Главная > Журнал > Церковь > Словеса от берёсты

Словеса от берёсты

Диакон Константин Акимов

Распечатать

К 50-ти летию открытия берестяных грамот

Ровно пятьдесят лет назад была обнаружена первая берестяная грамота. Сейчас у большинства читателей при виде этих слов наверняка возникает ассоциация с пластом школьной программы по истории: что-то там про кусочки берёсты, Новгород (кажется, Великий), какие-то обрывки древних слов… Но почему эти обрывки березовой коры с выцарапанными на них словами внезапно оказываются одним из важнейших слоев истории русского языка? И раз уж мы заговорили о первой такой грамоте, вспомним, как это было.

Обо всем по порядку. Для начала постараемся погрузиться в тот самый день. Попытаемся вспомнить, как всё было. Сохранились архивные фотографии, задокументированные отчеты об экспедициях и даже живые воспоминания в виде кассетных аудиозаписей очевидцев. Это очень помогает восстановить события тех дней.

День начинался как обычно. Артемий Владимирович Арциховский на протяжении 22 лет руководил созданной им археологической экспедицией в Великом Новгороде, сформированной в 1929 году. Тогда они работали на Славне, раскапывали срубы, церковь Ильи Пророка. Много чего было. И новгородская почва со временем отдавала в руки исследователей всё больше сокровенных тайн.

Вспоминал ученый и то, как пострадал Новгород в войну... Исследовательская группа городского музея в 1941 году начала раскопки на Неревском конце, но их работа была прервана сообщением о начале войны. Впопыхах всё бросили, а после ничего не смогли собрать. Документация была утеряна. Много прекрасных вещей пропали бесследно. А ведь среди них был даже, по словам очевидцев, метровой длины корабельный нос с резной деревянной фигурой дракона!

Под градом снарядов большая часть городских построек была разрушена. Пострадали многие памятники древности. На Торговой стороне осыпались в прах бесценные древние фрески Спаса на Ковалеве.

Первая грамота

Полевые работы в этом городе восстановились только через четыре года после войны. На этот раз экспедиция была более подготовлена, опыт предыдущих работ позволял лучше понимать новгородскую почву, периодизацию пластов. Все были в предвкушении больших открытий, что свойственно всем романтикам. На раскопе трудились не только археологи-профессионалы и студенты кафедры археологии МГУ, основанной Арциховским. Подрабатывали и местные жители – какую-нибудь копеечку за труд землекопа да заплатят. А дополнительная сила нужна была. Среди гражданского населения, трудившегося на развитие советской археологии, в этот день работала и Нина Федоровна Акулова. Очень скоро она совершит открытие, не догадываясь о том.

Все были в предвкушении больших открытий, что свойственно всем романтикам

Артемий Владимирович прибыл в штаб, поздоровался с коллегами, со своим замом Борисом Александровичем Колчиным. Профессор осмотрел территорию производимых земляных работ. Это был пока не очень большой выработанный участок земли, располагавшийся на территории сада. Погода стояла ясная, солнце уже во всю светило над древними стенами детинца-кремля, хорошо видимого с точки раскопок. С Волхова дул все тот же ветер, что и при Рюрике, и при Александре Невском, и при Марфе-посаднице. Среди такой атмосферы древности, которая буквально рушит чувство линейности истории, нельзя было не предаваться мечтам. Одной из главнейших задач экспедиции было обнаружение и описание древнейших культурных пластов этих земель, IX, а желательно, VIII и более ранних веков. Очень хотелось найти следы того самого древнего, летописного Новгорода. Однако искатели еще не догадывались, что основное сокровище и находки залегают гораздо выше. Сразу можно сказать, что следов IX века обнаружить в итоге почти не удалось. Ведь это Новый Град, а древний, видимо, располагался в ином месте.

Обходя кучки перебранной земли вокруг раскопа, Артемий Владимирович заулыбался в ответ на приветствие его студента Вали, держащего в руках полоску берёсты, всю в земле. В земле была не только она, но и одежда Валентина.

– Ну, что? Что-то есть?! Неужели!

– Увы, Артемий Владимирович. Просто берёста. Никаких слов.

– Ничего, мы их найдем. Непременно!

Похлопав своего студента по плечу, Арциховский отправился дальше.

Никто, кроме Арциховского, в то время так истово не верил в существование берестяных грамот. Находили кое-какие, но их было слишком мало, чтобы назвать этот способ записи повсеместным. Но ученый все равно верил. Вообще, мало было таких светлых и остроумных людей, как мы сейчас скажем, оптимистов, подобных Арциховскому. Как будет вспоминать о нем заведующий кафедрой археологии Московского университета Валентин Лаврентьевич Янин, сменивший затем Арциховского на этом посту, член-корреспондент Академии наук, а сейчас тот самый Валя в пыльных штанах: «Зная хорошо текст, что в Древней Руси для письма употреблялась берёста, Арциховский нам в 47-м году (я это очень хорошо помню) с первого дня внушал одну самую главную, так сказать, центральную мысль нашего существования на раскопе: рассматривайте все обрывки берёсты, все берестяные ленты, все берестяные кусочки. Это все нужно тщательно просматривать, потому что на них могут быть надписи».

Припомнив наставление мэтра и еще раз покрутив в руках полоску берёсты, ничем не отличающуюся от прочих обрывков верхнего слоя коры представителей семейства березовых, пролежавших в славной новгородской земле 700 лет, Валентин отбросил ее в кучку таких же молчаливых страниц ненаписанной книги. А ведь многое могла бы поведать...

Первая грамота

Артемий Владимирович наизусть знал отрывок жития преподобного Иосифа Волоцкого, в котором говорилось о крайней нестяжательности иноков обители Троицы, где насельники «и сами книги не на пергаменте писали, но на берёсте». Правда, тогда еще считалось, что на ней писали чернилами и перьями, а потому никто и не питал иллюзий их обнаружить – чернила очень плохо сохраняются в таких условиях, в земле. Но никто – это не про Арциховского.

Иноки обители Иосифа Волоцкого книги не на пергаменте писали, но на берёсте

День жаркий, хоть и веет речным освежающим ветерком – всё ж близко к берегу. Археологи очищают сантиметр за сантиметром слои земли. Древки лопат нагрелись под солнечными лучами – они сейчас почти без надобности. Настолько много растительного материала в почве, что приходится работать инструментами мельче, в основном, ножами. И вновь берёста. Обрывков множество, но не за что зацепиться глазу, кроме древесного рисунка. Как вдруг.

– Буквы! Сюда!!! Артемий Владимирович! Да позовите же его! – взволновано звал голос Гайды Андреевны Авдусиной, ответственной за соседний участок.

Табличка дома Акуловой

Арциховский почти бежал. Его взору предстала картина: упомянутая работница Нина обнаружила широкий, темный лист берёсты, как казалось, с символами или линиями. Нина была неграмотна и решила показать обрывок ответственной. Как уже было сказано, она сделала открытие, не осознавая этого. В будущем, по настоянию родственников, на ее могильном надгробии будет высечена надпись: «26 июля 1951 года обнаружила первую берестяную грамоту». То же будет указано и на табличке многоквартирного дома, где она проживала. Гайда Андреевна бережно приняла берёсту и очень опасалась передать ее неуклюжему ученому, оберегала, будто ребенка. Он хоть и гениален, но случайно повредить на радостях вполне способен. Он пристально вглядывается... Буквы. Складываются в слова. Словеса в строки. Поднят палец вверх. И так и замер. Невозмутимую, звенящую тишину нарушил он же:

– Я этой находки ждал двадцать лет.

И вновь на пару секунд воцарилась тишина. И тут Арциховский взревел на весь раскоп:

– Премия сто рублей!!!

Впечатление было потрясающее. Казалось, из-под земли раздались живые голоса древних новгородцев

Момент был столь эмоциональный, что даже в экспедиционном отчете, написанном Арциховским в сугубо научных оборотах, в этом месте слог внезапно перебьется на художественный: «Впечатление было потрясающее. Казалось, из-под земли раздались живые голоса древних новгородцев». Но это были словеса от берёсты.

Праздновать потом! Сейчас необходимо решать, что с этим делать. Благо, текст написан не чернилами, а продлавлен острым предметом – стилусом, или писалом. Это весьма удивило, но и столь же обрадовало исследовательскую группу. Ведь ранее были известны только берестяные грамоты ХVI, ХVII и более поздних веков, на которых писали чернилами. В сырой новгородской земле такие выжить не могли. И тут оказывается, что в средневековом Новгороде периода расцвета люди выдавливали линии букв. Грамоту срочно промыли в горячей воде с содой, промочили и поместили меж двух пластин стекла. Рукопись ожидала расшифровка специалистами по палеографии и перевод.

Но на этом сезон не закончился. Натолкнувшись на этот слой почвы на глубине 2,4 метра, люди вдруг стали партиями извлекать на свет исписанные берестяные грамоты. На следующий день было обнаружено две грамоты, о торговле мехом и пивоварении. Затем еще одна. Номер два, три, четыре... Всего за сезон было обнаружено 10 грамот. На следующий год – 73. Еще через год – 23. А на четвертый сезон, кроме 30 грамот и ценных артефактов, была обнаружена вырезанная на дощечке с треугольным верхом азбука.

Что дали эти открытия исследователям? В первую очередь, они показали, что все слои населения Новгорода ХIV века были грамотными. Среди обрывков берёсты обнаружены самые разные тексты: от торговых накладных до молитв и любовных писем. И каких только историй на берёстах нет! Вот немногие примеры из тысячи подобных.

Список должников (N260): «(прик)азо ко ωстафии ωт сидора. возми у григории у тимощина рубль и •д• (4) лососи. да возми у григории поло рубля, цто сидору сулиль» (новгородскому диалекту, как тогда, так и сейчас, свойственно «цоканье» – произношение [ц] на месте [ч], также и в древнем правописании); упрек в недержании слова (N345): «а звало есмь васо в городо и вы моего слова нь послушали а како приедуто по васо дворянь, тако буди тъ» (новгородцы, как и другие русичи, могли взаимозаменять буквы ъ/о и ь/е, что здесь очевидно в окончаниях слов. При этом не произносили эти окончания как полногласные); запись в четыре столбика, вероятно ирмосов (N128, фрагмент): «...щимъ. и грѣховъ избавляюще^с. тя величаемъ. сущую мт^рь сн^а би^я» («Божия»); предложение руки и сердца (N 377): «микити ка ан[и] поиди за мьне зъ тьбе хоцю а тy мене а на то послоухо игнато мо[исивъ а во] Моисеев» (перевод: «От Микиты к Анне. Пойди за меня – я тебя хочу, а ты меня; а на то свидетель Игнат Моисеев».

Арциховский А.В. с командой экспедиции (у церкви Спаса на Нередице, Новгород)

Что дали эти открытия нам? Кажется, что ничего. Но это как с любой историей. Она не касается тебя, пока не начнешь ее изучать. А начнешь – тебя ждет столько открытий! А главное, сколько всего в этих словесах от берёсты! Читая эти незамысловатые обрывки жизни каждого этого горожанина, видишь, что это живые люди. Да, с другим менталитетом, другими приоритетами. В чем-то менее продвинутые, а в чем-то намного лучше нас. Но не менее живые! И прикасаясь, буквально или переносно, к этим шершавым березовым корочкам, мы останавливаем время и видим эти судьбы и жизни перед собой. Проживаем их вновь вместе с Максимом Онци́фировичем, Миха́йлой, Остафией, Прасковеей и другими. Особенно же, как мало где, эта атмосфера Древней и Средневековой Руси ощущается в Господине Великом Новгороде, стоящем на берегу седовласого Волхова.

Прикасаясь к шершавым березовым корочкам, мы останавливаем время и видим людские судьбы и жизни перед собой

...Свет электрической лампы. Душный кабинет. Открытая форточка не спасает, а зажженная лампа привлекает любопытных исследователей-мошек. Давно уж заполночь. На столе бумаги, экземпляр грамматического словаря русского языка. За столом Андрей Анатольевич Зализняк на основе материалов новгородских берестяных грамот изучает и описывает древненовгородский диалект. Но что-то подсказывает, что это уже часть совсем другой истории. Истории о том, как заговорили словеса от берёсты.

Диакон Константин Акимов 6 августа 2021

Издательство
Сретенского монастыря