Воскресение Христово – твой единственный маяк

Пасхальные воспоминания насельников Сретенской обители

Пасхальные воспоминания детства, а также памятные моменты празднования Воскресения Христова в первые годы возрождения Сретенской обители и в ее родоначальнице Псково-Печерской – от братии Сретенского монастыря.

Картинка 1.jpg

Пасхальная радость первых христиан

Иеромонах Афанасий (Дерюгин), и.о. благочинного Сретенского монастыря:

– Мне больше всего вспоминается Пасха в детстве, когда мне было лет 8–9. Мы с мамой ездили к нашему духовнику – в Подмосковье, в село Михайловское. Там мы проводили Страстную седмицу, ходили на все богослужения.

Пасхальная служба была торжественным завершением, венцом этой седмицы. Службы были долгие, уставные. На ночной службе, конечно, очень хотелось спать. После Пасхального крестного хода я какое-то время держался – но потом засыпал, завернувшись в мамину куртку (в храме было не жарко, особенно если Пасха была ранняя), и просыпался только уже к Причастию. После службы разговлялись там же, у наших знакомых, отдыхали – и наутро с пасхальным настроением ехали домой.

Хочется пожелать всем (в первую очередь – самому себе) всегда, в течение всего года хранить в сердце Пасхальную радость – которая была присуща христианам апостольских времен, которая отличала многих святых – и которая должна быть качеством всех нас, православных христиан.

Пасха для убогих победителей

Иеромонах Нил (Григорьев), насельник Сретенского монастыря:

– Мне больше всего памятна Пасха в лагере. Вон там, в стесненных обстоятельствах, считай при гонениях, Воскресение Христово – твой единственный маяк.

Нам охранник на промзону кулечек с передачей приносил.

– Будешь возвращаться в лагерь, через меня проходи, – шепнет только.

И вот идешь к пункту обыска, он так тебя условно обыщет. Ночью ждем, пока последний обход охранников в два часа ночи пройдет, и тут уж радостно собираемся в курилку. Открываем кулечки, а нам там белый хлебушек, яйца, чаек к празднику с воли передавали. Поразительно: яиц всегда было ровно столько, сколько человек соберется вдруг на наше тайное пасхальное торжество! А чаек – это, кстати, лучшее приношение для зоны. Тогда были эти знаменитые пачечки чая со слоном. И вот мы ставили такую большую литровую чашку на разведенный огонь, туда за раз по полпачки чая высыпали и так сидели – Пасху праздновали.

Всегда чувствовалось: такой день чистый, светлый начинается. Точно вся твоя жизнь – снова с белого листа
А какое же торжество Пасха всегда была в Псково-Печерском монастыре! Как пропоют: «Христос воскресе!» – так лица у всех сразу прояснялись. Вся усталость сразу улетучивалась. Все улыбались друг другу. Службы там, в Печорах, длинные. Народу много. Часам к четырем-пяти только все причастятся. Выходим из храма, уже и солнышко светит. И так хорошо, благостно было, что и в келью идти не хотелось. Всегда чувствовалось: такой день чистый, светлый начинается. Точно вся твоя жизнь – снова с белого листа.

Так-то я сладкого не люблю, но на Пасху куличик себе брал с удовольствием. С куличиком-то чай послаще. А то и батюшка Иоанн (Крестьянкин) скажет:

– Зайди ко мне!

Выходишь от отца Иоанна мокрый весь, а столько благодати, радость такая! От старца самое ценное – получить благословение
Придешь, и он тебе яичко пасхальное да крендель какой-нибудь даст. Окропит тебя Крещенской водой, как обычно, – за шиворот ее нальет. И вот ты мокрый весь, а столько благодати, радость такая! От старца самое ценное – получить благословение.

Старцы – особые люди. Награжденные чрезмерно благодатью Божией. Иногда старец и сам не знает, что он – благодатный. Вот какой скромный был отец Антипа (Михайлов). Сидел все на солнышке. Матери Божией читал акафисты. А схиигумен Мелхиседек (Цебенко), несмотря на всю свою привычную суровость, в пасхальные дни был очень добродушен. Таким он, наверно, и был в душе, а так на него схима просто много обязательств налагала: она требует сосредоточенности. А так-то старчики печерские все были добродушные. Еще издалека увидят друг друга – улыбаться начинают. Как подойдут, обнимутся, к рукам прикладываются друг другу.

Жалко, сейчас степенных людей не осталось. Раньше бегали разве что по приказу наместника. Был у нас там такой послушник Антоний. Наместник его как крикнет, так он в кирзочах на босу ногу – дук-дук-дук – по лестнице верх, только и слышно стук, а его и увидеть не успеешь – пронесется.

– Чего?!

– Уголь давай засыпай!

Антоний кочегаром был. Тот быстро за углем шурует. А в остальном люди как-то размеренно жили. И от того как-то не шибко и мечтали о себе. Поосновательнее были, потрезвее. В спешке – диавол нас и одолевает.

А Пасха – это победа над старающимся нас закрутить в суету. В Пасху нам дано вечность почувствовать. Господу воздать славу (см.: Пс. 113: 9). Для этого мы и проходим многотрудное поприще Великого поста – чтобы несколько забыть о себе, не возноситься особо.

В Печорах колокола на Пасху звонили круглые сутки. Колокола очень певучие в Печорах: далеко их слышно
В Печорах колокола на Пасху звонили круглые сутки. Поднимались на колокольню все, кому не лень. Звонили в трехтонный колокол, подаренный Иоанном Грозным. Колокола очень певучие в Печорах. Далеко их слышно. И вот на Пасху звонят-звонят, так что уже и наместнику, чей корпус недалеко от колокольни, не по себе становилось.

– Ну-ка, разгони, – говорит келейнику, – всех звонильщиков. Привяжи веревки, хватит им!

Смотришь на Пасху, а кто-то из братии совсем уж веселенький… И нет чтобы от наместника спрятаться… Попадется на глаза, а тот ему – в лоб!

– Спрячься в келью! Чтоб я тебя не видел!

На Пасху даже суровый отец Гавриил (Стеблюченко) никого не наказывал. Но запоминал, кто отличился. Потом на Фоминой неделе, как пасхальные дни пройдут, раздавал таким послушания:

– Так, ты навозную кучу идешь чистить! Ты – куриный помет! – и т.д.

Картинка 2.jpg
На Светлой седмице мы все собирались: отец Рафаил, отец Никитка, там еще такой был Серафимушка слепой, Илья Данилыч – о них в книге владыки Тихона «Несвятые святые» написано. Продолжали праздновать Пасху. Много смеялись. Как же без смеха?! Но мы как начнем смеяться, тут же прыгали в машину и ехали к кому-нибудь на приход. Потому что в монастыре так, как мы, смеяться при отце Гаврииле было небезопасно. Наместник услышит – разгонит. Он нас не раз гонял:

– Вон отсюда! Вон! Вон! Вон!

Мы – головы в плечи, машина всегда рядом с монастырем стояла, бочком-бочком… – прыг в машину и жмем на газ!

Но в монастырь мы все равно, как домой, возвращались. Наместник все-таки все понимал, сильно не лютовал.

Мы, конечно, рассказывали байки для смеха, но никогда в этих разговорах не было ничего хулиганского – мы как-то старались души друг друга беречь.

Ко мне часто приставали:

– Ну, расскажи нам чего-нибудь.

– Чего вам рассказать?!

– Что-нибудь такое… сочное!

– Да ну вас! Научитесь еще от меня!..

На Небе – Церковь Торжествующая, Церковь-Победительница. А Пасха – это отражение этого вечного ее уже торжества здесь, на земле. Пасха – это и есть победа над злом, искушениями, темной силой. А прежде всего – победа над самим собой: одолел хоть на малость ты свои страсти, или ты так и перешел пост под их гнетом и потащил их дальше. Приподнялся ты над своими грехами или так и продолжаешь валяться, помышляя о себе не знамо что?

Вон преподобный Серафим себя постоянно убогим называл, но так он духом-то парил непрестанно. Помощи себе у Бога просил, как «убогому Серафиму», а сам взмывал. Его убогости целый мир недостоин был. Смирение вплоть до самоуничижения – это и есть воскресение души человеческой. У преподобного Серафима всегда была Пасха. Круглый год. А Великий пост – это всего лишь тренинг. Хоть немножечко, но надо же нам сбить свою спесь.

Словами трудно передать суть Пасхи. Это можно только почувствовать в своей душе. Ощутил ты эту легкость необыкновенную, приобщился этой радости Воскресения из тлена или нет? Пусть ты измучился в пост, сражался и падал, но ты же боролся? Не отступал? Тогда Господь тебя на Пасху наградит. Даст тебе духовного брашна. Попразднуешь победу – хоть чуть-чуть тебе приоткроется, что на Небе ждет, и – снова в бой.

А так-то у апостола сказано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2: 9).

Пасха – это когда сил уже совсем нет, но вдруг на тебя сваливается Благодать!

Иеродиакон Серафим (Чернышук), насельник Сретенского монастыря:

– В детстве, когда меня бабушка как-то в один из первых разов взяла с собой на ночную пасхальную службу, мы возвращались домой под утро, шли лесом, а вокруг – пели соловьи! Тишина и эти трели – и такая радость на душе! Это был просто шквал пения! Славословия Бога. Это мне запомнилось.

Возвращались домой под утро, шли лесом, а вокруг – пели соловьи!
Потом, конечно, запомнилась Пасха на Афоне. Хотя ее даже не опишешь – точно на другой планете оказался, в иной галактике. Просто очень глубокое переживание этого величайшего торжества.

Здесь, в Сретенском монастыре, – особенно памятна Пасха первых лет пребывания в обители. Как-то все по-домашнему было. Тогда еще не было семинарии, да и нас, братии, было поменьше – все очень тесно общались, практически все делали сами. На Страстной всегда была очень напряженная подготовка к Светлому дню Воскресения Христова.

Помню, мы, братия, белили храм, в том числе барабаны под куполами. Отец Нафанаил поскользнулся на побелке, и уже думали: разобьется (потому что там очень крутая крыша) – но он каким-то чудом остался жив. Вот это было чудо!

Стены храма сами белили – на Страстной. Утрудимся. Дел много… А на Пасху – необыкновенный подъем!
Так же мы и наружную стену белили сами. Это происходило на Страстной. Мы там все штукатурили, потом забеливали… Утрудимся. Дел много. Надо было все очень быстро и тщательно делать. Выдохнешься. А отец Тихон однажды нам даже сам сходил купил какое-то печенье, газировку – в утешение. Мы расселись в саду на травке, подкрепились и – снова за работу.

Картинка 3.jpg
А Пасха – это уже когда сил совсем нет, все отдано, но вдруг откуда-то на тебя просто сваливается Благодать! Огромная радость наполняет всего тебя, поднимает. Вот этим переживанием внутреннего подъема, когда внешних сил почти уже не осталось, Пасха и запоминается.

Как-то, помню, отец наместник благословил отца Анастасия, ныне уже почившего, поехать в Великую субботу в Иерусалим – на схождение Благодатного огня. Вернулся он на Пасху, и отец Тихон вдруг отправляет его:

– Отец Анастасий, иди расскажи народу, как ты съездил!

А отец Анастасий никогда не говорил проповедей – у него какой-то барьер был. И вот он вышел на солею… Постоял… Сказал буквально:

– Я был на схождении Благодатного огня… – и вдруг заплакал и ушел.

А фонарь на Пасху традиционно нес инок Аркадий – тоже уже усопший. Очень переживал, если ему не давали фонарь. И мы ему старались вручить фонарь. Так он и остался в памяти идущим впереди крестного хода с этой реликвией.

Помню, у нас еще на земле стояла колокольня. Служба закончилась часа в 4 утра. Братия разговелись. Убрались в алтаре. Пошли спать. Проснулись, наверно, часов в 7 – звон стоит! А это, оказывается, отец Феодосий до звонницы добрался! Он после этого даже ходить не мог – так назвонился (язык большого колокола педалью раскачивался). После этого отец Тихон колокольный звон в остатки пасхальной ночи запретил.

А однажды мы поехали на Светлой седмице в Сербию – незабываемое путешествие. Обычно же паломничества хотя и были пасхальным подарком, но ездили мы в них уже после Светлой, чтобы не пропускать служб пасхальной седмицы, проводить их в монастыре. А после уже выбирались на Святую землю, в Грузию, в Константинополь, в Крым, в Италию. Это всегда были очень памятные насыщенные паломничества к великим святыням.

Каждая Пасха отличается одна от другой, потому что мы меняемся. Пасха же наша – Сам Иисус Христос вчера и днесь Тойже, и во веки (Евр. 13: 8).

Подготовила Ольга Орлова

Размер пожертвования: рублей Пожертвовать
Комментарии
Написать комментарий

Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.

Введите текст с картинки:

CAPTCHA
Отправить