О Боге в открытом космосе

Беседа с космонавтом Олегом Артемьевым

Когда 60 лет назад Юрий Гагарин вернулся после первого космического полета на Землю, ему, конечно, задали вопрос о Боге… Многие, кто общался тогда с первым космонавтом лично, отмечали исходящую от него особенную энергетику доброты, любви к людям, соучастия, так что, наверное, всё ясно было и без слов. Сегодня, после встреч с разными космонавтами, постепенно приходит понимание, что это – профессиональное. Как кондитер пропитан ароматами шоколада и ванили, так космонавт – оптимизмом и любовью ко всему живому. В эту профессию люди попадают неслучайно, хотя иногда и вопреки. Например, летчик-испытатель, Герой России Олег Артемьев пробовать себя в этой героической профессии не собирался.

– У меня и мысли об этом изначально не было. Я рос на Байконуре, и, знаете, из тех, кто со мной учился, очень мало кто хотел стать космонавтом. У нас там, конечно, был кружок «летчик-космонавт», но тех, кто его посещал, можно было по пальцам пересчитать.

– Вы жили рядом с космодромом, но при этом даже не думали о космосе?

– Всё потому, что мы тогда относились к космонавтам как к людям, которые мешают нам, детям, жить. Представьте: у меня папа военный, он постоянно был на работе, на аэродроме: дежурства, испытания, в том числе и по программе «Буран»… Я его видел очень редко и, конечно, все время думал, что эта работа отнимает у меня папу. Он меня брал с собой, я играл на аэродроме и видел космонавтов – это были какие-то недосягаемые люди. И отношение такое, надо сказать, было у многих ребят из нашего военного городка.

Было принято космонавтов, когда они приезжали к нам на Байконур, встречать: нас, детей, выводили на улицу, выдавали флажки и выставляли вдоль дорог. Но тогда не было связи, как сейчас, и было непонятно, вылетели они или нет, – ожидания часто превращались во многочасовые. Было то жарко, то холодно, и мы, конечно, не любили эти мероприятия и космонавтов заодно. Они отнимали у нас какой-то кусочек жизни, и это было не очень здорово, мягко говоря…

На Байконуре они жили на площадке, где сейчас я живу, а здесь самые лучшие сады были, яблоки великолепные росли, смородина, и пацанами мы частенько делали налеты сюда. Нас периодически ловили – и мы думали, что это, конечно, космонавты, а не солдатики нас ловят и ругают.

В общем, космонавтом мне быть не хотелось – я мечтал стать мореплавателем. Меня рано приучили читать, и я глотал все подряд. Увлекали странствия, моря, Жюль Верн и другие писатели. К нам в военный городок книги попадали службой доставки, мы сдавали макулатуру, получали талоны и выписывали по ним книги и с нетерпением ждали, прочитывали и снова ждали…

– Однако сейчас вы не мореплаватель…

– Но в мореходку я поступил. Отучился, правда, совсем мало, потом ушел в техникум, потом в армию пошел, а после армии подумал, что дальше нужно высшее образование получить. А самое лучшее образование, решил я, все-таки у космонавтов, у этих недостижимых людей. И начал искать, где их учат; проштудировал все биографии космонавтов того времени, большая часть их – военные летчики, но в летчики мне тогда уже был поздно. А гражданские космонавты в основном заканчивали МАИ, «Бауманку» и МИФИ. Нашел большой такой справочник с телефонами, звоню в МАИ, спрашиваю, можно ли поступить после армии, а мне отвечают, что нужно пройти подготовительные курсы. Они стоили тогда около 150–200 рублей в месяц, а зарплата у меня на заводе была всего 115 рублей…

Я подумал и позвонил в «Бауманку», а там мне говорят: приходите, за полгода мы вас подготовим, поступите. Спрашиваю, сколько стоят курсы, а они так удивились: «Что значит, сколько стоят? Это мы вам стипендию платить будем!» Конечно, я обрадовался. Поступил легко.

А во время подготовки к поступлению в университет для нас устраивали интересные поездки по предприятиям, где мы должны были выбрать себе специальность. И одна из поездок была в Центр управления полетами, там лекцию-встречу с нами провел космонавт Владимир Алексеевич Соловьев, дважды Герой Советского Союза, тогда он был руководителем полета станции «Мир». Он так здорово и интересно рассказывал, показался таким доступным и открытым человеком. Мы спросили, как он стал космонавтом, а Владимир Алексеевич рассказал нам какую-то очень простую историю: проектировал какой-то клапан, и необходимо было испытание, пошел к начальнику и спросил, как можно испытать в вакууме этот клапан. А тот ему и ответил: лети в космос, там и испытаешь. Всем, кто на этой встрече был, сам Соловьев и его история в душу запали, после этого все так или иначе попытались стать космонавтами, поступили на нужную специальность. Но я помню хорошо, что Соловьев тогда сказал нам: специальность не важна, главнее – быть хорошим специалистом и уметь учиться.

Специальность не важна, главнее – быть хорошим специалистом и уметь учиться

Так я отучился и потом пошел работать в ракетно-космическую корпорацию «Энергия», потому что все гражданские космонавты были оттуда. Год поработал в отделе, а потом сдал экзамены и поступил в космонавты. Вот такая длинная история.

Конечно, если бы я мечтал с детства стать космонавтом, не стал бы учиться в техникуме, а сразу после школы пошел бы в университет, то попал бы в отряд космонавтов в 26–27 лет, а не в 32 года. Но, с другой стороны, я освоил много рабочих специальностей, так что я ни о чем не жалею, все правильно.

– Что вы почувствовали, когда впервые поднялись на корабле в космос?

– Конечно, больше всего поражает вид Земли. Я долго готовился к первому полету – где-то 11 лет, и были такие периоды, когда я у себя спрашивал, а нужно ли мне это, полечу ли, а иногда думаешь, что не получится, но все равно надеешься… А во время этой подготовки ты встречаешь людей, которые уже летали, спрашиваешь их, и все они говорят: «Ты не представляешь, какую ты увидишь Землю! Это так здорово – увидеть ее со стороны». Постепенно чувства притупляются, ты перестаешь на такие рассказы обращать внимание…

Но когда сам видишь Землю из иллюминатора, понимаешь, что ради этого момента и долгих лет не жалко, ты мог бы дольше готовиться, и стоило потерпеть, чтобы почувствовать это непередаваемое, ни с чем не сравнимое счастье. И даже если бы в этот момент случилось, что тебе нужно срочно спускаться, все равно – всё не зря!

Олег Германович, а когда вы вышли в открытый космос, покинули корабль, что думали?

– Мы выходим в космос всегда в тени, но вот когда начинается наплыв Земли – это что-то. Ты вспоминаешь обо всем! Это просто чудо настоящее! И одно дело – когда ты смотришь на землю через иллюминатор, и совсем другое – когда видишь ее в остекление скафандра. Ты один на один, это восхищение, восторг, ты счастливый человек. И вместе со всем этим внутри тебя растет огромное чувство благодарности! Ты благодаришь всех, вся и всё за то, что этот момент есть и ты оказался именно здесь! Ты мысленно говоришь «Спасибо!»

Ты вышел в открытый космос, и вот начинается наплыв Земли… Это удивительно! Настоящее чудо!

И вот когда ты видишь не кусочек Земли, а всю ее с обзором на 360 градусов – это счастье! Им хочется поделиться, думаешь: вот бы всем испытать такое, чтобы понять! Первый выход ты запоминаешь навсегда и ждешь следующего.

И хочу сказать, что эти моменты меняют человека очень сильно: ты сразу становишься добрее, понимаешь, что все неприятности, конфликты, непонимание ничего не стоят по сравнению с этой неописуемой красотой и мощью. И все внутри тебя загорается, ты пропитываешься этим светом и потом эту же доброту передаешь другим – тем, кто рядом с тобой. Что-то происходит внутри – и ты понимаешь, что вот это твой дом, огромный живой корабль, на котором все вместе мы летим во Вселенной. Правильно говорят космонавты: стартуешь ты патриотом своей страны, а после этого ты становишься патриотом всего человечества.

Ты пропитываешься этим светом и потом эту доброту передаешь другим – тем, кто рядом с тобой

И это непередаваемое ощущение, конечно, сопровождают вопросы: что это такое? кто это мог сделать? как это возможно? Это же просто удивительно! И конечно, сразу начинаешь думать, что это все кто-то создал…

– И как на этот вопрос отвечают космонавты?

– Вот, например, у Циолковского есть очень интересная книга «Щит научной веры». Он очень много изучал, сопоставлял, думал, искал путь к Богу. Он описывает разные варианты развития событий в мире: и для тех, кто вообще не верит в Бога, и для тех, кто верит в Бога. И в итоге приводит и тех, и других к одному знаменателю: люди в своем пути соприкоснутся с тем, что нужно жить в соответствии с принципами совершенного разума. Он верит, что когда-нибудь, пройдя через все негативное, современное общество поймет, что нужно жить по заповедям. Что только тогда счастье человека возможно, когда он делает добро, помогает, радуется, благодарит.

Он пишет о вере, авторитете, об отношениях с людьми, с родными, исследует все стороны жизни, говорит, что знаний у нас капля, а незнаний – океан. В своей работе по философии «Этика, или Естественные основы нравственности» он говорит: «На самом деле жизнь прекрасна. И должен быть вечный внутренний оптимизм, потому что мы все бессмертны». Он верит в то, что в любви, терпении друг к другу мы сможем усовершенствовать и техническое знание, делать дальнейшие открытия в космосе. Именно вера позволяет человеку воспитывать себя – быть терпеливым, добрым, внимательным к окружающим, существовать, не ущемляя друг друга, и заниматься наукой, не забывая веру. Он считал, что благодаря вере и науке люди спасутся. И сам он бесконечно верил в человечество.

– А лично вы как считаете?

– Я считаю, что наша православная вера – уникальная! Созидающая. Она откуда-то из глубины души идет. Даже в тот период, когда в нашей стране были гонения на верующих людей, многие все равно старались жить по принципам православной веры. Власти запрещали, но в душе у людей эти основы остались, а когда время пришло, все восстановили. Мы всегда, я считаю, оставались человечными: и во время войны, и по отношению к пленным, и потом. И сейчас у нас народ добрый, что бы ни происходило, сколько бы баз военных вокруг нас ни было, все равно у нас большое терпение и посыл доброты: мы всегда даем время подумать тем, кто нас хочет разорить…

У нас в профессии есть люди очень верующие – например Сергей Рыжиков. У него можно много чему поучиться, он внимательно смотрит за всеми, где нужно – приструнит. При нем скверного слова не скажешь. Он для нас пример, который и других к вере приводит – так воспитывает взрослых мужиков. А есть люди, которые от случая к случаю вспоминают о Боге. Я – где-то посередине. Но любой из нас, и верующий, и не особо, если идет на очень важное, сложное и опасное дело – это может быть старт, спуск с орбиты, выход в открытый космос, – то прежде чем начать – залезть в скафандр, разгерметизировать отсек, чтобы выравнять давление между ним и окружающей средой, открыть люк, – всегда вспоминает Бога! Собираешься с мыслями и просишь: «Господи, спаси, сохрани и помоги». И вот это у всех – я не видел ни одного космонавта, который бы не переживал и не надеялся на помощь Божию. Я уверен, что всегда надо помнить о Нем, чтобы Он тебя берег, надеяться на помощь, потому что ситуации случаются разные. И в этот момент, когда ты преодолеваешь себя, выходишь в открытый космос, – особенно…

Всегда надо помнить о Боге, надеяться на Его помощь. Когда выходишь в открытый космос – особенно

Но и перед экспедицией космонавты всегда идут в храм…

– Да, конечно. До недавнего времени у нас был духовником игумен Иов (Талац), пока его не перевели, он служил настоятелем храма Преображения Господня в Звездном городке. Это насельник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, который с детства мечтал быть космонавтом. Он помогал нам внутренне настроиться, а чтобы лучше понять жизнь космонавтов, прошел сам все этапы подготовки: летал в невесомости, с парашютом прыгал, в центрифуге вращался, в барокамере был…

Священники всегда ракеты перед стартом освящают, и космонавты на службы обязательно приходят перед экспедицией. Батюшка благословляет на полет, окропляет водой весь расчет. Кроме того, у всех космонавтов есть духовники.

А вообще я думаю, рано или поздно священнослужители полетят в космос вместе с космонавтами, как раньше полковые священники служили вместе с солдатами, потому что нельзя там без Бога.

– А сейчас вы часто берете на станцию иконы.

– В каждый полет кто-то из космонавтов берет с собой на МКС икону, все время она находится с нами, летает вокруг Земли. Например, в прошлый полет я взял с собой икону Богородицы по просьбе митрополита Тобольского и Тюменского Димитрия (Капалина). Есть и такие иконы, которые у нас на станции находятся постоянно, частицы мощей святых. Батюшка Иов всегда давал нам с собой несколько иконок и небольшой складень. Он постоянно находится с нами на борту. Рядом с нами всегда есть святыни.

– Расскажите о случаях, когда вы чувствовали явно помощь Божию. Уверена, что такие есть.

– Знаете, когда ломается техника, ее мы можем починить, пожар – потушить, при разгерметизации можно заклеить дырку – все это мы можем сами сделать, нас научили и подготовили, это наша работа. Но есть и моменты, на которые ты сам повлиять не можешь никак, но они очень важны. Когда подбирается экипаж, команда, сейчас нет проверки на совместимость – выбирают примерно одинаковых людей. И если, не дай Бог, получится, что наши характеры сильно мешают нам работать, то этот неразрешенный конфликт может сорвать всю программу полета. Хуже такой «неисправности» не бывает, и исправить ее человек не в состоянии. И когда заранее, за 1,5–2 года до полета, знакомишься с будущими коллегами, приезжаешь к ним, узнаешь – вот тут и думаешь: какое же это чудо, как же мне так повезло! и кто это для меня подобрал таких удивительных, замечательных людей?! И вот тут ты вспоминаешь, что Бог над тобой, что не просто так тебе повезло, а все это Он устроил!

С Олегом Артемьевым
беседовала Ольга Нефедова


Олег Артемьев 12 апреля 2021
Размер пожертвования: рублей Пожертвовать
Комментарии
Написать комментарий

Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.

Введите текст с картинки:

CAPTCHA
Отправить