Главная > Журнал > Семья > Жизнь как она есть

Жизнь как она есть

Инна Богородицкая

Распечатать

Про позднее счастье и букет цветов

Никто точно не знал, когда Шура появилась в нашем городе. Она была маленькая и щупленькая, с прямой спиной, всегда подвижная. Издали Шуру вполне можно было принять за девочку, правда, несколько странно одетую. Хотя все иллюзии испарялись при взгляде на ее лицо. Маленькая сморщенная мордашка с живыми синими глазами была старушечьей. И голос скрипучий и глухой. Про нее говорили разное, даже судачили, что военные привезли ее в наш город из Харбина, где она работала в весьма сомнительном заведении. Точно же никто ничего не знал о ее жизни, а она сама не распространялась. Теперь, припоминая детали нашего общения, я пришла к выводу, что ей было, должно быть, около пятидесяти. Шура была ловкой и расторопной в домашних делах. Поэтому ее и наняли помогать по хозяйству моей пожилой родственнице. И содержала Шура порученный ей дом бабули, как она ее называла, в порядке. Маленькими цепкими пальцами оттирала грязь, чистила кастрюли и до бесконечности намывала пол, ловко захватывая тряпку, отжимая ее «до суши», принципиально игнорируя швабру и любые приспособления. «Что я руками пол не помою? Уберите от меня эту выкрутасу». Выкрутасой Шура называла все, что казалось ей недостойным внимания. Или непонятным ей.

Шура жила одиноко, водилась с парой подружек-ровесниц, ходила по воскресеньям в парк, а в субботу на базар. Лишних разговоров не вела, никого не судила. Жила тихо и мирно.

И вот посреди всего этого мира и покоя она вдруг влюбилась. Вот так, вдруг. И сразу превратилась в Александру. Так и велела всем звать ее. И тут же загадочно добавляла, переходя на шепот: «Поломойкой-то я не всегда была». Ее поклонник был тихий, скромно одетый мужчина лет шестидесяти. Смотрел он на Шуру с восхищением, бережно поправлял ей сбившуюся на волосах косынку и по субботам нес с рынка сумки. По воскресеньям они чинно прогуливались по парку. Однажды взволнованная Шура примчалась к бабуле и шепотом попросила денег: «Он меня хочет в кафе пригласить и в кино. А денег у него нет. Не займете?» Пожилая женщина без слов отсыпала Шуре денег, так как сердечно любила ее и желала счастья.

И вот посреди всего этого мира и покоя она вдруг влюбилась. Вот так, вдруг. И сразу превратилась в Александру

Счастливая стала Шура, помолодела сразу, даже морщинки разгладились. Так и летала с работы домой, где ее ждал теперь друг сердца. Я их часто потом встречала вместе. Идут рядом. Он тихий, неприметный, она тоже маленькая, тихая, но очень важная – кавалер рядом. А дальше не знаю, как их судьба сложилась. Однажды встретила меня на улице, кинулась ко мне, обняла, поцеловала, показала кольцо на пальце, как девочка зажмурилась и шепнула: «А мне мой букет принес. Дома меня ждет. Красивый. Я весь день про букет думаю. Мне ведь, поверишь, никто никогда цветов не дарил. Только на юбилей завода. Вот счастье у меня. Я и не ждала. Мыкалась всю жизнь. Сирота круглая. Натерпелась горя. А вот Бог на меня смотрел-смотрел и сказал: "На тебе, Шура, счастье, поживи!" А цветы, знаешь, какие? Розы!».

Так и стоит перед глазами наша маленькая Шура. Светится счастьем. Так и запомнила ее. Да.

Про собаку Тяпу

Тяпа была простой дворнягой, но дело свое знала хорошо. А дело было обычное – охранять хозяев и их добро. Добра было мало, и дом небольшой. Но живность имелась – козы, куры. Тяпа считалась в деревне собакой злой. Она и сама была уверена, что злая. Проходит кто мимо забора – Тяпа рвется с цепи, лает грубо, громко. Нечего мимо дома ходить! А пусть знают, что дом охраняет злая собака. Хозяин и хозяйка за службу Тяпу ценили, кормили хорошо, не обижали. Будка теплая была у нее, своя, собственная, выложенная внутри теплой овчиной. Не замерзнешь. За сытость и тепло она хозяев любила. К чужим не шла, смотрела косо: неизвестно, что за люди. Может вор, враг, только прикидывается добрым да приветливым. А сам ждет момента хозяйское добро присвоить, да еще ее, порядочную собаку, использовать в своих темных делах.

Тяпа считалась в деревне собакой злой. Она и сама была уверена, что злая

Иногда летом приезжали в дом дети, тогда весь двор наполнялся песнями, смехом, детскими криками вперемешку с ревом, слезами. Дети к Тяпе норовили приблизиться, погладить, а иногда и оседлать ее. Даже за хвост дергали, иногда и больно бывало. Но Тяпа понимала, что это дети, что с них возьмешь. Можно и потерпеть, такая судьба.

Была у Тяпы на хозяев и обида. Всё просто, да не просто. Когда у нее щенки родились, она и принюхаться к ним не успела, отманили ее хозяева, а как вернулась к тому месту, где детеныши ее лежали, не нашла их. Испарились оба ее малыша. Искала их, тянула ноздрями воздух, скулила, металась по двору – нет. Растворились, как не бывало. Да теперь уж стала забывать она то страшное время. Да.

Так и служила Тяпа. Верой и правдой. Где-то в глубине ее собачьего сердца иногда мелькала мысль: «Да ведь не злая я вовсе, не злая. Это для службы, для работы». И правда. Ласку любила и людей за врагов не считала. Может, думала она в такие моменты, была бы другая судьба, и не рвалась бы с цепи. Жила бы мирно. Она слышала еще очень давно, что есть охотничьи собаки. У них другая служба. Жизнь вольная, по болотам, лесам, полям – везде они носятся, много видят, много слышат. И добычу выслеживают. А есть и вовсе те, которые дома с хозяевами живут. Но у тех собак, думалось ей, такая счастливая, сытая жизнь, что и думать нечего. Не сравнить с ее участью. Лапы на снегу морозить, да цепь рвать, пасть скалить. Да, у каждого своя судьба, что тут попишешь. И, если задуматься, жаловаться ей не на что!

Права была собака. Потому что вскоре изменилась ее жизнь самым коренным образом. Заболела хозяйка, вскоре умерла. Хозяин запил. Не то, что собаку покормить, а и сам иной раз несколько дней не ел ничего. Сидел да плакал. Дети одним днем приехали, увидели, как старик мается, да и забрали его к себе. А собаку куда? Тесно сами живут. Вот и осталась Тяпа одна в деревне перед самой холодной зимой. Бесхозная, безнадзорная. Получила свободу, да зачем голодному свобода? Вот такая жизнь!

Старый буфет

Старый буфет очень гордился своим происхождением. Он был иностранцем. И к тому же – самым старшим и почтенным в этом доме. Даже в те годы, когда он был молодым, блестящим, зеркала его сияли, а стекла были совсем прозрачными, он вызывал восхищение и даже робость всех, кто его видел, своей статью, вместительностью, изяществом и светскими манерами. Он умел многозначительно молчать, глядя на всех и вся с высоты своего исполинского роста. В его недрах прятались новогодние подарки, которые родители охраняли от любопытных глаз своих отпрысков до положенного срока, большие коробки, наполненные всяким добром. Содержимое этих коробок было настолько разнообразным, что вряд ли кто-то из обитателей дома мог все упомнить. Наборы со столовым серебром спокойно соседствовали с ювелирными украшениями, старые пуговицы уживались с рукодельным коробками и пачками старых писем и открыток, перевязанных лентами. Здесь хранились полотняные и льняные скатерти, шерстяные шали, пересыпанные остро пахнущими апельсиновыми корочками, пакетики, наполненные табаком, громоздкие блюда, остатки сервизов, разбитых по неосторожности. Много что хранилось в старом буфете. Но особенно старик гордился своей верхней частью. Витрина буфета была открыта всему миру. На стеклянных полках за тонким прозрачными стеклянными стенками переливались хрустальные фужеры, изящные графины и фарфоровые статуэтки.

А какие истории хранил старый буфет! Он знал все семейные тайны, на его глазах вырастали, взрослели, обзаводились семьями, старели люди. Приходили незнакомцы, и этот круговорот не прекращался. Иногда старый буфет скучал по былым временам, когда жизнь обитателей дома была более размеренной и спокойной. К нему относились бережно, натирали воском, любовно перебирали все его содержимое, стряхивая пыль. В гостиной, где он жил, часто накрывали большой стол, выкладывая из буфета нарядную посуду, серебро. Играла музыка, радостно кричали дети.

А какие истории хранил старый буфет! Он знал все семейные тайны

Были у старика-буфета и свои любимчики. Особенно запомнилась ему одна худенькая смуглая девочка, которая приходила в гости лет двадцать назад. У девочки была густая челка. Аккуратные локоны красиво лежали на хрупких плечах. Глаза у девочки были пронзительные, задорные и грустные одновременно. Она, оставшись одна, подошла к старому буфету, подняла голову вверх и очень долго с интересом разглядывала фарфоровые статуэтки, особенно маленькую изящную балерину, нагнувшуюся завязать свои балетные туфельки. Девочка приходила нечасто. Но всегда останавливалась перед буфетом и долго стояла перед ним, раздумывая о чем-то.

Так и жил буфет в своем доме, чувствуя приближение старости. И погружаясь в воспоминания.

Инна Богородицкая 3 августа 2021

Издательство
Сретенского монастыря