«Прощай, грусть!» и другие рассказы
Книга священника Игоря Сильченкова «"Прощай, грусть!" и другие рассказы» будет интересна всем, кто любит непридуманные рассказы, истории из жизни священников и книги «Зеленой серии надежды».
Про войну, подвиги, цветы и любовь к жизни
Цветы
Сегодня неожиданно выглянуло солнце, намекнуло, что весна не за горами. А мне вдруг вспомнилась встреча, которая произошла много лет назад 9 мая в московском парке. Я тогда поздравила с праздником Победы очаровательную, невысокого роста, женщину – ветерана Великой войны. На груди у нее были ордена, медали. Светлая челочка. Васильковые глаза. Очень приветливая, милая. Вручила я ей букет цветов. Она меня ласково поблагодарила, поцеловала и угостила мороженым. Мы сели на теплую, пригретую майским солнышком скамейку. Она все любовалась цветами, все с наслаждением втягивала их аромат. И рассказывала мне о далекой войне. Мне бы спросить ее фамилию, телефон, хоть какие-то подробности этого рассказа. А я была так потрясена, что ничегошеньки не спросила, а убежала торопливо. Потому что чувствовала, что вот-вот разрыдаюсь. И это мне казалось очень не к месту.
Нинель Федоровна была военным врачом-хирургом. В годы войны она оперировала в самых разных, порой невыносимых условиях.
– Я, детка моя, очень цветы люблю. Для меня они с самой мыслью о жизни связаны. А было это в очень тяжелое время. Наша операционная размещалась в бомбоубежище, за чертой города. Совсем рядом шли жестокие бои. Не жестокие – лютые. И раненые к нам шли тяжелые. Стон стоял в нашей подземной больнице и днем, и ночью. И сейчас в ушах стоит, часто спать от него не могу. А тут и совсем выдались две недели, что и продохнуть не было возможности. Операции, операции… Мне кажется, что мы и не спали. Хотя, нет, спали, конечно. Урывками. А тут радость пришла: узнали мы, что советская армия оттеснила фашистов от наших мест. Радость, да! Обессиленные, мы больше плакали, чем смеялись. И вот после одной сложной операции я решила передохнуть немного. Так захотелось свежего воздуха. Посмотреть на природу, солнышко, на деревья. А там, наверху не была я уж неделю, а может, две. И место мне это было незнакомое, меня с госпиталем сюда недавно перекинули. Какой тут климат? Что, там наступила весна или нет? Подозвала я сестричку нашу молодую, Валюшку. Шепчу ей: «Валюша, там весна?» – «Весна, Нинель Федоровна». – «Тепло?» – «Тепло!» – «А день сейчас, светло?» – «Светло. Только что белье вешала».
|
Я пошла длинным извилистым коридором наверх, дверь открыла и аж вскрикнула, так яркое солнце брызнуло лучами мне в лицо. Попривыкли глаза, смотрю: зелень – молодая, но смелая. Птицы громко поют, а под пригорком речка плещется, сияет, переливается. И воздух, ветер теплый. Все это на меня обрушилось, взбудоражило. Я кинулась по дорожке к речке. А склоны все в цветах: желтых, красных, голубых. Я, как была в одежде медицинской, упала на травку, сгребла цветы. И мне кажется, никогда не была я такой счастливой, как в те несколько минут. Счастье, что не рвутся над головой снаряды, что светит солнце. Что травка кругом, цветы. И тогда отчетливо я поверила, что победа будет. И нужно набраться сил, терпения и делать все, чтобы она наступила. Я почувствовала себя не только счастливой, но и сильной. В этот теплый солнечный весенний день. Да. С тех пор люблю цветы. Любые цветы. Спасибо за такой чудесный букет. Я и после войны была хирургом. Много лет отработала. Сейчас уж на пенсии, конечно. Вы радуйтесь, деточка, жизни. А как ей не радоваться, особенно в теплый весенний денек!
А склоны все – в цветах: желтых, красных, голубых… И тогда я поверила: победа будет
***
Вот такая короткая встреча. Чего казнить себя, что не спросила ни фамилии, ни адреса своей знакомой… Может, так было нужно?
Каллиграфия
|
Зайка застряла в библиотеке на лишних два часа. Еще бы. Сначала сын неверно назвал ей время начала занятия по каллиграфии. По поводу каллиграфии она сразу была против. Но свекровь настаивала, приводила в пример веские аргументы. По ее мнению, мозг внука должен был заниматься именно каллиграфией. И заменить ее было нечем. Зайка вяло сопротивлялась, но против тяжелой артиллерии в образе профессора Черниговской возражать было нечем. Ладно. Час больше, час меньше. Пусть.
Зайка сидела в маленьком отсеке перед раздевалкой. Периодически входная дверь хлопала. И отвлекала ее от мыслей о грядущем отпуске. В отпуске были два неопровержимых преимущества: отсутствие вездесущей свекрови и лето. Оба стоили друг друга.
Библиотека была взрослая, поэтому в основном приходили суровые пенсионеры, сосредоточенные старые девы (как ей казалось). Невольно посещали мысли о грядущей старости: и я так же буду тут дни проводить. Эх, когда только кончится этот урок! Неожиданно в гулком вестибюле раздался громкий свирепый голос, чуть приглушенный. Мужской, женский?.. Дама говорила по телефону: «Я вам все объяснила, не притворяйтесь ненормальной!»
Зайка выглянула из-за столба. К стойке абонемента решительно направлялась пожилая женщина в старом потертом пальто и вязаной шапке. Она подошла к сотруднику и чуть капризным тоном спросила:
– Что у вас есть почитать такого, чтобы не уснуть? Чтобы перевозбудиться сверх меры?
Сотрудница библиотеки задумалась:
– Детектив, ужастик… Может, Достоевский?
Женщина помедлила:
– Классика напрягает, ужасы не производят впечатления по сравнению с реальностью. Достоевский удручает. Есть еще варианты?
|
Сотрудница выпрямилась, глядя в глаза женщине, и тихо спросила:
– Может, вам пойти от обратного? Не страх, дедукция, а юмор, смех, разрядка? Может, «Не позвать ли нам Дживса?»? Английский тонкий юмор. Или Джерома – победителя депрессии? «Юмор здоровых», как его называют…
Женщина вдруг обмякла, металлический отзвук исчез из ее голоса, растворился в тишине библиотеки, поглощенный жильцами книжных полок. И Зайка вдруг услышала совсем другой, тихий голос, который не мог принадлежать этой громкой и гулкой даме:
– Знаете, может, вы и правы. У меня ведь главная задача – не спать!!! У меня сын – инвалид. Я не могу спать ночью, должна его караулить. Все перечитала, сидя у его кровати. Думала, что нужно читать то, что страшнее, ужаснее, чем то, что с нами случилось. А теперь думаю, вдруг вы правы. И надо не рыдать, а смеяться, чтобы не спать. Давайте своего Дживса!
Зайка замерла и похолодела. Ее каллиграфия, перебранки со свекровью показались ей ничтожными и жалкими перед лицом горя, трагедии. Она откинулась на мягком диване. И тихо, но строго сказала себе: «Каллиграфия так каллиграфия!»
8 мая 2021
Размер пожертвования:
рублей
Пожертвовать
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.