Составитель этой книги – выдающийся иерарх Русской Православной Церкви, архиепископ Никон (Рождественский; 1851–1919). Долгие годы, будучи насельником Троице-Сергиевой лавры, он трудился на ниве книжного просвещения, и в 1885 году, еще в сане иеромонаха, опубликовал эту книгу, которую издательство Сретенского монастыря издает уже в пятый раз.
«Всегда мы работали с улыбками, даже если было очень трудно»
Сегодня, в 40-й день по кончине монаха Мелхиседека (Гридчина), своими воспоминаниями о работе, общении с ним делится звонарь Сретенского монастыря, доцент кафедры церковно-практических дисциплин Сретенской духовной академии Николай Иванович Завьялов.
Зима. Снег хрустит и скрипит под ногами звонко, по-настоящему. Морозный воздух легкий, чуть заметно потягивает дымком от деревянных домов. Пряный зимний вечер с сине-зеленой закатной полосой от недавно ушедшего в горизонт солнца. Надо немного отъехать от Москвы, и вот она – матушка Россия, снежная, душистая. Бирюзовое и фиолетовое небо с Венерой, неизменной спутницей сумерек, украшением небесного ландшафта, вечерних колоколен.
– Пройдите в сторожку, погрейтесь! – приглашает нас охранник. – Сейчас я… быстро!
– Да ничего, мы не замерзли.
Молодой парнишка убегает за ключами, быстро возвращается.
– Вот, смотрите, вначале этим ключом… потом этим, вторым.
– Ясно, ясно. Мы только подъедем поближе. Инструменты надо поднять, лестницу...
Казанская церковь, красивая, старинная, на высоком холме, построенная в XVIII веке вместо древней деревянной, – сегодня одно из главных украшений подмосковного Дмитрова.
|
Когда-то здесь было село, пруд, пахотные угодья, покосы. Жили – не тужили (а может, все-таки и тужили иногда?) людишки с боярами да при царях... Здорово было бы там у них побывать. Молока парного отведать, в баньке по-черному погреться.
Но нет. Нам сегодня надо повесить колокол. Вот зачем мы прикатили сюда с настроением быстренько по-военному управиться, чтобы к ночи вернуться. Дела, работа, служба… особо рассусоливать некогда.
Колокол немаленький. Три тонны двести килограммов; в диаметре – метр шестьдесят семь; в высоту – человеческий рост. Отлит, доставлен, освящен. На ярус звона поднят. Теперь надо смонтировать его на балку, а для этого приподнять, подвести крепления и… Легко сказать. А поди приподними-ка три с лишним тонны на два метра вверх в тесной колокольне ночью да при морозце.
Ну да ладно, глаза боятся…
Ну что, поблаговестим сегодня? Пусть местные жители порадуются!
Витя, мой помощник, невысокий, в очечках, улыбается:
– Ну что, поблаговестим сегодня? Пусть местные жители порадуются!
– А что!.. Я не против. Только ты будешь ударять. А я отойду послушаю издалека.
Скоро Рождество Христово. К празднику приурочили обновить звон. Церковь Казанской иконы в Дмитрове не закрывалась даже в самые лихолетья. Вообще, это место было всегда желанным и для язычников, капища которых обнаружили здесь недавно археологи, и для строителей канала в советские тридцатые годы. Место на возвышенности, продуваемое, незаливаемое, отовсюду видное и во все направления легко просматриваемое – прекрасная диспозиция для войск. Да… уж пошумели здесь исторические ветра… Теперь вот наш колокол шуметь будет.
Ну, вперед! Открываем багажник, вынимаем инструменты, подносим к колокольне.
Он – в партии басов, я – регент; в обычное время он – радиоинженер, я – преподаватель
У Вити хитроватый прищур, за словом в карман не лезет, на все есть ответ. Мы с ним почти ровесники, дружим не первый год. Вместе трудимся при монастыре и служим, бывает иногда, тоже вместе. Он – в партии басов, я – регент. В обычное время он – радиоинженер, наблюдает и обслуживает систему озвучивания, а я – преподаватель; по воскресным и праздничным дням – звонарь.
– Ох, что-то я уже мокрый! – говорит Витя после второго похода наверх. Заносил освещение, разматывал и укладывал провод с электричеством.
|
– Присядь, я пока лестницу на ярус занесу.
Лестница легкая, дюралевая, но неудобная в тесных, узких изгибах проходов. Без нее на колокольне плохо. Точнее, просто невозможно. Снизу иногда кажется, что там, наверху, всё так компактно, просто и доступно. Однако внутри выясняется, что всё не так. То здесь не дотянешься, то там неудобно; и вообще – всё совсем не игрушечно, как кажется издалека. А еще на колокольне всегда гуляет ветер, даже когда внизу вроде бы тихо.
Не проходит, лестница упирается, как ни крути – не вписывается. Я тоже уже мокрый. Витя снизу подает голос:
– Давай я попробую! Слезай.
Нет. Не пройдет.
– Ладно, Витя. Придется поднимать веревкой по внешней стороне колокольни. Я сверху, а ты – на оттяжке внизу, чтобы не цеплялась за архитектуру.
Как только затевается богоугодное дело – тут же находятся на пустом месте проблемы
Вроде ничего особенного, проверенный способ, но трудоемкий. Лишние полчаса улетят. Да потом еще столько же при спуске. Жаль, но так уж всегда – то пробуксовка, то где-нибудь «непротык», как говорится – классика жанра. Как только затевается богоугодное дело – тут же находятся на пустом месте проблемы. Мне уже это почти привычно.
Витя не соглашается:
– Смотри, вот этот край сюда подвинем, а эти перила можно пока снять!..
– Нет, нет…
– Ну, давай попробуем!
– Давай, но время потратим понапрасну.
Две недели назад я приехал на колокололитейный завод для подбора голосов. Мы с литейщиком давно общаемся накоротке. Николай Александрович, директор, всегда приветливый, внимательный к заказчику и его представителю, встречает, угощает, расспрашивает.
Как обычно, прошу показать новые модели. «Да пожалуйста, вот они. Стоят, ждут отправки». – «Ох, какие красавцы! А послушать можно?» – «Можно. Вот сейчас придет с обеда Олег, приподнимет, и слушай сколько угодно. Пойдем тоже пока чаю выпьем». – «Ну, пойдем».
Голос новичка оказался таким хорошим, что я просто онемел. Густой, певучий, так и летит, так и льется.
– Ого! Это что ж за профиль?
– Да вот… подкорректировали немного… – мастер не очень любит рассказывать, что именно там корректировано. – Ну тебе как? Я вижу нравится?
– Просто чудо! И куда же он?
– В Дмитров, на церковь Казанской иконы Божией Матери. Сегодня отправляем. Кстати, они ищут мастера на подвеску. Не желаешь ли поработать?
Зимой на такие работы я соглашаюсь нечасто. Расписание, погода, короткий световой день… Но здесь особый случай. К тому же заказчик взял на себя подъем колокола на ярус звона, а это занимает обычно много ресурса. Ладно. Я только смонтирую его на балку и подведу систему тяг для педали. Договорились. Все, по рукам!
– Витя! Оставь уже! – прошу я. – Это бесполезно. Пойдем, спускай лестницу вниз. Отдышись.
|
Хорошо, что у меня есть избыточный запас грузового шнура. Наученный опытом, с давних пор вожу с собой на всякий случай большую бобину.
Витя, сняв очки, неохотно спускается. Да… жаль. Но ничего, он не теряет чувства юмора (за что люблю).
– Ну что, может, всю лестницу тогда разберем?
– Давай. Что нам стоит. И перекрытия уберем заодно, чтобы не мешали.
Наша лестница дюралевая, раскладная, служит, когда нужно, стрелой. Выставляем ее торцом из колокольни подальше наружу; прикрепив блок, пропустив через него грузовой шнур, затаскиваем наверх все наши инструменты и детали подвесов. Если надо, то задействуем электрическую таль, которая хоть и дешевенькая, китайского производства, но служит уже не первый год. Поднимаем все на ярус, лестницу по назначению переводим из стрелы обратно в стремянку. Всё. Все довольны.
На этот раз лестница задала нам перцу. То не проходит через карниз, то поворачивается, где ее не просят. Пыхтели, пыхтели… Два раза пришлось спускать обратно и заново перевязывать. Вот уж точно – где не ждешь, там тебя и зацепит. Здесь, повторюсь, всегда находятся новые уловки. При подвесе колоколов или оснастке системы жду оплеух. Маленьких и не очень, но без них не бывает. Война, брат! Духовная! Хоть, может, и не такая масштабная, но все же брань.
– Давай отдохнем чуть-чуть, по стаканчику чаю, да начнем уже. – Достаю термос, пластиковый контейнер с бутербродами. Присаживаемся тут же на ярусе на что придется, жуем, смотрим на огни города. Красиво. Дальние огоньки деревень сквозь морозный воздух переливаются, подмигивают.
– Смотри, как далеко все просматривается.
– Понятное дело. Для колоколен и выбирают специально такие места.
– Да-да. Отсюда звук пойдет далеко и широко, – кивает Витя.
Посмеялись с Витей, но придя к вечерней службе, я обнаружил динамик, который действительно озвучивал все, что происходит
Несколько лет назад, когда мы познакомились, у Вити в мою сторону был более ироничный взгляд. Его где-то забавляло то, как я относился к звонам и колоколам. Чего там на колокольне особенного? Бом да бам… Ну иногда бум. Помню, я тогда подошел и попросил его провести трансляцию богослужения прямо на ярус, к моему звонарскому месту. Перед этим он провел мне сигнальную систему с мигающей лампой, которая управляется снизу. «Вроде все. Что еще – какие динамики? Ты что, во время звона хору подпевать будешь?» – «Буду, Витя, буду». Посмеялись, вроде так, ни о чем, но придя к воскресной службе в субботу вечером, я обнаружил у себя наверху динамик в металлическом круглом корпусе, который действительно озвучивал все, что происходит на службе. Вот здорово. Теперь я на Евхаристии укладываю удары большого колокола прямо в возгласы. А трезвон к Литургии заканчиваю точно со чтецом.
Прошло тому пятнадцать лет, и вот как-то недавно пропала трансляция, и мы со студентами по старой памяти начали звонить не по службе, а по времени. Естественно, появились небольшие «хвосты». Первый, кто отреагировал на это, был, как вы уже, наверное, догадываетесь, Витя. Ставший уже послушником, а затем вскоре монахом Мелхиседеком. Он пришел, такой строгий…
– Неблагочестиво.
– Да ведь в новом храме не слышно. Это когда служим в старом, там – да! А теперь далеко и высоко. Какие там звоны.
Нет, оказывается, там те же звоны, так же слушаются.
Ладно, ладно. Будем попадать по-прежнему. Лишь бы сбоев в системе озвучивания не было.
|
– Ну всё. Начинаем.
Встали, помолились. Царю Небесный…
Поехали. Время.
Сегодня я бы уже два раза подумал, браться ли за такую работу среди зимы под Новый год? Стоит ли так авантюрно планировать монтаж трехтонника за один вечер, десантом, с помощником, который идет с тобою в первый раз? Пусть даже и благонадежный, но без такого рода опыта. Да!.. Мы были молоды, бодры и чуть-чуть беспечны. Не было никаких сомнений – сделаем все. Легко.
Над балкой потолок. Закрыта ее верхняя часть, там должны будут лежать крепления. Надо лезть наверх, внутрь, выпиливать щелевидные отверстия для подвесов – плоских боковин из горячекатаного металла с отверстиями по краям, куда вставляется поперечина, палец. В углу потолка – лючок. Прекрасно! Через него и поднимемся.
Новая неожиданность. Сверху, на потолке, в полметра – слой голубиного помета. Вот это номер! Разгребать эти Авгиевы конюшни с одеревенелым добром – та еще забава! Труним по этому поводу, не теряя оптимизма: «Надо все это собрать в мешки да продать по приличной цене. Удобрение же!» – «Ага, щас! Кто у тебя его зимой купит? Весной бы еще куда ни шло...» – «Ну так мы цену немного сбросим, зато чистоган».
Эх, Мелхиседек! Рассказываю, как фильм просматриваю, а ты вот сидишь со мною рядом. Такой же улыбчивый, чуть ироничный, но надежный, как автомат Калашникова. Никак не привыкну к мысли, что ты уже со мной только в моих воспоминаниях. Подсказал бы, что еще упомянуть из того морозного вечера, где мы с тобой провозились до самого утра. Все сделали хорошо, просто по высшему классу. Да иначе и быть не могло.
Возвращались в Москву уже утром. В машине разомлели, липкий сон подкрадывался, переходя из умозрительных картин в настоящие, но уже по ту сторону. Витя держался лучше меня. Потряс за плечо, когда я на светофоре блаженно прикрыл глаза.
– Да ладно, Витя! Я не сплю, не сплю...
– Конечно, не спишь, только похрапываешь.
Заезжаем в Лосинку, к нему домой, прощаемся, выдаю ему гонорар. У меня чувство вины. Обещал, что к ночи все сделаем… Витя легонько машет ладонью:
– Да брось ты! Я и не верил, что мы так лихо за вечер все успеем. Спасибо, что позвал. Если надо на будущее – я готов.
– Пока не знаю, как будет – скажу.
Было, и еще не раз. И всегда мы работали с улыбками, даже если было очень трудно, посмеиваясь над обстоятельствами, даже если бывало и не очень-то смешно... За это ему отдельная благодарность. Представить не могу, чтобы он где-то ворчал или брюзжал. Нет. Это не о нем.
Встречаясь в монастыре, никогда вслух не обсуждали прошлые дела, но по взгляду его я всегда чувствовал, что это есть. Мы брали этот Берлин, это с нами.
Единственный раз вслух он сказал, что вспоминает тот первый поход, когда мы насовсем прощались с ним. Просто стояли, вроде бы и ничего особенного, как будто болтали как прежде – легко, с юмором, но понимали оба, что вот оно – последнее…
– Помнишь Дмитров? Ночь перед Рождеством… Вот мы дали тогда!..
– Дали, дали. Не забуди убогих Твоих до конца…
– Како забуду тебе, Иерусалиме (Пс. 9: 33).
2 марта 2022
Размер пожертвования:
рублей
Пожертвовать
Может быть, что монах Мелхиседек, и есть тот самый святой человек)
И от этой мысли, и от ваших воспоминаний, - радостью повеяло вдруг!
Где ты сейчас, наш друг?) наш брат?)
И слышу в ответ: _ "Я у Царских врат!")
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.