когда проходило первое замешательство, кто-то уходил, но многие начинали радоваться, непроизвольно кланяться людям, несущим крест, подавали свою маленькую лепточку. Некоторые из смелых крестились на иконы. Матери подносили детишек под благословение. Батюшка щедро поливал всех и вся святой водой.
Встречные люди спрашивали у протекающего мимо ручейка с иконами:
– Какой праздник?
– Что за праздник?
– Якись сеходня празднык?
– У нас крестный ход. Крестным ходом идем, – радостно отвечала за всех голосистая бабка Наталья. – Храм будем строить.
Крестный ход с пением продвигался вперед, освящая, благословляя, моля Бога о каждой улице, каждом доме, о живущих в них, о каждом деревце, цветочке, об искоренении страха и всякой скверны из этого города. Глядя на батюшку, Ника перестал тушеваться. Ему передалась вера священника. «А может, на Руси снова наступили апостольские времена? Только вот апостолов пока мало. А если действительно времена такие, то Бог их пошлет», – думал он.
«Апостолов первопрестольницы, и вселенныя учителие, Владыку всех молите, мир вселенней даровати...»
Вошли в первый двор, сразу собралась большая толпа. Клирос пел. Батюшка подходил к дому, читал молитвы и окроплял каждый подъезд. Благословлял стоящих вокруг людей. Проповедовал. Отвечал на вопросы. Звал в будущий храм. А часть участников крестного хода собирала пожертвования.
Никита с интересом наблюдал за людьми. Одни улыбались: «Да, нужен храм». Наталья радовалась, желала им здоровья и благоденствия. Если много дать не могли, по случаю всеобщего обнищания, утешала, говоря: «Вот и ваш кирпичик будет в Божием доме. Бог вас не оставит. Всем городом храм строим, каждый лепточку внесет». Случалось, встречные опускали глаза и молча проходили мимо или грубили, она все равно сияла и дружелюбно успокаивала: «Спаси вас, Господи. Ничего. Дойдете. Бог милостив».
|
В одном месте дверь в подъезде распахнулась, и перед ними предстал мужчина подшофе и сказал: «Мы пьяницы. Что вы от нас хотите?.. Ну что ж, пожертвовать можно, но нам это не поможет». – «Кто знает, – отвечала Наталья, – неисповедимы пути Божии».
– Мир вам, – приветствовала старая подвижница прохожих.
– Мир вашей семье... Дай вам Бог здоровья... Мир вам... – эхом отзывалось со всех концов улицы.
«Мир вам», – благословлял Бог каждый дом. На Страшном Суде жители этого города не посмеют сказать Господу: «Мы не слышали. Мы не знали». У них Он видимо постучал в душу каждого человека. Как непрестанно невидимо стучит во все сердца: «Отвори, чадо, дай Мне твое сердце».
На следующей улице женщина, ушедшая в секту, бодренько согласилась, что хотя она и евангелистка, но на церковь «все ж таки трохи пожертвуе».
– Пусть будэ и у нас, – сказала она твердо, отдавая свои деньги.
– Будет и на нашей улице праздник!.. Яко с нами Бог! – пела неутомимая бабка Наталья, буквально летая по тротуару.
Ника уже, признаться, порядком утомился, в голове путалось, и появилось ощущение, что с каждым пожертвованием он берет на себя невидимый груз, некая тяжесть ложится на плечи. А Наталья жизнерадостно желала всем мира. «Откуда у нее столько энергии?» – не переставал удивляться Ника.
На улице ликовал христианский праздник. Клирос пел молитвы, правда за время крестных ходов все уже порядком охрипли. Батюшка читал Евангелие. Вокруг креста собиралась масса народа: выходили из домов, останавливались прохожие. Все открывали окна, на балконах появлялись любопытные. Смотрели и слушали, как отец Владимир поднимал над головой Распятие и, благословляя всех, возглашал:
– Христос воскресе! – Сначала ему отзывалось гулкое дворовое эхо.
– Воистину воскресе! – отвечали посвященные в тайну, а затем клирос подхватывал:
– Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ!
«Да, – думал Никита. – Это называется Торжество Православия в южном городе».
|
А больше всего его поразили детишки. Их было много. Если взрослые оставались, в общем, сторонними наблюдателями, то ребятишки принимали в происходящем самое непосредственное участие. Когда Господь вошел в Иерусалим, больше всех радовались дети. Восклицали: «Осанна в вышних» – и славили Господа в своих чистых сердечках. За две тысячи лет ничего не изменилось. Именно дети дружно отвечали: «Воистину воскресе!» – и крестились, кланялись, пытались подпевать, шли по всем дворам за крестным ходом с торжественным видом именинников и славили Бога. Батюшка благословлял. Для них это огромное событие, и они искренне всему рады. Сейчас настают апостольские времена. «Господи, пошли нам апостолов», – молился Ника, глядя на детишек.
«Господи, пошли нам апостолов», – молился Ника, глядя на детишек
Вдруг его подозвали к клиросу. Раскрасневшаяся Полина, чуть охрипшая и уже совсем не суровая, сказала, что батюшка велел помогать петь. Некоторые певчие ушли по занятости. Никитушке дали нести Евангелие. Он страшно обрадовался, перекрестился и запел вместе со всеми: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою...»
Начинались сумерки. Заморосил дождь. А толпа не расходилась, дети шли следом.
– Батюшка, – кричала какая-то женщина, – покрестите этот дом. Он який-то прокаженный.
– Ладно. Еще один, – согласился отец Владимир. – Пошли.
Когда освятили этот дом, совсем стемнело. Возвращались почти молча. Пели самые голосистые и стойкие. Перед храмом навстречу им попалась женщина с ведрами, полными черешни. Батюшка вдруг подошел к ней, окропил святой водой и благословил. Женщина от неожиданности встрепенулась и замерла, провожая глазами крестный ход, пока он не скрылся за углом. Это был последний аккорд необычного дня.
– Ты где пропадал? – впервые Полина обратилась к нему приветливым и немного дружески-покровительственным тоном.
– Так, – Ника пожал плечами.
– Завтра у тебя будут болеть ноги, – продолжала она, – ты не переживай, это у всех так. Мы собираем деньги, тут же покупаем кирпич, потому что все дорожает, и строим храм. На глазах растет, там помощники нужны. Вообще руки нужны. Ты приходи.
– Приду. Я у тети на даче...
– Вот и хорошо. Договорились, – улыбнулась девушка.
Когда дошли до храма, город накрыла южная темнота.
– Устали? Дорогие мои… – обратился священник к своему приходу. – А что вы хотите? Это подвижничество. Подвижничать и не уставать, так не бывает. Благодарю всех сердечно. Подходите под благословение. В субботу всенощная, а в среду и четверг – служба в поликлинике, в Казанском храме, как обычно. – Батюшка благословлял каждого человека: Мир вам. Ангела-хранителя… Никита, устал с непривычки? – обратился он к молодому человеку.
– Впечатляет. Торжество Православия.
– Работы много. Иди с Богом.
|
И потекли у Никиты дни, полные трудов, забот и молитв. Скучать и философствовать было некогда. Ходили крестными ходами. Строили храм. Полина объясняла ему Устав, учила петь и читать.
Его стала посещать мысль: может, действительно остаться? В Москве брат с сестрой. Родители не заскучают. Перебралась же сюда тетушка, правда из-за болезни. Ездила отдыхать, да и поселилась насовсем. Она врач замечательный, но совсем одна.
Как-то вечерком беседовали с ней по душам. Ника оговорился, что батюшка зовет остаться. Она внимательно посмотрела на него тихим взглядом. Тетушка – душа-человек, редкие люди умеют так светло смотреть на других. Слова лишние, все скажут глаза, – это дар Божий. А может, решиться и приехать сюда, скрасить ей приближающуюся одинокую старость? Еще Полина. Он к ней привык, грустил, если не виделись несколько дней. Эта девушка, с виду холодная красавица, гордячка, на самом деле оказалась милой и простой. Ника решительно не знал, что думать. Стал еще усерднее изучать Богослужебный устав.
Пред самым престолом Ника по благословению пришел белить крестильню. Над городом парила бесконечная жара. По делу зашел на секунду в летнюю кухню и, заинтересовавшись разговором, остался. Сидели несколько молодых людей, пришедших помогать в храме. Полечка, спрятавшись в уголок веранды, готовилась к службе на завтра. Бабка Наталья сидела над ведром картошки и, как всегда, бойко говорила:
– Мы вон как по городу ходим. С целью душеспасения. По родной земле ходим, ни к кому со своими уставами не навязываемся. А эти – умники. И крест у нас не тот, и храмы зачем. Давайте в ДК плясать. Вы где-нибудь в Писании читали, чтобы апостолы песни пели? Спаси, Господи! – Наталья взялась шинковать капусту. – Иконы не почитай. А это почему? Когда с ними благодать и сила Божия. У нас образ Николая Угодника такой темный был. Висел только потому, что мало икон. Однажды утром приходим – Боже Милостивый! – Бабуля всплеснула руками. – Он весь блестить, лик сияить, позолота, красочки – ну, как только написали. Вот вам чудо в нашем храме. Вот вам доказательство! Вот вам моя вера! Им кажется, что это идолопоклонство. А когда кажется, люди крестятся. Дак они ж и креста не признают. А кто креста боится? Кто?.. Лукавый... – Тут она сделала значительную мину. – А? То-то... – и победоносно застучала ножом дальше.
Вот вам чудо в нашем храме. Вот вам доказательство! Вот вам моя вера!
Остальные слушали сочувственно. Ника понял, что идет разговор о нашествии импортных проповедников разных конфессий.
|
– Помните, было у нас дело в городе с проповедниками американскими? – вставил свое слово молодой человек из собеседников. – Возомнили себя новоявленными апостолами, сели на белый пароход и поехали вниз по матушке по Волге русским людям о Боге говорить. Не знаю, как там, а у нас, на Дону, им конфуз вышел. – Все заулыбались. – Наш батюшка сказал проповедь по ТВ о значении Православия для русского народа, к казачеству обратился... Не было им у нас успеха. Стоят, проповедуют, рекламируют с музыкой и шумом. А народ боком-боком и мимо. Они в больницу с таблетками и книжками. А главврач и говорит: «Не нужны нам лекарства. Мы за них веру не продаем».
– Если хотите помогать, – опять вмешалась бабка Наталья, – во славу Божию. Примем, мы люди не гордые, и помолимся за вас. Но это ж делается бескорыстно. А то, что ж такое? Вам плохо – мы поможем, но за это вы будете молиться, как мы хотим, и читать наши книги. Это уже не по-христиански, это по-другому называется, с ихней гуманитарной лапшой. Мы лучше на хлебе да святыми молитвами Божиими.
– Но ты тогда тоже, баба Наташа, погорячилась.
– Да-ить, не сдержалась. Стоять, шумять у дома культуры. А я наших бабонек назвала. Мы тоже встали. А то смотрю, народ вокруг них толчется, книжки берут. Ну, мы и запели: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко, и Святое Воскресение Твое славим» – и еще многое. Народ от молитв наших присмирел, потихоньку стали расходиться. Некоторые книжки ихние побросали, к нам подошли...
|
А с чем инославцы к нам идуть? Они же Матерь Божию хулят и поносят – Богородицу! – тут она опять сделала значительную мину. – Где ж это видано, чтоб в России Богородицу не почитали?! Она же землю нашу Себе в удел забрала, как с детишками, с нами нянчится. А сколько помощи чудесной?! И если наш народ, неблагодарный, это не вспомнит, точно Бог от нас отвернется. И вымрем все. Выродимся! Нельзя нам чужие веры перенимать. Мы только своей и можем выжить. – Тут она вздохнула. – Правдать, после этого случая был мне нагоняй, батюшка строго запретил самодеятельностью заниматься. Ничего без благословения.
Нельзя нам чужие веры перенимать. Мы только своей и можем выжить
– Знаете, – подала голосок Аполлинария, – народ, он есть народ. И у нас, и в Европе, и в Америке – хорошие люди и плохие. Но с какой стороны нам открылся Запад – ужасно. Всемирная помойка льется из телевизора. У них такого не показывают. А наши потеряли все ориентиры, точки отсчета, которые зовутся совестью и честью. Эта рекламная жвачка всех одолела.
– Ну нет, – запротестовал алтарник. – Народ на рекламу тоже свой взгляд имеет. Прошу, свежеиспеченный фольклор: «В каждом кусочке гнилой орех» – антиреклама шоколаду с орехами; или: «Почему это на русской тушенке нарисована корова, а на "Анкл Бенс" – негр?» Что они хотят этим сказать? – Все засмеялись.
Ника тоже захотел высказаться:
– Мы свободны в выборе веры. И каждый народ сам решает, как славить Бога. Но что сейчас предлагают нам другие конфессии, выглядит более чем странно. Проповедовать в России, которая тысячу лет жила лишь своей православной верой?! Где все законы, традиции государства, жизнь народа были подчинены идее служения Богу. У русского народа вера в генофонде: предки по наследству передали, да и сейчас молятся за нас на Небе. В богоборческие годы русский народ в глубине души сохранял веру. Помнили день Рождества Христова. На Пасху красили яйца и делали куличи. На Спас угощались яблочками и медом, а на масленицу пекли блины. Тайно крестили детей и нет-нет да и заглядывали в церковь свечку поставить, особенно в несчастье. Это в крови.
Приехать и говорить нам о Боге из Америки, которая сама существует от силы двести лет... Вы меня извините! Прежде чем заявиться, поинтересовались бы, куда едут.
Ника неопределенно замолчал. И все затихли. Полечка прервала затянувшуюся паузу:
– Слава Богу. Скоро у нас будет настоящий храм. Странно, имея такое богатство, молиться в советских домах культуры с сектантами...
Вдруг в дверях летней кухни возникла батюшкина епитрахиль.
– Так, дорогие мои. Собеседуем? Завтра у нас престол, а крестильня не побелена, не будем указывать пальцем. В храме работы до ума не доведены, а мы умничаем сидим. Собеседуемся. Наталья, – обратился он к старушке, стоявшей со своим тесаком по стойке смирно, – ужин готов? Ты ж тут самая старшая. Работая языком, до Бога не дойдешь. Как малые дети; ходить за вами, что ли? Всем перед сном по двадцать земных поклонов. – И добавил твердо: – После работы собеседоваться надо.
|
Молодежь замерла, глядя в пол. Батюшка вдруг улыбнулся:
– Ну, подходите под благословение. Сейчас всем щелчок по лбу, для просветления в мозгах.
Когда Никита подошел под благословение, батюшка довольно больно щелкнул его, а потом наклонился и шепнул на ухо:
– Уметь говорить – этого мало, нужны дела. Чтобы крестильню сегодня довел до конца, а то побелка не высохнет. Послушание превыше поста и молитвы и всего на свете. Иди. Бог благословит.
На юге темнеет рано. Сообща решили помочь Никитушке выполнить послушание. Добелили весело и с песней. Ника вызвался проводить Полину домой. Она позволила.
Ночная прохлада перепуталась с сильным ароматом роз. Город утопал в розах. Ими были полны клумбы, газоны, цветники. Нику это приятно удивляло, а местные жители свыклись с цветами и не замечали. В этот теплый вечер на Нику накатило. Молодой человек пошел заливаться соловьем о детстве, университете, о Москве и храмах, о Валааме и Питере... Но в глубине сердца чувствовал, что нескромно, смахивает на похвальбу, а Полина строга. Он все понимал, но ничего не мог с собой поделать. Кто-то невидимо тянул за язык.
В течение его долгой речи Полина не проронила ни слова. Нике очень нравилось ее умение слушать. Не в пример его эмансипированным сокурсницам. Он всегда полагал, что студенческая жизнь дана ему для приобретения терпения.
Полина внимательно на него посмотрела:
– Да. Иногда бываю с тобой невежлива. Я донская казачка – этот норов. Покаюсь, а потом опять скажу этакое… Да и москвичей в глубинке не очень любят.
– Сейчас везде тяжело выживают, а мы немного в комфорте. Поэтому...– удивленно пояснил Ника.
– Не только. Поведение такое оригинальное...
– Да мы просто более общительные, свободные, – парировал он.
– Нагловатые... – пояснила Полечка. – Но ты простой, хорошенький, – засмеялась она.
Ника вдруг почувствовал теплую волну радости от мелодии ее речи, шуток и понял, как ему дорога эта девушка. С неба сорвалась звезда и, слабо вспыхнув, исчезла.
– Полечка, звезда упала, желание загадывай.
– Это выдумка, Никитушка, – отозвалась она ласковым недоумением.
– Зато красивая и добрая. – Они уже довольно долго стояли у ее подъезда. – А мне, вообще-то, пора, – молодой человек решил наконец прощаться.
– Да. Не могу пригласить тебя на чай... Мои уже спят. С праздником тебя наступающим, Никита Игоревич. Завтра в три спеваемся, а в пять служба. До свидания, – она крепко пожала ему руку.
|
На следующий день их скромный молельный дом утопал в цветах. Корзины, вазы, букеты, венки вокруг икон. Цветы, цветы, кругом цветы. Их терпкие южные ароматы, казалось, заполнили дом, дворик и всю улицу. Одетые в светлое прихожанки несли букеты. Кончился Петровский пост, у них престольный праздник, люди потрудились постом во славу Божию, во славу первоверховных апостолов Петра и Павла. Всех объединяла общая радость праздника.
С началом освящения города крестными ходами приход значительно увеличился. Нужно быстрее строить новый, большой храм, уж больно жарко и тесно стало в молельном доме. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Люди старались друг другу уступать. Разве только бабушки суетились больше, чем надо. У них, конечно, со здоровьем плоховато. И бабушки – они везде бабушки. Ох уж эти бабушки. И приходится батюшкам бабушек дисциплине обучать, чтобы они людей от храма не отпугивали.
С началом освящения города крестными ходами приход значительно увеличился
Всенощная прошла незаметно, будто одна большая молитвенная свеча перед иконой горела. Прославили Бога.
На Литургии молились единым дыханием. Благовест звонили маленькие колокольчики. Кадильным фимиамом поднималась в Небо молитва. Батюшка сказал сильную проповедь о покровителях, святых Петре и Павле, об апостольских трудах и крестном ходе, о вере православной и о русских людях.
– Свята-а-я свя-я-тым. – Наступил сокровенный момент Евхаристии – таинство Причастия.
– Те-е-ло Христово-о при-и-имите... – пел приход в один голос.
Господь невидимо входил в сердце каждого, освящал, исцелял, очищал. Чаша соединяла людей: все становились едины в Господе, и Господь в них.
– …Исто-о-чника-а бессме-е-ртного вкуси-и-и-те, – пели на клиросе и в храме с надеждой и верой в жизнь вечную. Так вдохновенно и прошла Литургия.
Молебен, как было заведено, вышли служить на улицу. Расставили по столам многочисленные баночки для освящения воды. Уличный простор после домашней стесненности. Птичий говор. Благодать. Клирос батюшка заботливо спрятал от зноя под крылечный козырек крестильни.
Освящая воду, батюшка воздел руки, взглянул на небо – и замер... К нему подошли алтарники и тоже приросли к земле. На клиросе – нетерпение. Из-под козырька было непонятно, что они там увидели, а подойти посмотреть не решались: не благословлено. Но когда уже весь приход в изумлении запрокинул головы в небо, клирос не выдержал.
Освящая воду, батюшка воздел руки, взглянул на небо – и замер...
– Я пошла, – сказала Полина и вышла из-под козырька.
Все облегченно вздохнули и потянулись за ней. Сначала Ника ничего особенного не увидел: мешала крыша. Одно голубое небо, но вдруг... Он похолодел от представшей картины. В их южном, безоблачном, выцветшем небе странно низко застыл огромный белый крест из облаков. Настоящий Крест. Над их скромным молельным домом. Люди, не отрываясь, смотрели на чудо.
|
И батюшка запел, и все со слезами на глазах подхватили: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко, и Святое Воскресение Твое славим».
А в небе над ними сиял ослепительный, ангельской белизны Божий Крест. «Святые апостолы Петре и Павле, молите Бога о нас».
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.