Составитель этой книги – выдающийся иерарх Русской Православной Церкви, архиепископ Никон (Рождественский; 1851–1919). Долгие годы, будучи насельником Троице-Сергиевой лавры, он трудился на ниве книжного просвещения, и в 1885 году, еще в сане иеромонаха, опубликовал эту книгу, которую издательство Сретенского монастыря издает уже в пятый раз.
Что нам важно успеть?
Много лет назад началось мое воцерковление. Для меня постепенно открывался мир веры, и мне так хотелось поделиться этими открытиями с окружающими, а особенно с близкими. Так хотелось, чтобы и они были просвещены светом Христовой истины.
|
Вера на многое заставила взглянуть по-новому, по-другому расставить приоритеты и переосмыслить сложившуюся систему ценностей. Одним из важных моментов, открывшихся мне в православии, стало сознательное отношение к смерти. Христианин призывается к тому, чтобы сознательно готовиться к своему отшествию в мир иной, которое неизбежно наступит для каждого из нас. Но тема смерти многих страшит, и именно в этом вопросе особенно остро ощущается, как по-разному на нее реагируют окружающие.
Наибольшую тревогу в тот момент у меня вызывала моя бабушка, перешагнувшая 90-летний рубеж. В последние годы здоровье ее ухудшалось, но бабушка была человеком с характером и, уже привыкнув жить самостоятельно, старалась по возможности не обременять своих сыновей чрезмерной заботой о себе. С возрастом накопилось уже много проблем со здоровьем, чаще всего ее беспокоило резкое повышение давления и приступы стенокардии, и в такие периоды ее все же нельзя было оставлять одну. Тогда один из сыновей оставался пожить с ней, чтобы следить за ее самочувствием. Из дома она уже практически никуда не выходила, но как только состояние улучшалось, она снова возвращалась к относительной самостоятельности, когда дети только проведывали ее, снабжая продуктами и всем необходимым.
Дом ее находился на тихой улочке нашего небольшого городка, и хоть улица находилась в центральной его части, но на тот момент ее обитатели скорее походили на жителей небольшой деревни, где все друг друга знают, прожили бок о бок много лет и, по крайней мере, старшее поколение живо интересуется жизнью своих соседей.
В детстве выходные я часто проводила у бабушки, во время студенчества появлялась все реже, а после замужества, увы, нечасто приезжала ее проведать.
Одной из тем разговоров при наших встречах, конечно же, были вопросы веры. Сколько себя помню, даже в советские годы, бабушка ходила в храм. Однажды она мне рассказала, что ее очень ранила исповедь у одного священника. Я не расспрашивала подробностей, но этот эпизод глубоко впечатался в ее память, и с этим Таинством у нее были связаны какие-то болезненные воспоминания.
Но еще более суеверный страх для нее почему-то был связан с Таинством Соборования. Стоило только мне заикнуться, что для человека болеющего в Церкви есть традиция приступать к этому Таинству, как она тут же начинала отмахиваться, что рано ее еще хоронить: в ее сознании существовала однозначная ассоциация, что соборуют только совсем умирающих, а сама мысль о смерти была для нее чуждой и пугающей. Если для многих людей старшего поколения в те времена было обычным заранее все приготовить для погребения, – все было заблаговременно сложено, и родным даны необходимые распоряжения на данный счет, – то моя бабушка категорически не обсуждала ни с кем эту тему и никаких приготовлений не делала.
В ее сознании существовала ассоциация, что соборуют только умирающих, а сама мысль о смерти была для нее чуждой и пугающей
Поняв ее суеверное отношение, тему Соборования мне пришлось закрыть, а вот про Таинство Причастия я заговаривала довольно часто.
|
Уже прошло довольно много времени с того момента, когда бабушка еще была в силах и могла самостоятельно перемещаться, и мы с ней вместе были в храме и причащались. А потом ей уже стало тяжело выходить из дома, но она все говорила мне, что как-нибудь соберется с духом, попросит моего папу отвезти ее до храма на машине, чтобы еще раз причаститься.
Видимо, мои разговоры о Причастии были слишком настойчивыми. В какой-то момент я поняла, что один факт моего появления на пороге бабушкиного дома и один мой вид уже стали у нее прочно ассоциироваться с темой веры и вечности, а для нее это отзывалось темой страха смерти, к которой она совсем еще не была готова.
В один из моих вечерних визитов случилась совсем тяжелая ситуация. Не могу сказать, что в тот раз я говорила бабушке что-то особенное, наоборот, я к этому моменту уже старалась обходить в общении с ней все острые темы, но тогда я задержалась позже обычного, а у бабушки подскочило давление. Я долго не уходила, опасаясь за ее самочувствие, но она, приняв лекарства, успокоила меня и отправила домой, а ночью ей стало плохо, срочно по ее звонку к ней примчался мой отец, вызывали скорую, еле сбили давление, после чего у моих родителей со мной состоялся тяжелый разговор.
Они были, конечно, правы. Это мой визит фактически привел к приступу. Ситуация зашла в тупик. Меня не покидала уверенность, что попечение о врачевании духовном в данной ситуации не менее важно, чем поддержание здравия телесного. При этом надежда на то, что бабушка пойдет на поправку и сама отправится в храм, для меня становилась совсем призрачной. Я ей не раз предлагала и другой вариант – пригласить батюшку домой, и даже уже предварительно договорилась об этом со своим знакомым священником, но тут выросла другая непреодолимая стена. Бабушка категорически не хотела, чтобы кто-то из ее давних соседей по улице увидел, что к ней домой пришел священник, ей еще было не все равно, что же об этом скажут люди...
Состояние бабушки ухудшалось с каждым днем, о ней болело мое сердце, и я понимала, что только Господу Богу под силу все это как-то разрешить. И в один момент события начали развиваться стремительно.
Человеческая память со временем стирает подробности, поэтому какие-то мелкие детали мною уже, конечно, забылись, но отчетливо помню звонок мамы: «Бабушка в реанимации, у нее ночью случился инфаркт, ее забрала скорая».
|
Я испугалась, что из реанимации бабушка уже не выйдет. Но там ее долго держать не стали и через какое-то время перевели в общую палату. Она была поначалу в тяжелом состоянии, ей требовался круглосуточный уход, дежурить мы, ее родные, стали по очереди. Врач, дежуривший в ту ночь, не стал смотреть на возраст пациентки, не оставил ее умирать от обширного инфаркта, а решился на довольно-таки сложное вмешательство и сделал ей стентирование. Состояние бабушки в больнице более-менее стабилизировалось. Мы с ней о многом говорили, пока я проводила с ней время, дежуря у ее больничной койки. Однажды я решилась все-таки задать ей волнующий меня вопрос: священника можно пригласить и в больницу, что она об этом думает? Она ответила, что в общем-то и не против, еще подумает над этим. В моей душе затеплилась надежда, но грянуло новое препятствие. Бабушка принимала много лекарств, и в этот вечер появилось какое-то неожиданное побочное действие – у нее начала отниматься речь. Мое дежурство заканчивалось, и я была по-настоящему близка к отчаянию: как же она будет исповедоваться, если не сможет говорить?
Я вышла из больницы, подняла мокрые от слез глаза к небу и стала молиться. Я не знаю, как можно описать эту молитву: крик из глубины моего отчаяния, из состояния страха, что все мои усилия тщетны и я уже ничего не могу сделать? Это был, наверное, единственный момент в моей жизни, когда я так искренне и горячо молилась о близком мне человеке. А еще более удивительным было то, что с каждым моим словом в сердце вместо боли обреталась твердая уверенность, что мой крик о помощи услышан!
С каждым словом в сердце вместо боли обреталась твердая уверенность, что мой крик о помощи услышан!
Едва дождавшись утра, я уже звонила своему дяде, заступившему на дежурство в бабушкиной палате, с одним только вопросом: как там бабушка? На что он ответил, что все нормально, и я с облегчением выдохнула – слава Богу, речь у нее восстановилась.
Следующий день я должна была провести в больнице, и только мы успели с бабушкой выполнить все необходимые утренние процедуры, как зазвонил мой телефон, и на экране высветилось: отец Георгий. Тот самый священник, который был готов приехать к нам домой.
– Как самочувствие Вашей бабушки? – спросил он. – Мне было бы очень удобно сейчас взять в храме запасные Дары и приехать к вам в больницу причастить бабушку, потому что потом я планирую уехать.
|
Вернулась в палату.
– Бабушка, знаешь, кто мне сейчас звонил? Это отец Георгий, он справлялся о твоем самочувствии. И еще ему было бы удобно приехать сегодня, если ты согласна…
В этот момент сердце мое готово было выпрыгнуть из груди. Наступил момент важного решения, которое ей предстояло принять, и для меня очень важно было, что она сейчас скажет. Но я даже не ожидала того, с какой легкостью она согласится:
–Да, конечно! Давай!
Удивительно, как Господь Своей рукой устранил все те препятствия, которые и мне, и бабушке в какой-то момент казались неразрешимыми. Встреча с Богом, личная встреча в Таинстве состоялась! Да, для этого бабушке пришлось оказаться в больнице, но, побывав в реанимации, она наконец приняла мысль, что тяжело больна и сама пойти в храм уже не сможет. А приход священника не домой, а в больницу, снимал для нее волнения по поводу того, что ее будут обсуждать знакомые. И перед родными моя совесть тоже была чиста – для них важна была тема ее физического здоровья, в данный момент бабушка и так находилась под усиленным медицинским наблюдением, а операция и усиленная терапия дали ей возможность почувствовать облегчение, лучшего для нее обеспечить мы уже не могли.
Спустя некоторое время бабушку выписали из больницы домой, она даже смогла передвигаться по дому и обходится без нашего круглосуточного присутствия. Она и душевно обрела некое спокойствие, хотя тема смерти, конечно, все равно для нее была тяжела, как и для любого человека.
И спустя полтора месяца эта тема снова нас всех накрыла с головой. У бабушки случился второй инфаркт. Снова скорая, другая больница и снова реанимация, врачи разводят руками, ну что еще тут можно уже сделать? Меня пустили к ней в реанимацию, и так Господь устроил, что именно я была последней, с кем бабушка разговаривала, будучи еще в сознании.
Очень хорошо помню, что это был воскресный день, утром я была на службе в храме, на сердце было тяжелое предчувствие. Когда я пришла к бабушке, ее бил озноб, она не могла согреться, успокоиться, она была в полном сознании, но ее терзал страх. Не знаю, сколько времени мы успели поговорить, мы вспоминали ее родителей, сестер, мужа, близких, которые уже давно отошли в мир иной, и в какой-то момент ее страх отступил, она сказала, что очень по ним всем соскучилась и очень бы хотела снова с ними всеми встретиться. Не знаю, как словами описать ту перемену, которая происходила на моих глазах, но передо мною был уже совсем другой человек – спокойный, умиротворенный. Подошла медсестра справиться о самочувствии, мы поняли, что отведенное нам время истекло, обнялись и мирно попрощались. А на следующий день бабушка там же, в больнице, отошла в мир иной…
Не знаю, как описать ту перемену, которая происходила на моих глазах, но передо мною был уже совсем другой человек
Моя бабушка, как и многие люди ее поколения, родилась сразу после революции, пережила голодное время, ужас репрессий и страшную войну, побывав в плену. Я твердо верю, что за эти испытания и за то, что она в безбожные времена сохраняла свою веру, Господь управил все обстоятельства и дал ей возможность успеть. Успеть примирится с Богом и принять Его Таинства перед уходом в мир иной.
|
Но сподобимся ли мы такой кончины, о которой постоянно слышим в Церкви: «…христианской кончины … безболезненной, непостыдной, мирной, и доброго ответа на Страшном Суде Христовом…»?
На смену временам послевоенным пришел относительно спокойный период нашей истории, в котором жили мои родители. Казалось бы, можно за них порадоваться: технический прогресс сделал жизнь легче, время было мирное и более-менее стабильное. Но многолетние попытки выжечь веру каленым железом из сердец людей не прошли даром. И поколение наших родителей в большинстве своем невольно оказалось лишенным крайне необходимого – искренней веры в Бога. И как же трудно теперь достучаться до сердца, разбудить его, изменить сложившееся мировоззрение и заставить себя отзываться на тему смерти не суеверным ужасом и замалчиванием, а трезвыми усилиями исправить свою душу. Дай Бог им тоже успеть обрести настоящую веру, пока на это еще есть время.
Нашему поколению приходится на многие вопросы для себя отвечать заново. Нужно честно ответить для себя и на этот нелегкий вопрос о неизбежной смерти.
Время нашей жизни уходит, и даже верующий человек только и успевает бесконечно жалеть, что, каясь в одних и тех же грехах, опять и опять впадает в них.
|
Да, Бог долготерпит. Раз мы еще пока живем в этом мире, значит, у Него еще есть надежда на наше исправление. В противном случае Он уже сорвал бы нас, как поспевший плод, который совершенно не имеет смысла далее оставлять на ветке.
Но если Господь медлит поставить точку, значит, еще не потеряна для нас надежда и, безусловно, имеет смысл нам еще потрудиться здесь, на земле.
Только бы не утонуть нам в суете и в заботе о материальном не отодвинуть самое главное на второй план.
В письмах игумена Никона (Воробьева) прочитала когда-то такой совет: «Думай чаще о смерти и живи так, как будто ты через неделю умрешь, тогда понемногу станешь на правильный путь и в еде, и в молитве, и в отношении к другим людям».
Нет никаких гарантий, конечно, что есть у нас еще в запасе и эта неделя. Но дай нам, Господи, уразуметь, что для нас действительно важно, и дай нам возможность успеть в отпущенное еще нам время совершить необходимое для нашего спасения.
5 апреля 2022
Размер пожертвования:
рублей
Пожертвовать
И переосмыслить во многом как пишет автор приоритеты и принципы. Уважаем и любим!
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.