Встретимся в Сретенском

Напротив круглого стеклянного вестибюля станции метро – станции, довольно отдаленной от центра города и ближайшей к дому Вероники, – простиралась в те годы совершенно чудесная, можно сказать, уникальная в условиях всё более уплотняющейся городской застройки немаленьких размеров зеленая лужайка. По обеим сторонам ее высилось около десятка так называемых «корабельных» сосен со стремительно уходящими вверх шершавыми, поразительно ровными светло-коричневыми стволами и раскидистыми темными кронами; стояло примерно столько же внушительных «барственных» лип, и находилось даже несколько старых фруктовых деревьев – все это, возможно, было высажено еще владельцами той самой дворянской усадьбы, располагавшейся неподалеку и числившейся теперь охраняемым памятником культурного наследия.

1 (1).jpg

А судя по разнообразию и обилию произраставших на лужайке трав и цветов, и включив некоторую долю фантазии, можно было допустить, что лужайка эта являлась в свою очередь остатком какой-то совсем уж древней лесной полянки с чудом сохранившимся, буквально ни разу не тронутым с тех пор верхним слоем почвы…

С первыми же теплыми весенними деньками лужайка начинала оживать и, в соответствии с природным календарем, покрываться то золотом одуванчиков, то бело-розовой пеной клевера, то фиолетовой дымкой колокольчиков, то облаками мелких и крупных полевых ромашек, то еще какими-то совершенно невиданными в городской среде цветочками. Но никогда не достигала полянка пика своего великолепия: в один из дней Вероника вдруг заставала ее в совершенно обесславленном виде… Вместо роскоши многоцветья, вчера еще ярким шелком переливавшегося под ласковыми дуновениями ветерка, глазам представлялась какая-то жалкая пустыня: груды срезанных на корню и увядших уже трав и короткие обрубки стеблей, густо и остро торчавших из серой земли…

Проходила неделя-вторая, лужайка начинала «зализывать раны» и понемножку оживать, но через непродолжительное время трагедия неизменно повторялась.

Вероника застала «виновника» своих огорчений прямо на «месте преступления»

И вот однажды, поднявшись из глубин метро на поверхность, Вероника застала «виновника» своих огорчений прямо на «месте преступления»: по лужайке, зверски рыча, передвигалось некое устройство, руководимое высоким худощавым парнишкой в повернутой козырьком назад бейсболке. Ну и как, скажите на милость, могла она молча пройти мимо?

 – Да что же Вы это делаете?! – еще издалека начала восклицать Вероника и отчаянно замахала руками, дабы поскорее привлечь внимание и прекратить истязание «своей» лужайки.

2 (1).jpg

Парень жесты заметил и выключил газонокосилку.

– Зачем Вы косите?! – походя ближе, продолжала Вероника страдальчески. – Ведь всё только-только начало цвести. Какой смысл уничтожать это великолепие?

– Ну, мне начальство приказало, я и кошу. У меня работа такая… – миролюбиво объяснил парень.

И добавил зачем-то:

– Я студент. Вот, подрабатываю летом на косилке.

– Это, конечно, похвально, но «благодаря» Вам, мы все лето «любуемся» тут лишь какими-то жалкими обрубками вместо роскоши многоцветья! Как же начальство Ваше не видит и не ценит такую красоту?!

– Трудно сказать. Возможно, «хозяйственники» хотят, чтобы газоны имели более ухоженный, «европейский» вид…

– «Английских газонов» хотят добиться? Но это же несерьезно. Квадратный метр классического английского газона требует огромных затрат разного рода – это целая технология! Да и зачем нам их унылые прилизанные газоны, если и без особых усилий мы можем наслаждаться самой что ни на есть роскошной естественной красотой – живем ведь в полосе природного разнотравья!

Тут показался нужный автобус, и Веронике пришлось поспешить на остановку. Да и не хотелось, честно говоря, продолжать осыпать обвинениями голову ни в чем не повинного студента.

Тем летом они встретились еще раз на том же месте и при тех же обстоятельствах.

– Вы знаете, а я ведь сказал своей начальнице, что мы, возможно, слишком часто косим, и про разнотравье упомянул. Но она решила, кажется, что я просто отлыниваю от работы, – сказал парень, завидев Веронику и выключив свой трескучий агрегат.

– Не знаю, где Вы учитесь, но дал бы Бог стать Вам в будущем начальником озеленения всего нашего города. Тогда, возможно, появится надежда на изменение курса от английских газонов к русскому разнотравью…

Парень, похоже, был не против такой перспективы – он мечтательно улыбнулся.

3.jpg

Приблизилась осень, пошли дожди. Лужайка окончательно пожухла, готовясь к зимовке. И однажды на той же остановке к Веронике подошел кто-то высокий, в наброшенном на голову, по случаю непогоды, капюшоне.

– Вы меня не узнаете? Помните, я тут косил летом, и мы с Вами говорили про разнотравье. Мне тогда очень понравилось это слово: разнотравье…

После нескольких приличествующих случаю фраз вдруг слышится неожиданное:

– Вы ведь верующая, правда?

 – Да, православная. А как Вы догадались?

 – Не знаю даже… Вы появлялись тогда в красивых длинных платьях, с аккуратно зачесанными волосами и без косметики вроде... А может быть, еще по каким-то причинам пришла мне в голову эта мысль, не могу точно припомнить.

Вы ведь верующая? Вы появлялись тогда в красивых длинных платьях, с аккуратно зачесанными волосами и без косметики

Подкатил автобус, и выяснилось, что им по пути. Вошли в полупустой салон, остановившись на задней площадке. Парень сбросил свой капюшон и на левой стороне лба, чуть выше брови, Вероника неожиданно заметила небольшой шрамик, похоже – довольно давний. Летом его, видимо, скрывала бейсболка, а тут вот проявился.

Почти такой же шрам – в виде маленькой волнистой линии и практически на том же месте, был у ее младшего брата, умершего несколько лет назад в довольно молодом еще возрасте, а причиной этого его «мужского украшения» являлся не кто иной, как она сама…

Было Веронике тогда лет восемь, а брату Вите чуть больше пяти. В тот день они с братом и соседкой-подружкой Валюшей гуляли около сельского клуба, бывшей церкви, ожидая начала детского киносеанса. Клуб все еще был огорожен «родной» церковной оградой, за которой росли старые, тоже «церковные» раскидистые яблони. Подходил к концу июнь, и всем троим было, конечно, известно, что яблоки сейчас совсем пока невкусные: жесткие и кислые. Да и росли они вовсе не у бабушки в саду, следовательно, рвать их без проса было уж точно нехорошо, неправильно. Но этот, в буквальном смысле слова «запретный плод» показался Веронике с Валюшей привлекательным настолько, что они не совладали со своим желанием.

 – Витя, – как истинная дочь Евы, сказала Вероника, – влезай на ограду, а мы с Валей будем тебя поддерживать, и ты таким образом сможешь легко дотянуться до ветки. Смотри, какие там яблочки!

Витя не хотел и капризничал, но подружки все-таки убедили его и стали помогать взбираться на ограду. Он неуклюже карабкался, но, едва выпрямившись и не успев еще схватиться за ветку, вдруг потерял равновесие, свалился вниз и заревел. Заметив, что лоб его окрасился кровью, Валюша молниеносно отодрала от собственного платья карман, и так уже висевший наполовину оторванным, выдернула из-под ограды сочно хрустнувший в стебле лист подорожника, приспособила все это к ране и настояла на том, чтобы срочно вести потерпевшего домой. Витя неловко придерживал «повязку» на левой стороне лба правой рукой и не переставал рыдать – крупные слезы смешивались на его щеке с каплями алой крови, падавшими из-под зеленого листочка.

– Ну, хватит, не плачь, – наперебой увещевали его виновницы трагедии. – Ты же мужчина! И гляди, никому не скажи, что это мы уговорили тебя лезть на ограду. Ты маленький и тебе ничего не будет, а нам может здорово влететь!

Но Витя не унимался и плакал всю дорогу, а дома выяснилось, что у него, кроме рассеченного лба, сломана еще и левая рука. Мама Вали, местная фельдшерка, наложила шину и отправила в больницу в соседнее село.

Картины эти проносились перед мысленным взором Вероники, пока она рассматривала украдкой шрам парня, но вдруг до нее дошло, что все это время он с большим волнением что-то говорит.

– Вот я и думаю: это же, получается, надо все бросить?! Ведь если ты признаешь, что веришь в Бога, то надо, выходит, исполнять всё, что в этих книгах написано! То есть оставить все радости жизни, отказаться буквально от всего приятного! Уйти, одним словом, в монахи. Да-да, нужно сразу же отправляться в монастырь, если на то пошло. Если уж берешься за дело, то, будь добр, делай его по-честному, а не наполовину – я так думаю… Но это ведь немыслимо – для чего тогда вообще жить нормальному человеку?! Я, может, и хотел бы верить, однако подобные условия – это ведь просто жесть какая-то! Как можно требовать такого от живых людей?!

4.jpg

– Постойте-постойте: во-первых, я что-то не припоминаю, чтобы где-нибудь было написано: «Оставьте все радости жизни». А во-вторых, Вы не учитываете того, что, от чего-то отказавшись, можете кое-что получить взамен... И получите, обязательно получите, причем намного больше и лучше: это не просто вероятность, а прямая неизбежность – можно сказать, духовный закон. Природа не терпит пустоты, мы знаем об этом еще из школьной программы: если что-то где-то убыло, то на это место обязательно прибудет нечто взамен. Известная всем закономерность, но она ведь не только к материальному миру относится. Впрочем, не будем уходить от темы. Вот Вы, человек молодой, привлекательный, общительный, наверное, «душа компании». Друзья, вечеринки, толпа симпатичных девушек – хоть каждый день новую выбирай…

– Ну да, и Вы мне сейчас скажете, что от всего этого следует отказаться и что это, якобы, будет очень хорошо. В Ваши годы – тысяча извинений, конечно, – легко такое говорить, а в мои?! Что Вы улыбаетесь – скажете, неправда?

– Скажу, что Вы абсолютно ничего не потеряете. Вернее, потеряете, но только то, что Вам и не нужно было. А приобретете, уж поверьте, намного больше. Ту же радость, причем самую настоящую, а не суррогатную. К примеру, что на Ваш взгляд лучше: толпы каких-то непонятных подружек, которые к Вам непонятно как относятся и убегут при первых же трудностях, Вас постигших, или одна-единственная, но которая будет любить Вас больше собственной жизни и не оставит даже при самых тяжелых жизненных обстоятельствах?

Что на Ваш взгляд лучше: толпы каких-то непонятных подружек или одна-единственная, но которая будет любить Вас больше собственной жизни?

– Нууу… Ясно, что второй вариант предпочтительнее… Но где же такую найдешь?!

– А я вот знаю места, где собирается просто-таки огромное количество подобных девушек (туда, впрочем, не одни только хорошие девушки, но и ребята очень достойные во множестве приходят – собирается, одним словом, замечательная, по-настоящему «продвинутая» молодежь). Могу буквально адрес подсказать… Нельзя, конечно, дать стопроцентную гарантию, что каждая из этих девушек окажется той самой идеальной женой, но по крайней мере все они в принципе должны быть в курсе, что значит «хорошая жена», и всеми силами души стремиться к этому – усерднейшим образом в этом направлении работать. В то время, как подавляющая масса нынешних Ваших подружек ни о чем таком даже близко не помышляет. Так что Вы, думаю, никак не пожалеете, если в ближайшую субботу вечером или в воскресенье утром выйдете из станции метро «Тургеневская» и направите свои стопы по Сретенскому бульвару в сторону Лубянки, где… Ой, да это же моя остановка!  Извините, мне надо выходить!

И Вероника едва успела проскользнуть наружу между уже закрывающимися створками двери... Автобус отошел от остановки – за стеклом мелькнуло несколько озадаченное лицо нового знакомого, имя которого так, собственно, и осталось неизвестным.

«Что же это я сделала, зачем выпрыгнула из автобуса?! Ведь юноша этот явно хотел поговорить на давно уже волнующую его тему, но, похоже, не находил, с кем. А тут я – случайный встречный, типа попутчика в поезде: можно говорить совершенно откровенно и о чем угодно, обсуждать всё то волнующее и наболевшее, что не получается обсудить с родными и близкими, зная, что выйдешь из вагона и никогда больше с этим человеком не увидишься. Когда еще подвернется парню подходящий случай, чтобы задать кому-то подобные вопросы?»

Но не побежишь ведь за автобусом вдогонку. Последовала домой в совершенном расстройстве и долго еще сожалела о своем промахе.

Прошло какое-то время, несколько лет. В литературных произведениях часто встречается этот оборот: прошло несколько лет. Благодаря ему, можно существенно упростить логический переход от одного события к другому – порой довольно далеко отстоящему от первоначальной картины и по времени, и по содержанию. Пусть, мол, читатель сам додумывает, что происходило в это время с героями, а сам повествующий, не мешкая, перейдет к тому, что ему на самом деле интереснее всего.

5.jpg

Так вот, прошло несколько лет, и однажды в некоем известном столичном монастыре, в кульминационный момент воскресной Литургии, когда люди один за другим направлялись от Чаши к столику с запивкой, сознание Вероники зацепилось за что-то неопределенное… Она оглянулась еще раз. Русоволосый молодой человек, присев на корточки возле трехлетнего пухленького малыша, поддерживал у губ его чашечку с теплотой. Над левой бровью мужчины виднелся едва заметный шрамик в виде небольшой волнистой линии…

Конечно же, Вероника не стала подходить, что-то объяснять и о чем-то напоминать. Это было бы крайне затруднительно, да и зачем? Вряд ли молодой человек помнил о тех двух-трех мимолетных разговорах, да и она сама, наверное, не узнала бы его, не будь этой волнистой линии над бровью.

Несколько раз после этого встречался он ей на сретенских службах – то один, то держа за руку вихрастого мальчугана, а затем появился вместе с юной симпатичной особой, и оба они всё склоняли свои озабоченно-трогательные лица над той узнаваемой стилизованной корзинкой, в которой переносят новорожденных.

Вероника посматривала в их сторону, и сердце ее словно бы помазывали «елеем радости». Ей представлялось, что это ее младший брат Витя, с его давним детским шрамиком над левой бровью, вернулся, наконец, из страны далече в Отчий дом.

Елена Дешко 27 апреля 2025
Размер пожертвования: рублей Пожертвовать
Комментарии
Написать комментарий

Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.

Введите текст с картинки:

CAPTCHA
Отправить