Огонь, вода и медные трубы батюшки-блогера
В книге рассказывается о жизни и служении протоиерея Геннадия Шкиля – пастыря, никогда не скрывавшего своей активной гражданской позиции и не боящегося говорить вслух самые нелицеприятные вещи.
«Свете тихий»…
Историю эту я услышала от Светланы Васильевны, тети Светы. Наши семьи дружат так давно, чтобы и не помню, когда мы не были знакомы. Ее муж, Сергей Александрович, или дядя Сережа, был ювелиром. Причем ювелиром такого уровня, что Голливуд, когда снимал в России фильм о Петре I (у нас запрещен), заказал короны для цариц именно у него. И если корону Екатерины II он скопировал с оригинала, то корону Евдокии Лопухиной, первой жены Петра, он воссоздавал по архивным описям XVII века. Позже о нем сняли фильм «Не перевелись еще мастера на Руси». Фильм шел в 90-е годы по телевизору, а сейчас лежит где-то в архивах.
Сергей Александрович
|
Дядя Сережа делал раки для мощей святителя Тихона и преподобного Серафима Саровского. А кроме этого он создал множество красивейших окладов, дарохранительниц, игуменских жезлов и другой церковной утвари. Но самое интересное в этом: он был самоучкой. При всем при этом он обладал такой исключительной скромностью, что я, близко общаясь с ним всю жизнь, совсем недавно узнала и о работах для фильма, и о раках.
А еще Сергей Александрович происходил из старомосковской дворянской семьи, которая чудом уцелела во время революции. Особняк его дедушки и сейчас стоит в центре Москвы, хотя, конечно, их семье давно не принадлежит. Словом, о нем и о его супруге можно было бы написать целую книгу, непременно упомянув об их гостеприимстве. Квартира у них всегда была открыта для друзей, знакомых, знакомых знакомых и даже для тех, кто попадал к ним случайно. Всем они были рады, для всех всегда был накрыт стол…
Но сегодня я хочу рассказать вам о пути духовного становления, который Сергей Александрович прошел перед смертью. Дело в том, что он относился к той категории мужчин, которые никогда не жалуются на самочувствие. Да и вообще не обращают внимания на свое здоровье, пока совсем не прижмет. Вот и получилось, что приехала за ним сразу реанимационная машина.
В больницу он попал без сознания и находился в таком состоянии трое суток. Периодически он начинал биться и метаться так сильно, что срывал с себя провода и капельницы. Тогда его стали привязывать, чтобы не навредил себе. Очевидно, он испытывал сильные боли. А может, его мучило и еще что-то, что происходило в сознании. Когда он пришел в себя, Светлана Васильевна поняла, что так оно и было. Из отдельных фраз мужа, из отрывочных воспоминаний она собрала общую картину событий. И хоть рассказывал о пережитом Сергей Александрович неохотно, в подробности никогда не вдавался, и того было достаточно, чтобы понять, какие страдания выпали на его долю.
Он испытывал сильные боли. А может, его мучило и еще что-то, что происходило в сознании
...Его без конца водили по длинным однообразным коридорам. Это само по себе было невыносимо: низкие потолки, тусклый мигающий свет, назойливое жужжание ламп и спертый воздух. Но то, что его ждало в конце пути, заставляло холодеть от ужаса.
Он старался отвлечься: пытался определить цвет стен или угадать, в какую сторону они сейчас повернут. Ему никогда не удавалось сделать ни того, ни другого. Слишком уж все было безликим и невнятным.
Куда его вели? Как правило, на допросы, а там неизменно пытали. То, что с ним делали, он даже не собирался никому описывать. Это было жутко и бесчеловечно.
Он бы давно уже сломался, если бы не жена. Светлана... Она приходила к нему и действительно приносила с собой свет. Только тогда он вспоминал свое собственное имя и кто он на самом деле. Он вспоминал, что находится в московской больнице. Вернее так: тело его лежало там. Сознание, или, точнее будет сказать, душа тосковала и мучилась здесь. Где? Точно понять он не мог, что это: то ли застенки НКВД, то ли закрытые научные лаборатории. Как бы то ни было, сотрудники, они же палачи, не ведали сострадания. Он вообще сомневался, были ли они людьми. То, что с ним делали здесь, было настолько реальным, что он просто не мог считать это болезненным бредом. Слишком ясно он ощущал мерзкие прикосновения, боль, тоску, полную безнадежность…
Сергей Александрович с семьей
|
Но самым страшным было то, что он не мог молиться. Пытался, но мысли путались, слова забывались, губы не слушались. С большим трудом ему удавалось связать несколько слов. Молитва не шла. В буквальном смысле. Небо, вернее низкие белесые потолки над ним были глухи. Его никто не слышал. Естественное, что разгоняло в его душе ноющую тоску и липкий туман в мыслях, это приходящие изредка воспоминания.
Вот он режет на станке блестящие латунные листы и собирает их в единую конструкцию. Всю ночь, не разгибая спины. Давно ли это было? Да, он тогда совсем молодой был. Их артель срочно собрали в неурочное время. В Донском монастыре во время пожара обнаружили мощи... Чьи? Кто это был? Тихон? Да! Это был Патриарх Тихон, святитель Московский и всея Руси. Срочный заказ, рака для мощей должна быть готова к утру. И они справились.
– Святитель Тихон, помоги! – кричал он изо всех сил. И тьма в душе и вокруг рассеивалась. Свет становился мягким и чистым, исчезало даже назойливое и непрестанное гудение ламп. Блаженная тишина... А потом все начиналось снова. Как в какой-то жуткой и зловонной трясине, он утопал в отчаянии и боли. Кроме страха не оставалось в нем ничего. Но он заставлял себя вспоминать, через силу. Он точно знал, чувствовал всем своим существом: в его жизни было то, за что сейчас он может зацепится, как за спасательный круг.
...Вот он поехал восстанавливать монастырь. Какой? Название собирал по закоулкам памяти долго, очень долго. Наконец вспомнил: Оптина. Народу было с ним немало. Что они делали? Мусор разгребали и вывозили, а еще... Еще они из болота поднимали надгробные плиты и памятники. Когда-то те лежали на могилах монахов, великих старцев, а потом пришли эти вот разрушители.
Они и сейчас здесь, мучают и разрушают его. И он кричал, обращаясь сразу ко всем:
– Старцы, помогите!
Длиннее фразу ему было не произнести. Но и этого оказывалось достаточно. Его окутывали тепло, тишина и покой. На некоторое время.
Оптина пустынь
|
...А вот он с другими мастерами выковывает завитки и диковинные цветы. Они опять торопятся. Правда в этот раз им дали больше времени на работу. Их мастерской заказали раку для преподобного Серафима Саровского. Мощи святого нашли на чердаке Музея атеизма в мешке, на котором была бирка с надписью. Тут же их мастерская, тогда единственная в своем роде, получила заказ.
А спустя неделю он дежурил в Елоховском соборе возле сделанной ими раки. Ему постоянно приходилось что-то поправлять, подкручивать гайки, выпрямлять завитки. Желающих поклониться преподобному было множество. Среди них находилось немало желающих унести с собой хоть что-то. Выломать, открутить, оторвать. Вот и приходилось дежурить с инструментами, чтобы рака не развалилась. Потом мощи преподобного Серафима Саровского увезли в Дивеево... И снова он чувствовал блаженный покой и даже радость. А ведь он забыл давно, что такое радость.
И все же чаще его мучали другие, мучительные воспоминания, от которых мрак усиливался. Но и тут находилось спасение – его жена. Она приходила к нему каждый день. Садилась рядом и разговаривала с ним, молилась или читала Евангелие.
Он слышал все и все запоминал. Голос жены, подобно канату, связывал его с реальным миром. Не давал окончательно угаснуть, умереть. Заставлял надеяться на то, что однажды это закончится, что он выберется отсюда.
Голос жены, подобно канату, связывал его с реальным миром. Заставлял надеяться, что однажды это закончится
...Врачи просили Светлану Васильевну проводить с мужем больше времени. Когда она была рядом, показатели больного улучшались. Он лежал спокойно, а на лице появлялось умиротворенное выражение. Светлана не знала, слышит ли ее муж, но подробно рассказывала, как у нее и детей идут дела. Она напоминала мужу о том, какой он хороший отец. Радовалась успехам старшего сына и средней дочери, жаловалась на здоровье младшей. У Машеньки обнаружились проблемы с сердцем. Вот врачи предлагают положить ее на обследование. При этих словах Сергей Александрович вдруг забеспокоился. Светлана Васильевна развязала мужа, когда пришла: ей странно и страшно было видеть его примотанным к кровати. А теперь вот она поняла, почему врачи так поступают. Муж начал срывать с себя капельницы и провода, измеряющие давление и температуру тела. Светлана Васильевна растерялась было, но быстро спохватилась и хлопнула его по щеке, легонько, чтобы опомнился. Он замер и больше не буянил.
Вскоре Сергей Александрович пришел в сознание. Первое, о чем он начал говорить, – состояние младшей дочери. Он просил, даже умолял жену, не привозить Машу в больницу:
– Ты не представляешь, Светлана, что они здесь делают! Что они со мной делали, как они меня мучали. Это такой ужас, такой бесконечный, беспросветный ужас. Прошу тебя, Машенька этого не выдержит! Нельзя. Ни в коем случае нельзя подвергать ее такой опасности!
Светлана Васильевна сначала пыталась объяснить, что все это были галлюцинации, спровоцированные болезнью. Но вскоре оставила попытки. Муж ей не верил, слишком уж реальными были его ощущения.
С этого момента Светлана Васильевна стала замечать за ним странности, которые пугали не меньше, чем то, о чем он рассказывал после реанимации. Правда, это был разный страх. Первый был сродни ужасу, а теперь перед ней будто открывалась дверь в неизведанное. Это таинственное нечто разрушало привычный уклад жизни. Забирало у нее то, что не хотелось терять.
Уже потом она узнает, что диагноз мужа предполагал мгновенную смерть. Но Сергей жил... Он жил еще полтора месяца, вопреки всем законам бытия. Его больше не мучали те невыносимые боли, что раньше. Но в то же время грань между нашим, реальным миром и миром духовным для него истончилась. Он стал видеть и чувствовать гораздо больше, чем другие. О пережитом Сергей Александрович не забыл. И если рассказывал, то с неизменным отвращением. Впрочем, в подробности никогда не вдавался. Со временем он возвращался к этому все реже и реже. Те события вытеснялись другими переживаниями, более сильными и радостными.
Когда из реанимации его перевели в палату, он понял, что ему удалось вырваться из страшных подземелий, в которых творился настоящий ад. Сергей Александрович был уверен, что теперь он совсем в другом месте. Светлана пыталась убедить мужа, что он все в той же больнице, но он точно знал: это не так. Да и как иначе? Ведь здесь было много света. Но этот свет не резал глаза, не мучил, как тогда на допросах. Он будто пропитывал его насквозь, и Сергею Александровичу порой казалось, что и он сам становится его источником. Его охватывало такое счастье, что он даже не мог переживать из-за ампутированных ног.
Этот свет не мучил. Он будто пропитывал его насквозь, и Сергею Александровичу порой казалось, что и он сам становится его источником
Больше всего его радовало, что из огромных панорамных окон был хорошо виден Новоспасский монастырь. Когда-то он работал в Даниловом монастыре. Окно, у которого он сидел, выходило во внутренний двор. С неизменным интересом он рассматривал храмы и стены, которые будто менялись при разном освещении. И он снова и снова зарисовывал увиденное. Иногда получалось совсем хорошо, а иногда никак не удавалось схватить правильное настроение.
Вот и сейчас он с удовольствием рассматривал монахов, разноцветные купола и белые стены церквей. Так же как и раньше, это занятие не надоедало ему, но теперь он с нетерпением ждал начала службы. Как пели монахи, как они пели! Больше всего ему нравилось слушать вечерню: «Блажен муж…», «Свете тихий», «Ныне отпущаеши»... Очень хотелось оказаться в этот момент в храме. Встать рядом с алтарем и потихоньку подпевать хору.
Но Светлана однажды спросила, не скучно ли ему целый день лежать одному. Он удивился:
– Разве я один? Монахи почти весь день поют. Мне, конечно, очень хочется туда, внутрь, но и отсюда многое видно и слышно. Я, знаешь, все жду, когда они «Свете тихий» запоют. Этот свет, который там у них, да и здесь, он правда тихий. Ты согласна со мной?
И тут он снова увидел в глазах жены привычный уже испуг:
– Сереженька, ты чего? Какой монастырь? У тебя за окном стена другого корпуса.
Сергей Александрович даже обиделся немного, но не сдался. Как только в палату вошел отец Сергий, его давний друг, он обратился к нему со словами:
– Сергей, ну хоть ты ей скажи! Неужели и ты не слышишь, как поет братский хор? А купола? Сейчас как раз на них солнце падает.
Священник внимательно посмотрел на больного, потом взглянул на его жену и подошел к окну:
– Монастырь? Нет, Сережа, мы не можем его увидеть. Нам это пока недоступно.
Сказав это, он отошел к тумбочке и стал доставать из дипломата все, что нужно для Соборования. Сергей Александрович задумчиво проводил его взглядом и вдруг увидел в углу широкую каменную лестницу.
Это обстоятельство не столько удивило его, сколько обрадовало. Лестница была так красива, что дух захватывало. Камень, из которого она была сделана, переливался, как перламутр, и в то же время рассыпался цветными искорками, как граненый горный хрусталь или даже бриллиант. А резьба, украшавшая ступени, оказалась такой тонкой и искусной, что ни один мастер не смог бы так выделать камень. Во всяком случае, он никогда такого не видел, хотя повидал на своем веку немало.
Данилов монастырь
|
Сергей Александрович так увлекся разглядыванием, что не сразу заметил солдатика. Совсем молоденький, со светлыми усиками и пушком на щеках, он стоял у основания лестницы и горячо молился. Тут и Сергей Александрович вспомнил, что Соборование уже идет, и постарался сосредоточиться на молитве. И все же украдкой он поглядывал и на солдата, одетого в форму времен Первой мировой, и на удивительную лестницу. Они были совсем близко, так, что можно было разглядеть мельчайшие детали украшений и трещинки на кожаном ремне. Но когда он протягивал руку, оказывалось, что дотянуться до них невозможно, даже если бы он мог встать.
После Соборования, когда все расселись возле его кровати, он упомянул об удивительной лестнице и тут же снова наткнулся на удивленные и испуганные взгляды. Его начали расспрашивать, но он замолчал. Описать всю красоту увиденного не мог, солдатика не знал, хотя тот и казался ему смутно знакомым. А от лишней суеты он уставал. Ему казалось, что свет будто гаснет, когда много и не по делу говоришь.
...Через неделю Сергей Александрович вернулся домой. И хоть он этому был рад, в то же время было жаль оставлять монастырь с удивительным пением и лестницу тоже. Он пытался рисовать по памяти, но не смог. Все выходило не то. Он точил тонко-тонко карандаш, но все равно штрихи были слишком грубыми для той резьбы, которую он видел. А здания монастыря, казалось, стояли вопреки всем земным законам и на бумагу ложиться не желали. Это огорчало его, но не глубоко. В душе Сергея Александровича поселилось предчувствие большой радости. Он ждал чего-то особенного, как школьник ждет летние каникулы или влюбленный жених ждет свидания с невестой.
Нет, дома ему было хорошо и спокойно. Жена и дети старались проводить с ним все свободное время. Как и всегда и даже больше, чем обычно, приходили и приезжали друзья и знакомые. Сергей Александрович принимал всех радушно, как и всегда, но говорил теперь совсем мало. От суеты он уставал, да и отвлекала она его от главного.
Однажды утром, после обычных утренних процедур, Светлана Васильевна вдруг сказала:
– Я сейчас пойду в храм, попрошу отца Иоанна, чтобы он пришел тебя причастить. Не будем ждать воскресенья.
И, быстро одевшись, убежала. Отец Иоанн, к счастью, оказался в храме. Он выслушал просьбу и сказал:
– Светлана Васильевна, давайте до воскресенья подождем. Я приду после службы, причащу. А потом у меня будет время, чтобы посидеть чаю попить, поговорить. Сегодня что-то дел невпроворот.
– Батюшка, нужно сегодня.
Вроде бы, все было как всегда, хуже себя муж чувствовать не стал, но в душе Светланы Васильевны поселилась твердая уверенность: потом будет поздно. Эту уверенность и увидел в ее глазах отец Иоанн, поэтому быстро собрался, взял Святые Дары и пришел к больному.
Тот обрадовался:
– О, батюшка, я смотрю тебя повысили! Каких красивых помощников тебе дали: статные и прямо светятся.
Отец Иоанн знал, что он один, но невольно обернулся и... никого не увидел. Зато Сергей Александрович смотрел внимательно куда-то в сторону. Разглядывал то, что другие не могли увидеть, и улыбался.
Сергей Александрович смотрел куда-то в сторону. Разглядывал то, что другие не могли увидеть, и улыбался
Вечером ему стало плохо. Вызвали скорую. Молодой, но участливый врач предложил госпитализацию. Светлана Васильевна отказалась, видя, что муж этого не хочет. Тогда врач сказал, что приедет утром, а попозже он еще позвонит, и уехал.
До глубокой ночи сидела она у постели мужа. Сначала с ними были и дети, но потом те ушли спать, а она все никак не решалась. Они тихо разговаривали, потом вместе молчали. К двум часам ночи Светлана Васильевна взяла Евангелие и начала читать. Сергей Александрович слушал внимательно, только порой брал в руки нательный крест и поднимал повыше. Так, будто он кому-то его показывал или отгонял кого-то.
В комнате они уже давно были вдвоем. Светлана Васильевна несколько раз оглядывалась, чтобы убедиться в этом. В общем, она понимала, что происходит, но страха не испытывала. Наоборот, ей было спокойно и радостно. Наконец, усталость взяла свое, глаза начали слипаться. Тогда она поднялась, поцеловала мужа и ушла к себе.
...Утром Светлана Васильевна проснулась позже обычного и сразу крикнула:
– Сережа, я иду! Сейчас, сейчас будем завтракать.
В этот момент раздался настойчивый звонок в дверь. Она заглянула в комнату, муж еще спал. Тогда, накинув халат, побежала открывать. Приехал вчерашний врач со скорой. Он коротко поздоровался и прошел в комнату.
Взял Сергея Александровича за руку, а потом обернулся к медсестре и сказал:
– Набери укол.
– Что? – удивилась Светлана Васильевна. – У него тахикардия?
– Нет, это для вас. Успокоительное. Ему уже больше ничего не нужно.
...Как-то я спросила у своего папы, того самого священника, который соборовал Сергея Александровича в больнице, как ко всему этому относиться. И можно ли считать, что ему был показан ад. На что получила ответ:
– Нам не нужно гадать, что это было. Ни к чему. Сергей был человеком удивительного смирения. Его, знаешь, все любили. А сколько он для Церкви потрудился. И опять же, их гостеприимство. Они ведь всех принимали. Вот за его заслуги Господь перед смертью дал ему особенное испытание. Через страдание Он очистил его душу. И после этого приоткрылась для Сергея завеса мира духовного. Уже при жизни он видел то, что большинству из нас недоступно.
26 февраля 2025
Размер пожертвования:
рублей
Пожертвовать
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.