Главная > Журнал > Бог и человек > Что такое человек

Что такое человек

Священник Николай Людовикос

Распечатать

Мы безнадежно неопределенны. Отчаянно отказываемся вместиться в конечные цели, пределы которых диктует нам конкретная природа. И это неудивительно, поскольку если Бог бесконечен, то и Его образ может быть только неопределенным и бесконечным.

Дефиниции человека быть не может. Существует много философских определений человека. Довольно много его определений и в сфере психологии, в сфере социологии. Всем им есть что сказать о человеке или, точнее, о какой-то его части. У богословия же определения человека нет. И это хорошо, что святоотеческие тексты не содержат таких определений. В святоотеческом пространстве по этому вопросу царит молчание. Которое означает, что мы не знаем, что такое человек. И это очень серьезно.

Я хочу, чтобы сегодня мы поговорили об этом. О диалоге, который заменяет собою вопрос «что такое человек?».

Тот факт, что нас все определяют, просто удивителен. Что мы представляем собой для государства? Разве не существа с конкретными правами и конкретными обязанностями? А для образования разве мы не то же самое? А для экономики, науки?

Итак, богословие освобождает нас от желания и необходимости быть некоей точкой, конкретным знаком на карте координат. Мы становимся неизмеримыми по благодати; подобно Богу, у Которого измерений нет. Это значит, что человек действительно может жить «бесцельно», как свободный от множества конкретных целей, которые он ставит перед собой. Или, если хотите, чтобы он, когда достигнет их, всегда имел перед собой бесконечность в качестве перспективы своей жизни. Другими словами, чтобы он, даже если потерпит неудачу, не жалел об отдельных целях. А если достигнет их, не становился их рабом.

Мы неизмеримы по благодати; а это значит, что можем жить свободными от множества целей, которые ставим перед собой

«Имеющие жен должны быть, как не имеющие» (1 Кор. 7: 29) – весьма странное высказывание. Думаю, какая-нибудь добрая супруга отринула бы эти слова святого апостола Павла и спросила бы:

– О чем говорит тут апостол? Это что, серьезно? У кого есть жены, те должны исполнять свои обязанности, должны быть ответственными. Что это значит, скажите мне? Почему апостол предпочитает сказать здесь такое?

Иметь жену – это, по сути, что-то такое, к чему ты в действительности можешь относиться намного более легко и творчески по сравнению с тем, как делал бы это, если бы Бога не было. Когда кому-то что-то дано от Бога, он этим обладает в абсолютном смысле, и в то же время оно над ним не довлеет. Другими словами, какую бы ошибку он ни совершил, человек не разрушает того, что находится в его руках. Он этого не разрушает и не перекладывает на него вину, если оно его не удовлетворяет. Если же удовлетворяет, человек не мешает его развитию. Он говорит себе: «Бог дал мне это, и оно хорошо весьма! Пока от него, конечно, толку маловато. Но ведь существует Бог. Он исправит и его, и меня (и ее, и меня)». Насколько же лучше, когда рассуждают так!

А вот другой способ думать о женщине: «Она обязательно должна быть моим отражением, обязательно должна говорить “да” в ответ на мои эмоции, обязательно должна доставлять мне удовлетворение здесь, здесь и здесь, на вот этих уровнях. Она должна быть хорошей матерью, хорошей супругой, должна любить нас правильно». И увы ей, бедняжке, потому что ей и на работу надо ходить, и одновременно быть таким человеком, который всё должен понимать не умом, а сердцем. И когда мы окружим ее всеми этими «надо», обычно оказывается, что она ничему из всех этих требований не соответствует или соответствует очень немногому.

А ведь вместо этого мы могли бы и себя сделать свободным, и ее, существуя в едином творческом порыве. Вы видели молодые пары, которые, так сказать, слегка хипуют? Один другого хватает и говорит:

– Поехали!

– А куда мы едем?

– Да никуда, мы просто едем!

Эта сладкая анархия лучше передает ощущение того, что мы образ такого Бога, Который неопределим и велик. И благодаря Ему велики и мы. А поэтому ничто, каким бы важным оно ни казалось, не может нас удержать. У нас есть всё, мы несем за это ответственность, однако эта важность и эта ответственность постоянно подталкивают нас к тому, чтобы мы себя превозмогали. У нас есть всё, но его у нас как будто нет. То есть всё, чего мы ищем, – это Сам Бог. Это значит, что мы всем обладаем через Бога, «в Боге».

Я постоянно общаюсь с молодежью, особенно с молодыми родителями-христианами. И иногда меня спрашивают:

– А разве мы не должны делать своих детей хорошими?

И дальше начинаются разглагольствования: «христиане», «граждане»…

Да, но если ты всё это проделаешь со своим ребенком, что от него самого останется? Не знаю, понятно ли я выразился. Обычно я отвечаю на этот вопрос несколько бессмысленно, так, как понимаю это: детей заводят с одной целью – чтобы любить их. Больше ни для чего. Многим этого кажется недостаточно. Тогда я спрошу вас: а какова цель Бога применительно к нам? Как вы сами чувствуете, какова цель у Бога в случае с вами?

Меня спрашивают:

– А какова цель Бога в моем случае?

И я отвечаю:

– Да… никакая. Ничего.

– Он, что, ничего не хочет?

– А чего Он от тебя хочет? Чтобы ты расцвел, как цветок в саду.

– А разве это цель?

– Да. Он хочет, чтобы ты расцвел. Он не хочет ставить тебя куда-то конкретно, чтобы ты делал что-то конкретно, что бы это ни было, навьючить на тебя что-то: Свое дело, Свое доброе имя, Свою славу, а потом сказать: «А теперь иди и начинай работать!» Нет, Он хочет, чтобы ты расцвел. И чтобы начал понимать. Что понимать? Понимать, что тебя любит Кто-то без всякой причины. Вот и вся история.

Тебе надо понять наконец, что Бог тебя любит без всякой причины. Просто любит

Это факт, что существует Кто-то, Кто любит меня без причины. Это факт, что существует Кто-то, Кто, сколько Его ни спрашивай, каким пыткам ни подвергай, не будет знать, что ответить на вопрос, почему Он меня любит. И это источник жизни и истины. Именно это.

Если вы почитаете Платона, то увидите, что там любовь (если с нами всё в порядке) всегда имеет какую-то причину. Я чувствую свою внутреннюю нищету, открываю для себя какое-то богатство и люблю это богатство, каким бы оно ни было, не так ли? Я нуждаюсь в любви и привязанности того, кого люблю, во мне есть что-то хорошее, поэтому мне надо кого-нибудь найти, чтобы полюбить его и принести плод этой связи. Всё это – человеческое. Но как таким образом объяснить любовь, которая ничего не может со мной сделать, потому что я ничего ей не даю? Понимаете? Если существует любовь, которая является преданностью в чистом виде, тогда всё меняется.

Некоторое время назад один психиатр, Рональд Берри, представитель движения антипсихиатрии, написал книгу под названием «Любишь ли ты меня?». Это вопрос, который человек задает всё чаще и чаще. Он задает его не прямо, а косвенно. Задает по-всякому: иногда символически, иногда совсем необычно. Нередко агрессивно, с ненавистью, часто с отвращением, напряжением, возмущением, гневом: «Любишь ли ты меня?» Задают его молодые, задают взрослые, старые, все.

Тот факт, что существует Кто-то, Кто не чувствует Себя озадаченным этим вопросом, – это чудо. Источник. Это чудо, что для Бога мир – это просто возможность. Ему от него никакой пользы, он не совершает для Него никакой работы. Бог есть Троица, а значит, Он обладает Своей истиной, Своим смыслом, Своей любовью в полноте Своих отношений. Эта любовь так глубока, что мы говорим об единосущной Троице. Это нечто такое, чего мы даже представить себе не можем, потому что, как бы ни полюбили, мы не можем стать тем, чем является другой. Мы не можем сосуществовать через другого, а также существовать потому, что существует другой. Поэтому мы не можем представить себе структуру этой наивысшей любви. Это наивысшая самостоятельность.

Велико то, что когда эта Троичная любовь достигает своей вершины, она порождает и других существ. Причем не таких, которые походили бы друг на друга, как последователи некоторых движений. Бог творит – и создает существо, которое так ужасно свободно, что может ответить Ему: «Нет!»

Другими словами, то, что совершает Бог актом сотворения человека, подобно тому, как если бы Он отказался от Собственной исключительности. Отрекся от Собственной Божественности. Он лепит существо, которое может сказать «нет» Божественности, «нет» самому существованию Бога:

– Я и знать не хочу, что Ты такое и что Ты делаешь!

Крайний риск, который по-человечески понят быть не может.

Когда Фрейд был молодым, у него была невеста, Марта. За первые четыре года помолвки он написал ей две тысячи писем. Такая у него была страсть. Помню одно из них, в котором он комментирует евангельские слова «да любите друг друга» (Ин. 13: 34). Он пишет, что не может понять этих слов:

«Если я возлюблю всех, я же себя исчерпаю. Я могу любить тебя да еще одного-двух человек. У меня есть определенное количество любви, которую я могу проявить к ним; я вкладываю эту любовь и взамен получаю что-то и живу этим. Разве не так? А что значит “да любите друг друга”? Это меня размельчает».

Он говорит, что не может с этим согласиться. И это действительно полное размельчение и полное самоотрицание. Бог представляет Собой полное самоотрицание, вы об этом когда-нибудь задумывались? Другими словами, Он – полное «нет» Своего Я, абсолютный кенозис, опустошение… И только этот вид любви может предоставить другому полную свободу. Свободу говорить те вещи, которые мы сейчас говорим. Свободу повернуть назад, передумать, начать колебаться, не верить, ненавидеть, верить, сомневаться, и чтобы всё это делалось в рамках любви. Чтобы всё это имело какую-то связь с любовью. Эта любовь создает всё и порождает всё.

Человечество познало два вида духовности. Только два вида, какими бы многочисленными ни были ее проявления. Один можно назвать экстатичным. Другой – это христианский. Поясню вам немного.

Если Бог – не Троица и не обладает полнотой любви, это значит, что Он находится где-то рядом с миром и нуждается в мире, чтобы сознавать Самого Себя, не так ли? В противном случае Он был бы ничем. Он нуждается в другом существе, в некоем «ты» рядом с Собой, чтобы завязать общение. Итак, может ли это «ты» быть чем-нибудь еще, кроме мира? Разумеется, нет. Значит, в мире должно существовать что-то, что было бы на Него похоже. Что же это может быть? Очевидно, то, что духовно подобно Ему. Что же духовно подобно Ему? Деревья? Плоды? Поля? Мое тело? Нет, духовен только ум, душа. Только ум, если быть точнее, потому что всё остальное связано с телом, чувствами и желаниями. Следовательно, Бог ведет диалог только с человеческим умом.

Что же должен сделать ум? Он должен предпринять великий отрыв. Оставить то, что не является умом, т.е. то, что не подобно Богу. Другими словами, оставить всё, что материально, что является чувством, эмоцией, желанием, и начать постепенно восходить, чтобы уподобиться Единому.

Это путь Платона: оставить всё, что материально, чувства, желания – чтобы уподобиться Единому

Это путь Платона. Если вы почитаете «Пир», то увидите степени философской любви. Он говорит, что человек начинает с тела, влюбляется сначала в тело, потом понимает, что влюбляться в тело – это безумие, и устремляется к большему количеству тел. Затем пресыщается и устремляется к прекрасным чертам души. Видите, какие восхождения он совершает? Прекрасные черты души его, опять же, не удовлетворяют на определенном этапе, потому что за всем этим он обнаруживает много самолюбия, и делает еще один шаг, четвертый, – к наукам. Изучает физику, математику, философию, и вот он уже стал аскетом, отринул тела, отринул и души, желания, черты, всё. Однако и сейчас чувствует, что этого ему недостаточно, потому что всё это имеет конец и явно относится к миру сему. Что же будет дальше? Он делает последний прыжок – совлекшись тела, совлекшись чувств, совлекшись знания – и приближается, прикасается к Единому и уподобляется Ему.

Таково великое движение человека без Бога. Без Христа, если быть точнее. Бог – это Единый, а я – другой полюс бытия. Я отбрасываю всё, что кажется не похожим на Бога, и уподобляюсь Этому Единому и уникальному Богу.

Это, поверьте мне, изнурительно, трудно, рискованно, таит в себе ужасное одиночество и очень жестоко в том числе для меня самого. Потому что я уже обрел опыт вечности, но никогда не смогу жить ею таким, какой я есть, с моим телом. Я должен отбросить всё. Это страшно.

Многие об этом не читали и не знают, что такое древняя философия, они думают, что она благоволит телу и говорит о человеке. А вы знаете, сколько жестокости в древней философии помимо ее величия? И именно из-за этого она терпит крах, потому что имеет опыт небесных вещей, которых человек со своим телом достигнуть не может. Философия не может увековечить тело заодно с душой.

(Продолжение следует.)

Перевела с болгарского Станка Косова
Православие.Bg