Главная > Журнал > Святые и подвижники благочестия > Только возжелай Богу послужить, и Господь всё устроит. Часть 4

Только возжелай Богу послужить, и Господь всё устроит. Часть 4

Ольга Орлова

Распечатать

24 марта 1991 года матушка Георгия (Щукина) была возведена в сан игумении и направлена на игуменское послушание в Иерусалимский Горненский монастырь. Она отошла ко Господу в феврале 2022 года. Продолжаем публикацию рассказа о жизненном пути подвижницы.

Одно из первых пророчеств

Всё в жизни матушки Георгии происходило промыслительно, – так бывает только с теми, кто всецело вручил себя в руки Божии и не мешает Господу действовать так, как Ему это угодно.

Пока еще мать Георгия была в Пюхтице, а подвизалась она там без малого 30 лет, в монастырь частенько приезжал тогдашний митрополит Таллинский и Эстонский Алексий (Ридигер), знакомый матушке еще со своих семинарских лет. Как-то раз он обмолвился, что есть благословение из числа пюхтицких сестер подготовить пополнение для Горненской обители Иерусалима. В России тогда все женские монастыри были закрыты, ищущих монашества благословляли ехать в Пюхтицу, здесь обитель никогда не закрывалась, собралось по тем временам огромное сестринство – около ста сестер. Из них и отобрали счастливиц ехать на Святую землю. Готовили их к несению горненских послушаний в специальном «иерусалимском корпусе» – в нем оборудовали мастерские.

Тогда-то, а это было самое начало 1980-х, приехал в Пюхтицу отец Николай Гурьянов, – он к тому моменту уже давно, более 20 лет как служил в Никольском храме на острове Талабск (названном при советской власти Залит). В тот раз матушка Варвара (Трофимова), настоятельница, благословила мать Георгию, с которой отец Николай был очень дружен еще по Вильнюсу (там у него тогда еще инокиня Георгия часто пела за богослужениями), показать ему этот самый «иерусалимский корпус». И вот идет мать Георгия впереди – открывает одну дверь за другой:

– Здесь золотошвейная мастерская… Тут рукодельная… А это вот иконописная, – что-то объясняет по ходу, показывает сестринские достижения.

А одна из сестер, шагавших за нею и отцом Николаем, вдруг не выдержала да и посетовала батюшке:

– Счастливы-то мы счастливы, батюшка, что нас отправляют в Иерусалим. Но только как же мы там без игумении-то жить будем? Настоятельницы там нет.

А тот за спиной у матери Георгии на нее украдкой и показывает:

– Что ты такое говоришь, – урезонивает ту сестру. – Там пюхтицкая игумения!

Та на него уставилась, не понимает ничего.

– Пюхтицкая игумения Георгиюшка, – пояснил тогда уж прямо отец Николай непонятливой.

Там пюхтицкая игумения Георгиюшка!

Сестры это запомнили. Уже знали, что батюшка ничего просто так говорит. В 1983 году десять пюхтицких сестер отправились в Иерусалим дожидаться там своей игумении…

Не до концерта…

Мать же Георгия продолжала хлопотать на всех поручаемых ей послушаниях как ни в чем не бывало. Ей даже не сразу об этом пророчестве сказали, а только уже в самом Иерусалиме, когда оно спустя лет восемь сбылось. А пока еще спустя несколько лет, в 1989-м, мать Георгию назначили на восстановление монастыря святого праведного Иоанна Кронштадтского на Карповке в родном ей Санкт-Петербурге – вот там-то забот было невпроворот.

Годом ранее летом 1988 года они с матушкой Варварой оказались в Москве на праздновании 1000-летия Крещения Руси. Сидят за столом с владыкой Алексием (Ридигером), а он и говорит:

– Хотите ли, матушки, иметь пюхтицкое подворье?

Матушка Варвара с мать Георгией переглянулись: да разве ж такое возможно?! Тут и Пюхтицу-то едва не закрыли… В Таллине при Хрущеве пюхтицкое подворье вообще взорвали. Сестры потом еще сожалели: «Если б чуть раньше, буквально на несколько месяцев, любимого ими отца Алексия (Ридигера) во епископа рукоположили, отстоял бы он тогда это их таллинское подворье… Настолько там были все постройки изящны – во славу Божию». В городе на Неве тоже раньше пюхтицкое подворье было, да там уже универмаг устроен, – кто ж его закроет ради Церкви?

И вдруг у владыки в руках блеснули – ключи… Звучно их кладет на стол:

– Вот ваше пюхтицкое подворье! На Карповке, монастырь отца Иоанна Кронштадтского.

Матушки – в еще большее изумление. При советской власти вся ленинградская номенклатура люто батюшку Иоанна ненавидела, – даже просто упоминание о нем было под запретом. И людей уже настолько запугали, что и мимо обители иные проходить боялись. Разве что тайком кто перекрестится. Да под покровом ночи кто-то крест выдолбил там, где предположительно мощи праведника упокоены были. Так что матушки сидят ошеломленные, а до края их слуха доносится:

– Матушки, постарайтесь, 1 ноября память преподобного Иоанна Рыльского, пожалуйста, восстановите его храм. Матушки, постарайтесь, – твердит владыка Алексий, а те и в себя-то всё еще прийти не могут.

Тогда еще не прославленный отец Иоанн Кронштадтский был назван в честь преподобного Иоанна Рыльского, ему-то и посвящен был в основанной им на Карповке обители храм.

В тот же вечер в Москве давали чуть ли не впервые после советских гонений праздничный концерт, посвященный 1000-летию Крещения Руси. Но матушке Варваре и мать Георгии было уже не до него.

– Владыка, простите, – откланялись они, – ни на какой концерт мы не поедем, благословите нас сегодня же уехать, – засобирались.

– Матушки, смотрите сами. Только я вас очень прошу, постарайтесь к 1 ноября.

Так они и помчались сразу же в Питер.

Как за две недели то, что 70 лет разрушали, восстановить?

Ночь ехали, утром только поезд прибыл на перрон, оттуда же с вокзала поехали на Карповку. А там и непонятно, к какой двери подходить. Подергали за ручки, – в ту, к которой ключ подошел, и вошли… Опасливо. По виду то, что они там застали, напоминало скорее притон. Где-то зашевелились, прячась, бомжи. Вонь, грязища, туалеты переливаются. Голуби испуганно вспорхнули под потолком. Бутылки, окурки, иглы валяются.

Стали искать храм – никак не найти. Всюду раздрай и свалки. Наконец, добрели до того, что по формам напоминало алтарь, и – замерли. Так всё было изгажено и оплевано.

Звонят в семинарию отцу Владимиру Сорокину, он тогда ректором был.

– Батюшка, помогите! – тоненький, чуть не в слезы срывается, голос матери Георгии.

Тот понять ничего не может:

– Мать, ты откуда звонишь? Что? Чем помочь, как?

– С Пюхтицкого подворья...

– Какого подворья?!

– От отца Иоанна Кронштадтского...

– Как, от отца?.. – тот тоже чуть ли не в слезы. Никто тогда еще и поверить не мог, что Церкви обитель батюшки Иоанна вернут.

На следующее же утро отец Владимир на своей машине десять семинаристов прислал. С пилами, с лопатами, с топорами. Внутри в храме всё было досками перегорожено. Их-то ребята и стали разбирать. Мусор целыми самосвалами вывозили. Потом уже и полом надо было заняться. Там тоже доски какие-то, – и не понятно: что делать – мыть, красить, срывать весь этот настил? Семинаристы народ пытливый, кто-то одну доску оторвал, – смотрят, а там земля под нею. Стали раскапывать и докопали сантиметров через 50 до мозаичного красивого пола, с которым при советской власти так попытались было разделаться, – так их это всё благолепие тогда раздражало.

Мать Георгия смекнула, что надо это всё расчищать, стала всюду звонить своим питерским родственникам, знакомым:

– Берите кто что может: ведра, совки, лопаты, тазы, – приходите помогать!

И так сарафанное радио по всем верующим распространило весть. Тут же народ собрался, старушки даже в фартуках всю эту грязюку носили вон из храма Божиего. Так пол на полметра где-то и опустился. А благодаря этой насыпи изначальная старинная мозаика сохранилась. И была она настолько прекрасной, что решили даже никаких ковров к торжеству не стелить.

Батюшка из питерских друзей быстро написал иконы, пюхтицкий дьякон сколотил из кем-то принесенных в дар досочек иконостас. Знакомая директор цветочного магазина привезла огромное количество благоухающих гирлянд, – они особо украсили храм. Так что через две недели праздник удался на славу! Люди глазам своим не верили: как всё это можно было успеть! Но с Божией помощью и по молитвам отца Иоанна всё устроилось. Владыка Алексий был очень рад.

Вразумление безбожников

После принялись усыпальницу, где отец Иоанн Кронштадтский лежит, восстанавливать. Там тоже всё загажено было. При советской власти здесь школа ДОСААФ располагалась. Одних только изношенных противогазов порядка 400 штук вынесли, а также – сломанные парты, стулья, стенды какие-то и прочий хлам. Разгребали и разгребали завалы. Там, где снаружи, на улице, на стене был выдолблен крест, постелили коврик, лампадку было зажгли у батюшкиной фотографии, цветочки поставили… Так и думали, что здесь где-то батюшка мощами лежит. А как всё расчистили, вдруг смотрят – место поодаль какое-то забетонированное…

Тут-то мать Георгия и вспомнила, как к ним в Пюхтицу одна старенькая бабушка приезжала… Звали ее Полина Васильевна Малиновская, жила она еще в годы советской власти как раз напротив Иоанновского монастыря на Карповке. Еще лет за пять до передачи Иоанновской обители запереживала, что умрет, а ей надо успеть передать одну тайну…

Ее близкий знакомый после революции участвовал в сносе надгробия батюшки Иоанна, и тогда было целая комиссия собралась – решили вскрыть могилу, поглумиться. Уже все уполномоченные и любопытствующие собрались в усыпальнице, стали взламывать плиты, как вдруг один из участников этой комиссии упал замертво, а еще один с ума прямо на глазах у всех сошел. Тут-то все эти кощунники и попятились… да разбежались! Разве что потом отправили кого-то из рабочих бетоном следы этого взлома залить, чтобы и память о батюшке Иоанне в народе изгладилась.

Так вот могилку Кронштадтского пастыря и обрели. Ставший уже тогда Святейшим Алексий II всё это внимательно выслушал и благословил обустроить гробницу над этим забетонированным местом. Долгое время служивший потом старшим священником Иоанновской обители протоиерей Николай Беляев говорил, что было не одно откровение от святого праведного Иоанна Кронштадтского, являвшегося точно наяву, о том, что его мощи будут открыты, когда восстановят монастырь на его родине в Суре (Архангельская область).

Не юродствует батенька, а пророчествует

Пока Иоанновский монастырь на Карповке восстанавливали, мать Георгия время от времени выбиралась к отцу Николаю Гурьянову на остров Талабск и всё просила его помолиться – так много было забот, столько проблем разруливать приходилось. Однажды приехала, как всегда, побеседовали, чайку у него в домике попили. Потом он ее за руку берет:

– Георгиюшка, пойдем в храм, помолимся Матери Божией.

Приходят в храм, приложились к большой иконе Смоленской Божией Матери. А он ее опять за руку тянет да прямо в алтарь вдруг повел. «Зачем в алтарь? – у мать Георгии сердце замерло. – Господи, помилуй!». Так она всему этому изумилась, – входит с трепетом... А батюшка так бодро один поклон перед престолом сделал, – мать Георгия у диаконской двери стоит, тоже земной поклон сделала… Он второй – и она тоже, также и третий. А на третий ей уже и не встать... И понять не может: почему же? А это отец Николай ей, оказывается, положил на спину крест – большой такой, металлический, тяжеленный… Ей и не встать-то. Потом уж сам батюшка поднял крест, и ее поднимает.

– Георгиюшка, – наставляет, – это твой крест, это твой крест игуменский, иерусалимский. Неси, неси, Господь поможет.

Это твой крест игуменский, иерусалимский. Неси, неси, Господь поможет!

Мать Георгия тогда толком еще и понять не могла: о чем это батюшка ей предсказывает?..

Уже после прославления отца Иоанна Кронштадтского, когда Святейший Алексий II назначил в Иоанновскую обитель священников и постоянную службу уже наладили, вдруг отец Николай Гурьянов передает мать Георгии с одной прихожанкой конвертик, на котором написано: «игуменье Георгии». Мать Георгия долго вертела этот конверт в руках, ничего опять не понимая… «Господи! – спохватилась. – Ну, батенька юродствует». На Карповке она игуменией не была, монастырь тогда еще только восстанавливался как подворье Пюхтицкого, ее туда назначили старшей сестрой. Вскрывает конвертик, а там ни записки, ни письма, только три тысячи денег – по тем временам огромная сумма. Потом мать Георгия поймет: для чего ее отец Николай ей прислал…

У Господа всё учтено

Средства при восстановлении обители постоянно искать приходилось. И непрестанно Господь являл Свои милости. То какая-то финская группа приехала, а узнав, что гробничку батюшки Иоанна восстанавливают, вдруг деньги пожертвовала так, что на них многое и удалось сделать: ремонт закончить, подсветку провести. А там вскоре и прославление отца Иоанна состоялось, – так что всё вовремя – в самый срок управились.

Народу тогда при канонизации собралась уйма, на другой стороне речки Карповки, что перед монастырем протекает, тысячи и тысячи людей молились, одних только архиереев тогда целый собор съехался – более двадцати. И никто уже никаких преследований не боялся, чувствовалось – другие времена начались.

А однажды вот такое еще чудо случилось. Монастырь трехэтажный: в самом низу усыпальница, на втором этаже – церковь во имя преподобного Иоанна Рыльского, а на третьем – собор Двенадцати Апостолов. После прославления отца Иоанна стали уже восстанавливать и собор, – тоже там всё расчищать требовалось, вновь бесконечные машины с мусором вывозили. Всё ремонтировали. Крыша текла, ее перекрывать стали. Так и до куполов дело дошло. Их уже медью перекрыли, а там и кресты заказывать надо. А как же их не золотить? А это всё дорого. Один позолотили, второй, третий, четвертый… Поднимать кресты надо. А денег уже совсем нет и взять неоткуда, всё, что можно было, все знакомые уже поотдавали. Как-то рабочих уговорила, подняли кресты. А потом рабочие и приступили: рассчитаться бы с ними надо. Мать Георгия их умоляет подождать, нет сейчас у нее на руках такой суммы… Только какие деньги найдутся, сразу всё рабочим отдает, но и этих средств мало… Стала она тогда прямо выпрашивать у батюшки Иоанна:

– Батюшка, пошли денег, помоги мне, – так и молилась на коленочках в усыпальнице.

Как вдруг приезжает какой-то мужчина, и не с какой-то соседней улицы, ему сюда вовсе и не по пути было, из самого Ростова-на-Дону ехал! Протягивает мать Георгии конверт, разворачивается и уходит… Открывает она конверт, а там – ровно та сумма, которую она была должна рабочим. Как тут не расплакаться?

Вот и поняла, зачем ей батюшка Николай Гурьянов еще и тот странный конвертик присылал…

Так, наконец, и покои батюшки Иоанна Кронштадтского восстанавливать стали. Мать Георгия всё изумлялась, что не стерлось из памяти народной всё, что было связано с его жизнью в монастыре, все из старожилов точно знали, где эти покои находились. А тут еще и Святейший Алексий II поторапливать стал – звонил, просил мать Георгию побыстрее отремонтировать покои отца Иоанна, чтобы он, бывая в Питере, мог в них, а не в епархиальном здании останавливаться. Сестры вновь забегали.

А мать Георгия опять стала помощи у самого батюшки Иоанна выпрашивать. Она еще и до его прославления постоянно ему молилась, а уж после – так тем более. И не переставала славить Бога и благодарить за те милости и чудеса, что непрестанно происходили: вещи Кронштадтского чудотворца стали возвращаться в обитель одна за другой! То вдруг батюшкин большой письменный стол привезли, который сейчас и стоит в его покоях. Потом точно так же нежданно-негаданно митру вернули, епитрахиль, шубку святого. Он в свое время много шуб со своего плеча раздавал нищим, а благодетели, жалея его самого, тут же его в новую одевали, а он и ее кому-нибудь сразу же презентует, – и вот так одна из таких дарственных вернулась в его монастырь. Что-то мать Георгия на Карповке оставила, а некоторые вещи в Пюхтицу отдала. Там сестры тоже очень чтят своего отца-основателя, музей в его память организовали.

Святейший Алексий II очень радовался, что монастырь так быстро возрождается. Всего-то за пару лет он уже был преображен. И вот однажды вечером звонит и спрашивает у матери Георгии:

– Как идут дела?

– Ваше Святейшество, батюшкины покои почти готовы, – бодро стала перечислять она. – Паркет положили, лаком покрыли. Карнизы повесили, шторы. Вас теперь будем уже встречать в батюшкиных покоях...

– Спаси Господи, мать Георгия, вас за те труды, которые вы здесь понесли, – выдал он ей секрет своего форсирования. – А теперь вам надо потрудиться в Иерусалиме, в Горненском монастыре…

А теперь вам надо потрудиться в Иерусалиме

У мать Георгии и трубка чуть из рук не упала…

***

А как надо было уже на Святую землю вылетать, тут-то мать Георгии и попался на глаза тот самый конвертик, переданный ей так таинственно батюшкой Николаем Гурьяновым без какой-либо записки, с надписью «игуменье Георгии», а в нем – тоже ровно та сумма, которая и нужна на покупку билета в один конец...

Тогда-то мать Георгия и про крест иерусалимский вспомнила, что ей на спину так задолго отец Николай водрузил... А в Иерусалиме и еще о более раннем пророчестве рассказали.

(Продолжение следует)

Ольга Орлова 24 марта 2022

Издательство
Сретенского монастыря