О пострадавших за веру родных

Беседа со священником Николаем Конюховым. Часть 2



Часть 1

О своих предках-священниках, пострадавших в годы безбожия за веру в Христа, их уроках в продолжении нашей беседы рассказывает клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста, выпускник Сретенской семинарии священник Николай Конюхов. Мы говорили и о том, как молодой священник должен относиться к себе, о чем всегда помнить.


Убиенные отец Митрофан и отец Вениамин Романовские

– Отец Николай, вы из священнического рода, среди ваших предков есть и пострадавшие за веру Христову. Расскажите, пожалуйста, о них

– Мои родственники по маминой линии – священники Романовские. Это достаточно большой род, который был связан с тогдашней Тамбовской губернией, сейчас это Липецкий район, город Лебедянь. Отец Митрофан, мой прапрадедушка, и отец Вениамин – оба сыновья священнослужителей. Они стали священниками еще до революции, еще в царской России, и пик их священнического служения пришелся как раз на послереволюционные годы, самые тяжелые. Оба претерпели гонения. Оба были арестованы, сосланы.

Отца Митрофана несколько раз вызывали на допросы, шантажировали, предлагали ему отречься от священства – выйти перед прихожанами и сказать: я вас обманывал. Взамен обещали, что дадут ему работу: он был грамотным, а многие тогдашние рабочие и колхозники грамоты не знали, не могли писать, и вот власти хотели взять его писцом в канцелярию, чтобы он писал какие-то документы. У него была семья, 9 детей, и ему говорили: «О чем ты думаешь?! У тебя же 9 детей, жена. Хватит заниматься своим религиозным дурманом, отрекись от служения – и мы тебе обеспечим нормальную жизнь». Отец Митрофан, по воспоминаниям, а эти воспоминания сохранились, отвечал так: не вы меня ставили, не вам меня и снимать. На допросах его били, это вспоминала моя прабабушка Соня; я помню, как она рассказывала…

– Ваша прабабушка – дочь отца Митрофана?

– Да, и она рассказывала: она и сестра сидят на пригорке и смотрят, как папа идет с допроса, и если он ногу волочил, медленно шел, значит, его сильно били, а если нормально шел, значит, не очень сильно. Они очень переживали за отца. В конце концов его арестовали в 1937 году, второй раз уже, по другой статье, и отправили в лагерь. По дороге отец Митрофан умер; есть предположение, что он заболел и, чтобы с ним не возиться, его просто убили – застрелили. А в письме, которое прислал матушке его сокамерник, говорится, что он отдал теплую одежду другому человеку, своему сокамернику, а сам заболел, простудился. Такое вот творил милосердие, заботу… Простудился, лежал больной в бараке. Его сосед писал: «Мы вышли на работы, а когда вернулись, его уже не было».

– А где именно это было?

– На пересыльном пункте. Его сослали в Сибирь, но он даже не доехал туда. Где-то на Севере скончался. В извещении, которое прислали моей прапрабабушке Валентине, было написано, что он умер от сердечного приступа. Один из его внуков, Виктор Тихонович, разбирался в этом деле, говорил, что очень часто так писали, когда заключенные или ссыльные умирали.

Отец Митрофан служил в селе Теплое рядом с Лебедянью, был настоятелем 27 лет.

Я в этом храме был, совершал там богослужения; стараюсь туда каждый год ездить.

Его брат, отец Вениамин, жил в Лебедяни, был благочинным, служил в храме Преображения Господня. Там я тоже был, служил, мы совершали панихиду по нему.

И его сослали, а до этого тоже вызывали на допросы и били какой-то плитой по голове. Как рассказывали его дочки: «Так его били, что он ослеп». Его сослали, но он выжил, не погиб, вернулся в Лебедянь, кажется, в 1936 году. Жил у своих дочек в погребе, где они его прятали. Он уже не мог совершать богослужения, был совсем старцем, практически ничего уже не видел. И когда в 1937 году поднимали дела, все старые возобновляли, нашли бедного отца Вениамина, ворвались к нему – об этом тоже вспоминали его дочки… Начали фотографии вытаскивать, письма, а он даже не понял, что произошло, он ничего не видел… Его выволокли. Расстреляли в 1937 году. Для меня его смерть – абсолютная боль, потому что он был уже совершенно немощным, ничего не мог сделать, а его по статье «Антисоветская деятельность» как контрреволюционера расстреляли.

Вот два таких для меня образца исповедничества и последовательной веры. Эти люди могли сохранить какое-то положение для себя, не рискуя ни собой, ни семьей, но они принципиально отстаивали свою веру в этих очень тяжелых условиях. Для меня это предмет всегдашней моей рефлексии, боли, потому что в современных условиях мы при гораздо меньших испытаниях начинаем ныть, переживать. Нам не хватает такой вот стойкости. Для меня это урок и очень серьезное воспоминание.

– Сохранились могилы этих исповедников?

– Конечно, их могилы не сохраняли. Отца Митрофана, где он умер на пересыльном пункте, там и бросили и где-то погребли. А отца Вениамина… Когда расстреливали, рыли общий котлован, туда вывозили, делали это ночью, тайно, чтобы их потом никто не никогда нашел.

– И родные не могли даже проститься?

– Нет, никаких «проститься» не давали; сообщали о смерти потом, позже. И это совершенно бесчеловечно.


Крест отца Вениамина

– У вас есть удивительная реликвия. Расскажите, пожалуйста, о ней.

– Я, когда приехал в Лебедянь познакомиться с теми местами, где служили мои предки, конечно, очень хотел найти что-нибудь, с ними связанное, что-то иметь на память. Вообще у священников принято передавать по роду какие-то вещи: Служебник, или крест, или облачение, или еще что-то, ну, какую-то вещь в память о себе. Например, от моего почившего духовника сохранились два его Служебника с пометками. Я спрашивал у родственников о чем-то таком отца Митрофана и отца Вениамина. Но понятное дело, что, когда арестовали отца Митрофана, всё у них отобрали. Ничего у них не осталось, и у других родственников тоже ничего не осталось. Ничего, кроме фотографий старых, порванных, которые мы восстановили.

А когда во второй раз приехал в Лебедянь, была встреча с местными верующими, в том числе и с местными исследователями, которые занимались как раз историей новомучеников. Я рассказал об отце Митрофане и отце Вениамине. И тогда встала регент Казанского собора – это главный храм города – и сказала: «А я вас очень давно жду». Выяснилось, что сын отца Вениамина, Николай Вениаминович, был замечательным регентом, написал даже книги по регентскому делу. Николай Вениаминович позже эмигрировал. И вот эта женщина мне говорит: «Николай Вениаминович мне в свое время передал крест своего отца – наперсный крест, священнический, который был у отца Вениамина еще до расстрела».

Этот крест Николай Вениаминович хранил, но когда уезжал за рубеж, побоялся его брать с собой и передал регенту Казанского собора, сказав: это крест отца Вениамина, сохраните его. Эта женщина крест взяла, сделала для него такую рамочку и повесила над своей кроватью. Пыталась выйти на потомков отца Вениамина, но никого не смогла найти. И вот теперь встретила потомка, да еще в священном сане. В следующий мой приезд она принесла этот крест и торжественно мне его передала.

На меня свалилось такое счастье неимоверное! Этот крест теперь всегда ношу в Великий пост и в какие-то личные праздники – на день ангела, день рождения – надеваю.


Всегда помнить: мы лишь детоводители ко Христу

– Отец Николай, какой бы совет вы дали молодым людям, которые собираются встать на путь священства? 

– Не такой уж большой опыт у меня, чтобы советы давать, я только восьмой год именно в священническом сане… Есть гораздо более опытные священники. Вот когда у меня будет 25 лет служения, тогда я смогу что-то более ценное и важное сказать.

Очень живы в моей памяти годы семинарские, очень живы переживания. А тем, кто поступает в семинарию, я искренне пожелал бы не останавливаться в поиске, не думать, что мы что-то до конца для себя поняли, узнали и выучили. Самое страшное для священника – начинающего священника или человека, который только собирается стать священником, – это о себе помыслить что-то высокое, это тщеславие, когда у человека уже нет такой живой рефлексии о себе и способности к критике. И самое для нас важное – умение посмотреть на себя со стороны критически и не искать похвалы, а ее очень хочется. Я это чувство помню. Ты молодой священник, и хочется, чтобы твою проповедь похвалили, и тебя похвалили, сказали, что ты хорошо служишь. Но со временем ты понимаешь, что похвала делает тебя слабее, ты начинаешь очень высоко о себе думать и в этот момент, как в боксе, ты расслабляешься – и пропускаешь такие серьезные удары, что дай Бог не нокаут, дай Бог тебя просто по вискам треснули, чтобы ты в себя пришел. Так что, повторюсь, я бы пожелал всем дорогим семинаристам, которые собираются становиться священниками, всегда не терять этой живой критики в адрес самого себя.

Уметь и искренне покаяться, искренне сожалеть о своих поступках, но не зацикливаться на этом, а идти дальше, развиваться, учтя опыт своих ошибок. А ошибки священника обходятся очень дорого. Очень дорого обходятся ошибки врачей, очень дорого обходятся ошибки учителей, и очень тяжело обходятся ошибки священнослужителя. У меня были ошибки, я их знаю, для меня каждая ошибка – это боль. Как сказал отец Максим Козлов – он у нас был преподавателем сравнительного богословия… так вот, он говорил, что у каждого священника есть личное кладбище, то есть те души, которые мы, может быть, направили не туда или обидели, оттолкнули.

Дай Бог, чтобы мы могли всегда себя немного одергивать, всегда помнить, что мы всего лишь детоводители ко Христу. У нас Учитель и Врач только Христос. Я всегда себе представляю, что мы как медицинский персонал. Мы принимаем пациента и ведем его к Врачу, но сами его лечить не можем. Вот когда приезжает «Скорая помощь», медики говорят, что не могут выписать лекарство – это может сделать только врач. Вот и у нас врач – это только Христос. Священник должен вести людей ко Христу, не к себе, не привязывать людей к себе, а чтобы люди читали Евангелие, чтобы люди вели духовную жизнь, молились, искали Бога и, дай Бог, находили Его. Вот такой самый главный совет, и это не столько совет, какой я даю «с высоты моего опыта», это совет в том числе и себе.

Меня учили: всегда очень важно на проповеди говорить не «вы», а «мы». Есть некоторый соблазн у нас, у батюшек, сказать: «А вот вы должны вести себя благочестиво, вы должны быть милосердны, вы должны быть сострадательны, вы должны ходить на богослужения…» Я прямо слежу за собой очень-очень внимательно, чтобы не проскочило это «вы», можно сказать, бью себя по рукам. Никогда нельзя говорить: «вы», всегда нужно говорить: «мы». Мы должны идти ко Христу. Мы должны бороться со страстями, потому что нас они держат еще, может быть, даже больше. Как говорится, за обычным человеком ходит два беса, а за священником – десять. Так что все наши проповеди в первую очередь должны быть направлены на самих себя.

С иереем Николаем Конюховым
беседовал Никита Филатов


Размер пожертвования: рублей Пожертвовать
Комментарии
Екатерина   12 января 2021, 16:01
Спасибо большое за эту беседу, было очень познавательно и интересно, есть о чём подумать нам всем....
Написать комментарий

Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.

Введите текст с картинки:

CAPTCHA
Отправить