Главная > Журнал > Церковь > «Воссоединение Церквей стало для меня пасхальным моментом»

«Воссоединение Церквей стало для меня пасхальным моментом»

Протоиерей Гавриил Макаров

Распечатать

К 15-летию подписания Акта о каноническом общении между РПЦЗ и Московским Патриархатом

Протоиерей Гавриил Макаров – настоятель Свято-Николаевского собора города Брисбена, потомственный эмигрант, который был и остается человеком русским. Сегодня батюшка вспоминает об отличиях между русским и советским человеком, об «оттепели» между РПЦЗ и Московской Патриархией и о пасхальной вести воссоединения двух частей единой Церкви.

–Отец Гавриил, Вы – потомок эмигрантов. В Вашей семье как предание хранится и история о «русском исходе» из страны после Гражданской войны, и о жизни в Китае, а после – и об отъезде оттуда, обустройстве на новом месте в Австралии… Расскажите, что говорили в среде эмиграции о Московской Патриархии? Какие были настроения, мысли, взгляды со стороны людей авторитетных, которых Вы уважали?

– Было так: мы русские, но не советские. И мы как-то различали… к такой формулировке я сам пришел, наблюдая и прислушиваясь к тем людям, среди которых я вырос. Мне казалось, что советский человек – это русский человек без души, без православия. Конечно, мы это воспринимали как неполноценную русскость. Для нас быть русским – это значит держаться русской православной веры и культуры. Несмотря на то, что мы находились за рубежом не по своей воле, мы всегда себя чувствовали русскими и болели за Россию. Но мы четко разделяли советское от русского во всех отношениях.

Что касается церковной точки зрения… Мы же понимали, что все мы молимся за наступление момента, когда рана разделения может залечиться. Есть люди, которые всю жизнь прожили в таком состоянии: молясь на службах, где об этом возносились молитвы, о Зарубежной Церкви, о русских в рассеянии и о русских на многострадальной родине. Многие даже не думали, что в их жизни наступит момент, когда рухнет Советский Союз, и можно будет ожидать чего-то другого.

Мы понимали, что все мы молимся за наступление момента, когда рана разделения может залечиться

Постараться описать наши отношения трудно. Мы болели за Россию. Мы считали себя коренными русскими, но для нас это было не советское. А советское – это безбожие, убиение Царской семьи, изгнание верующих людей, гонения против них. Не сказать, что, когда я был молодым, разбирался в тонкостях. Но общее отношение, которое я получил от своих родителей и их сверстников, было таким. Все зарубежные храмы только и молились «о гонимой Церкви Российской и православных людях ея, во Отечестве и рассеянии сущих». Может быть, кто-то жил мечтой, что однажды это осуществится. А для кого-то это перешло в некоторый шаблон, формулу, регулярно произносимую на богослужении. И кто-то не задумывался о том, закончится ли это вообще когда-то или нет.

Но когда рухнул Советский Союз, я сам видел, как люди старшего поколения сильно переживали и даже плакали.

– А каково было Ваше личное отношение?

– Вырос я за рубежом, поэтому мог повторять только то, что слышал. Своего личного отношения не было, пока я не стал взрослым и не поехал в семинарию. Тогда я начал понимать: в России есть и исповедники, и верующие люди, которые переживают вместе с нами. Но был какой-то статус-кво: мы знали, что есть Московская Патриархия, которая несвободна принимать самостоятельные решения. Мы за нее молились, понимая, что в Патриархии могут быть вещи, с которыми мы не согласны, но мы имеем за рубежом некую духовную свободу и в каком-то отношении являемся хранителями правды, которую мы должны донести до следующих поколений.

– В какой момент отношение начало меняться? Я слышал, что Блаженнейший Митрополит Виталий (Устинов), предстоятель РПЦЗ, имел даже предложение о диалоге от Патриарха Алексия II. Но предложение было отвергнуто?

– К сожалению, очень мало об этом знаю, хотя и слышал об этом. Но раз наш глава так мыслил, мы все так мыслили. Начала меняться ситуация при митрополите Лавре (Шкурле). Когда я учился в семинарии, уже на занятиях были разговоры, что мы смотрим на церковно-богослужебную практику Московской Патриархии, где-то учимся, где-то не согласны. Но чувствовалось, что, когда владыка Лавр стал митрополитом, разговоры о лечении этой духовной раны среди русского православия стали чаще.

Думаю, могу сказать за многих: никто не ожидал, что этот процесс так быстро назреет. Когда разговоры возникли, все думали, что это еще в далеком будущем, и много лет впереди. А потом как-то всё вдруг пошло быстрым темпом.

– Вспомните о том периоде, как Вы и люди в Вашем окружении это восприняли: вот начался диалог с Московской Патриархией о примирении и восстановлении канонического общения.

– Я в то время был уже настоятелем Свято-Николаевского собора в Брисбене. Поэтому, когда вопрос был поднят, даже среди священнослужителей были разногласия, не говоря о прихожанах. Помню, как я сам за это волновался. Начал тщательно исследователь все вопросы, поосторожнее изучать историю раскола, чтобы сделать правильные выводы. Те священнослужители, с которыми я был очень близок, больше разделяли мнение, что если Бог судит тому, что назрело время залечить рану разделения, то грешно будет этому противостоять.

Если Бог судит тому, что назрело время залечить рану разделения, то грешно будет этому противостоять

В нашем благочинии были два священника, которые не согласились и ушли в раскол, забрав с собой какую-то часть прихожан. Первая делегация во главе с митрополитом Лавром в Россию включала в себя представителей из разных епархий. И Божьей милостью я также попал в эту делегацию. Получив приглашения, я стал намного серьезнее рассматривать стоявшие передо мной вопросы. Потому провел специальное собрание в приходе (были и прихожане из других храмов), где объявил, что мы будем обсуждать. Открыл собрание тем, что скоро поеду в Россию, а потому решил поделиться своим мнением.

На собрании мы обсудили все вопросы, которые волновали людей. Например, является ли Московская Патриархия сторонником экуменического движения? Были вопросы по поводу митрополита Сергия (Страгородского) и его волнующей декларации, признания российских новомучеников… Мне кажется, я сумел успокоить прихожан. Во-первых, есть то, что называется Божья воля. Как митрополит Лавр говорил, противиться воле Божьей – грешно. Я почувствовал, что наши прихожане доверяли этому процессу. Прихожане поняли, что если после примирения что-то пойдет не так, если все основано на обмане, то мы же не согласимся оставаться в ложном союзе.

У нас в епархии на данный момент четыре или пять священников находятся в расколе. Беда в том, что это психология раскола: они ушли из епархии, а потом и друг с другом поругались. В конце концов это раздробилось на несколько частей. А обвиняли нас, что мы ушли в раскол, но сами остались чуждыми друг другу. Прихожане же наши в основном остались верными. Если мы 70 лет молились о примирении, почему же мы не смогли поверить, что наши молитвы Богом услышаны? Если Бог показывает, что есть возможность, что это сбудется, то неужели мы будем противостоять только потому, что привыкли противостоять?

Я лично не сомневался. Для меня это было так: можно молиться с Матерью-Церковью! Не знаю, откуда я получил такое настроение пасхальное, но по-хорошему болел за это. И воссоединение доставило мне огромную духовную радость. Я начал относиться к этому как к обретению некоторой полноценности, ведь теперь можно было молиться за всю Церковь вместе. Как для священника это было для меня утешительно, радостно и празднично.

– Что изменилось после подписания Акта в Вашей жизни, жизни Зарубежной Церкви? Каково, на Ваш взгляд, духовное значение этого события?

– Я мог бы только повторить слова, которые слышал от митрополита Лавра и других священников. В истории Церкви расколов не счесть. А примеры уврачевания расколов можно сосчитать на пальцах одной руки. Произошло торжество правды, истины и милости Божьей. Думаю, что следующее поколение оценит это как уникальный момент в истории, когда трагическое событие в конце концов превратилось в нечто радостное. Это торжество Божьей любви и победа над дьявольским наваждением. Ведь только диавол устраивает расколы и разделения между людьми. А здесь… все безболезненно наладилось. Помню и другие слова митрополита Лавра, которые заставили меня глубоко задуматься. Он как-то высказал такое мнение, что раскол стоил много крови, когда внедрился в среду нашей Русской Православной Церкви, и, возможно, уврачевание также стоило бы огромной крови в будущем. А оказалось совсем не так, гладко и мирно.

Многие мои друзья-священники высказывали мнение, что без благодати Божьей это было бы невозможно. Теперь можно говорить и о плодах подписания Акта. Даже паломнические поездки в Россию уже могут быть полноценными, когда возможно сослужить и причащаться. У нас существует Содружество православной молодежи, имеющее свое начало сразу после подписания Акта и существующее вот уже 14 лет. В Содружестве собирается православная молодежь со всего зарубежного мира. Собираются на паломнические съезды с православной молодежью из России, Украины и Беларуси. Это уже само собой говорит о том самом положительном явлении, что и наши молодые почувствовали это единение.

Мы очень печалимся о тех, кто не смог принять объединение. И по совету нынешнего митрополита Илариона (Капрала) (РПЦЗ), мы не спорим с людьми, а молимся за них, дружелюбно к ним относимся и надеемся на Божью милость, что Господь смягчит сердца всех людей, а они постепенно начнут возвращаться. В какой-то мере это уже произошло.

Мы очень печалимся о тех, кто не смог принять объединение, надеемся, что Господь смягчит их сердца, и они начнут возвращаться

В общем, слава Богу, что все это произошло на нашем веку, а мы стали свидетелями Его милости. Может быть, митрополит Лавр был прав: если б мы не откликнулись на призыв Божий к примирению, то следующие поколения, может быть, вообще бы не стали об этом беспокоиться. Все это произошло тогда, когда Бог указал – что это правильное время для воссоединения.

Беседовал Владимир Басенков

Протоиерей Гавриил Макаров 16 мая 2022

Издательство
Сретенского монастыря