Главная > Журнал > Жизнь обители > «Она нас всех подзаряжала позитивом»

«Она нас всех подзаряжала позитивом»

Ольга Орлова

Распечатать

Сегодня, 21 октября, в Сретенском монастыре прощаются с давней сотрудницей, прихожанкой, участницей народного хора Светланой Евгеньевной Былинской. Новопреставленную вспоминают насельники монастыря, коллеги, хористки.

Человек просто жил верой

Иеродиакон Серафим (Чернышук), руководитель народного хора Сретенского монастыря:

– Человек она была очень кроткий, молитвенный. Такие ни с кем никаких отношений не выясняют. Все-таки в хоре по-всякому бывает – кто-то встал не туда: «Не стой здесь, ты мне мешаешь!», или – не дай Бог – спел не то или не так… И вот начинается… А она вообще ни к кому никогда никаких требований не предъявляла, и сама старалась быть всегда незаметной, чтобы как-то не соблазнить кого на раздражение, например, – точно чувствовала ответственность за всех. Но ведь так вообще-то и должны жить христиане.

К сожалению, пока такие люди с нами, мы их почти не замечаем, и лишь тогда, когда они уйдут от нас, нам вдруг их не хватает. Это знаете, как самое необходимое: воздух, здоровье, – они есть, и мы их не замечаем; зато их отсутствие чувствуем сразу же... При этом не могу сказать, чтобы ее голоса не было слышно в хоре, – нет, она старалась, и ее участие в общем деле всегда было ощутимо.

В народном хоре нашей обители Светлана Евгеньевна пела очень давно – с 1990-х годов. Мне почему-то запомнилось, как она ко мне всегда подходила и просила прощения. «За что?!!» – «Просто… Простите». То ли у нее чуткость такая была, сочувствие мне как руководителю хора: вот, мол, репетировали-репетировали, а опять что-то не дотянули… По-моему, я так не переживал, – хор-то народный, – как она за то, как мы все вместе пели.

Она очень любила Бога, Церковь, храм, свое послушание в храме, – прямо с благоговением ко всему, что делала в монастыре, относилась. А бралась она за любую работу: и убирала, и полы мыла, причем не только в храме, но и на кухне, и помогала там поварам. А как была возможность, смотришь, на службе стоит. Я ее и среди причастников часто видел. Человек просто жил верой.

Она писала замечательные стихи, мы многие об этом и не догадывались. Мне уже буквально после ее смерти прислали вот эти строки (хотя хористы говорят, что у нее много стихотворений и можно было бы издать сборник):

Русский лес

Достают вершины сосен до седьмого этажа,
А у нас в разгаре лето, а не осень...
Солнце, нега, теплота...
Земляника и черника принесли свои плоды,
Лопоухий придорожник примостился у воды.
Русский лес шуршит листвою,
Здесь природа хороша,
Как нарядная невеста – лучезарна и светла!

В последнее время Светлана Евгеньевна уже реже могла выбираться на спевки, на службы. Но все равно чувствовалось, как она стремится сюда, дорожит участием… Еще помню, когда она еще работала в монастыре, а после часто бывала, со всеми церковными праздниками всегда отдельно подойдет поздравит, так же и с днем Ангела, а вот сама не любила оказываться в центре внимания. Другие хористы как-то отмечали свои дни рождения, именины, а она от этого уходила, точно чуждалась рассеянности, шума.

Царствие Небесное! Она уже здесь, на земле, старалась соответствовать ему.

Рядом с ней ты всегда себя ощущала счастливой

Наталья Зеленова, сотрудница лавки в древнем Владимирском храме Сретенской обители:

– Светлана Евгеньевна – наша давняя сотрудница, прихожанка, – работала в обители с самых первых лет возрождения Сретенского монастыря. Всегда, помню, зайдет в нашу лавку во Владимирском соборе, поздоровается: «Наташенька, я тебя приветствую! Благослови тебя Господь! Как здоровье? Как детки?» Да еще и какие-нибудь вкусняшки принесет: пирожки, которые сама пекла, или яблочко, или конфетку. Знала, что мы немощные, нас как-то подбадривать нужно. Только лишь увидит, кому взгрустнулось, всегда утешит, порадует.

Светлана Евгеньевна работала в обители с самых первых лет возрождения Сретенского монастыря

Это вот такая очень яркая звездочка из сотрудниц, прихожанок Сретенского монастыря. Рядом с ней ты всегда себя ощущала счастливой. Прям зайдет и скажет: «Я тебя так сильно люблю, девочка моя!» Я даже как-то робела: вроде как за что меня так любить? А у нее это просто от переизбытка сердца уста говорили (см.: Лк. 6: 45).

Самой ей, видимо, многое в жизни пережить довелось, ее поколение и войну, и послевоенные годы разрухи застало, тогда часто родных теряли или расставались с ними на время, – и это были мучительные дни, месяцы, годы ожидания. Вот, когда они, наверно, молиться-то все и выучились! Она потом всю свою жизнь очень трепетно, знаю, к маме своей относилась. И вот что поражает в тех поколениях: чем тяжелее была жизнь, тем отзывчивее и светлее были люди.

Своих деток у нее, насколько я знаю, не было, так она просто обо всех вокруг заботилась. Но в своей опеке была очень деликатна, при скромности и кротости этого человека ее внимание даже материнским не назовешь, скорее сестринским. Несмотря на свои уже весьма преклонные годы, она так и оставалась очень красивой, моложавой, милой женщиной. Непрестанно в каком-то внутреннем веселии духа пребывала, – говорят, так могут только те, кто много молится.

Она была таким точно проводничком Божественного света в наш подчас мрачноватый, унылый мир. Появится, блеснет улыбкой, и у тебя уже настроение на высоте на целый день! Как-то она нас всех подзаряжала позитивом. Хорошо такого человека в коллективе, в общине иметь. Если кто оскудеет радостью, есть кому поделиться, – нам же, христианам, всегда радоваться заповедано (см.: 1 Фес. 5, 16).

Она была точно проводничком Божественного света в наш подчас унылый мир

Настоящая христианка

Иеродиакон Феофан (Бортников), насельник Сретенского монастыря:

– Она всегда очень тихо работала. Если человек по-настоящему работает, его не видно и не слышно, – вот это про нее. Совершенно неконфликтная, спокойная. Никаких никогда вопросов к ее работе не возникало, – трудилась на совесть. Но и похвал вовсе не ждала. Это был человек ровного духа, хорошо утвержденный в вере. Вообще ничего плохо в отношении нее никогда даже подумать нельзя было. Жила, словно по наставлению: «От нас зло не должно исходить». Была очень мирной, уравновешенной, спокойной. Вот трудится человек и трудится, и никаких ни скандалов, ни споров, ни пререканий ни с кем. Ничего о себе не мнила, – была кроткой, смиренной, – настоящая христианка (см.: Мф. 11: 29).

Если переступить через свои «не хочу», Господь всё устроит

Анна Щенникова, сотрудница кухни Сретенского монастыря:

– Мы все, сотрудницы, ее просто Фотиночкой звали. Пришла она чуть раньше меня в Сретенский монастырь. Это еще были 1990-е годы. У нее тогда мама умерла, и она очень переживала. Пришла в обитель и говорит: «У меня мама умерла…» Ей посочувствовали, утешили. А она и отвечает: «Я хочу в монастыре работать». То есть хотела вот так в память о маме потрудиться в святом месте.

А именно в таком-то случае враг всегда и пытается как-то раздергать, расстроить человека, искушения разные в обителях устраивает, – ей-то, может, и доставалось, а вот от нее мы никогда и ничего даже не то, что плохого, а недостойного христианина не испытывали.

Она была очень деликатной. Сидим вместе обедаем, а она быстро перекусит: «Девочки, вы пока тут сидите, я пойду полы помою, ладно?» Никого никогда не потревожит, обязательно, если придет, когда что-то делаешь, спросит: «Я не помешаю, если сделаю то-то?» Причем так, как она работала, сейчас уже никто так не работает: все столы отодвигала, все углы выметала, все перемоет-начистит прямо до блеска – идеальная при ней чистота была. И внешне, и внутренне все подобающе святой обители.

А работа-то ведь тяжелая, но она никогда не ныла! Не было такого, чтобы она спину разогнула и началось: ох да ах… Какой бы она ни была уставшей, а будто сквозь всю эту тяжесть – прямо светится вся. Это сейчас говорят: «Пришлось в монастыре сделать то-то», – а она еще из того поколения, на чьих глазах храмы, обители открывались, они так и говорили: «Сподобились в монастыре потрудиться». Какой-то у них такой настрой был внутренний, что никакого недовольства, осуждения кого-либо, уныния и быть и не могло. Только радость и благодарение. И это при том, что когда у всех «нормальных» верующих какой-либо великий церковный праздник, у нас по кухне, помню, – аврал-катастрофа! А она все с таким благодушием воспринимала, еще и спросит: «Чем тебе помочь?» Отложит свою работу, что-то на кухне почистит-порежет. Еще и напомнит каждый раз: «Если тебе надо что помочь, ты говори!»

Однажды, помню, она мне сказала: «Даже если вне моей смены просят выйти, надо обязательно выходить. Мне как-то так позвонили, а я не вышла… И все равно дома все это время промаялась, – ничего делать не могла, мне было даже физически по самочувствию плохо. А если переступить через свои "не хочу" да "не могу", Господь всегда силы даст и все устроит», – и я так поняла, она впоследствии не раз это на себе проверила. Вот это покаяние, – она не только замечала за собой какой-то грех, проступок, мучилась от того, что не по любви поступила, но еще и обязательно пыталась впредь исправиться и в подобной ситуации поступать уже иначе. Она и с нами этим опытом преодоления себя делилась, и мы потом – каждая могла уже привести свои примеры – соглашалась: действительно, как второе дыхание открывается, если в первую очередь о других думаешь, – о тех, кому нужна помощь, а не о себе, – Господь все управляет.

Так мы как-то вместе с ней стали учиться на курсах по патронажу при первой Градской больнице, а потом вместе ездили в детский дом в Кузьминках. Туда и добираться-то далеко было, и это при нашей-то загрузке по работе в монастыре, – но ей были очень важны эти поездки. Мне сейчас 65, а ей тогда примерно столько было, и я вот-вот уже только сама, придя в этот возраст, спохватилась: «Как же, – думаю, – она такую нагрузку тогда выдерживала?!» А она будто вовсе не за счет физических, а на каких-то внутренних ресурсах своей нерастраченной любви (своих детей у нее не было) вытягивала, у нее какое-то особое рвение, помню, было: надо ехать! Она там с такой нежностью нянчилась с малышами. Так что нам доверили целый этаж, – и на всех у нее хватало тепла, участия. А это часто такие детки, совершенно не привыкшие или уже успевшие отвыкнуть от внимания к ним, – и иногда просто растопить своей любовью это их отчуждение надо. И у Фотиночки это замечательно получалось. Думаю, для этих детей это был один из самых главных навыков – принятия любви, научения взаимной любви.

Очень наша Фотиния любила Сретенский монастырь. Пригласишь ее куда-то в Данилов на службу сходить, а она отнекивается: «Да нет, я уж тут». Так-то от нее слова «нет» никогда не услышишь, а в этом случае она как-то оберегала верность своей любви. И трудиться тут для нее было просто отрадой. «Да-да, сейчас иду!» – только позови ее. Раба Божия! Всегда человек на просьбы отзывался.

Она умела жить в присутствии Божием

Вера Ефременкова, участница народного хора обители:

– Света была очень скромным человеком и при этом дружелюбным и отзывчивым. Поэтому, когда помогала, делала это именно так, как в Евангелии заповедуется: чтобы левая рука не знала, что делает правая (см.: Мф. 6: 3), – как будто это вовсе и не она помогает. Так христиане и умаляются, чтобы Сам Бог действовал через них. Она очень серьезно относилась к службам, – возможно, этим христианским духом и напитывалась за богослужением. Любила храм, – это, пожалуй, самое главное, что ее характеризует.

Любила храм, – это, пожалуй, самое главное, что ее характеризует

В наше индивидуалистическое время, когда каждый старается как-то выделиться, она, наоборот, старалась жить неприметно, но была очень внимательной к людям и чуткой ко всему, что происходит вокруг. Да наверняка и к тому, что совершалось у нее в душе. Если ее кто-то обижал, спокойствия ее душа вовсе не теряла, – она как-то научилась хранить свой внутренний мир. А еще она не утрачивала доверия к людям, – это тоже очень важный дар. Хотя и была, надо сказать, осторожна в том, с кем идти на контакт, а тем более в том, кому открывать свою душу.

Очень любила, когда к ней приходили в гости. Тут же усаживала за стол, готовила что-то вкусное и не столько говорила сама, сколько слушала. Хотя ей и самой всегда было что сказать, – она любила читать и очень много читала. Иногда что-то пересказывала из патериков. О себе как-то больше молчала.

На спевках хора всегда была дисциплинированной: готовилась дома, настраивалась – играла на пианино, делала все, чтобы только как надо спеть. Когда приходила, хранила сосредоточение, разве что записочки перед Литургией напишет, поздоровается, но не рассеивалась на разговоры. Поговорить можно и потом.

Кстати, если ей говорили что-то относительно христианской жизни, особенно из святоотеческого учения, всегда прислушивалась. И не просто из любопытства, а как-то пыталась применить это в своей жизни. Воспринимала сказанное ей так, как будто это ей Сам Господь через этого человека открыл. Она умела жить в присутствии Божием. У нее и чудеса были в жизни, – но это все осталось тайной ее души.

Когда я была у нее в последний раз, она чувствовала большую слабость. Но потом все-таки у нее начались улучшения, она стала ходить по квартире. Мы все в хоре ждали ее. А она взяла и ушла к Богу. Будет теперь – Бог даст – с Ангелами петь. Говорят, в том мире наше послушание будет каким-то образом связано с тем, чем мы здесь, на земле, занимались. Надеемся на благоволение к ней Господа и Божией Матери, – она Их так любила, с такой нежностью, благоговением молилась всегда у икон.

Мудрая душа

Надежда Копылова, участница народного хора обители:

– У нас один из хористов работал в театре «Волшебная лампа», и мы все периодически собирались и шли в театр. Светлана Евгеньевна всегда была только «за», – что называется, не отбивалась от коллектива: все идут, и я со всеми. И при таком ее настрое на согласие со всеми это был очень прямой человек, она никогда не лукавила, при всей ее скромности могла и возвысить голос, если чувствовала в чем-то неправду.

Причем она была очень чувствительна даже к нюансам отклонения от истины. Так значит, она этой истиной евангельской жила. Была подлинно верующим человеком, всегда делала упор на то, что все в жизни решает Господь. Не мы, а Господь. И вот эту истину Божия присутствия в мире она готова была отстаивать.

В последнее время она сильно болела, но у нее ни к кому не было никаких претензий, она никого умудрилась не осудить, как это иногда все-таки бывает при том, что человек ощущает: вот все куда-то бегут, живут дальше своей напряженной и интересной жизнью, а обо мне, заболевшем, все точно забыли… Если ее навестят, она очень радовалась: можешь приехать – слава Богу! Но и если и не можешь, она к этому относилась спокойно: «Господь в этот раз управил иначе», – принимала все со смирением. Очень светлый человек.

Именно Богом ее мудрая душа и жила

Когда наш хорист интересовался, чем мы можем все-таки ей помочь, она отвечала: «Мне бы только, чтобы батюшка пришел из храма», – это была ее главная потребность, единственное прошение. При этом она очень жизнелюбивый человек. Она просто наслаждалась, например, возможностью бывать в Сретенском монастыре, – все здесь ей казалось каким-то чудесным, даже сама атмосфера: тут вроде и действительно даже весной все несколько раньше расцветает, благодать просто ощутима. Это помните, как в «Снежной королеве» Герда, когда пришла к Фее: на улице ветер, холодно, темно, а стоит только переступить за ограду и – ты в другом мире. Вот также и во святые врата Сретенского монастыря заходишь… Но раба Божия Фотиния очень легко отошла в вечность, потому что даже к образам Царствия Небесного здесь, на земле, не привязывалась, а именно Богом ее мудрая душа и жила.

Ольга Орлова 21 октября 2021

Издательство
Сретенского монастыря