Под маской показного благочестия

Тема поведения человека в обществе и в храме была и остается актуальной. Правильные и воспитанные, мы в один миг из христиан можем превратиться в язычников: злых, жадных и бескультурных. Наше истинное «я» часто проявляется в стрессовой ситуации, а наша страна, в связи с политическими событиями, в ней пребывает. И, забывая порой об элементарных правилах поведения, мы ругаемся в очереди за сахаром, вырываем пачку гречки у менее расторопного покупателя. Настоятель храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский уверен, что лучше сейчас срывать с себя маски показного благочестия, чем оказаться в них на Страшном Суде, когда времени для исправления уже не будет. 

1.jpeg

– Отец Максим, общество наше сейчас наэлектризовано. Чуть тронь, задень кого – взорвется. И как ни печально, верующие люди, ходящие в храм, увы, не исключение. 

– Православное сообщество в большинстве своем как-то вот за лозунгами духовности и православности совершенно забывает о каких-то простых, нормальных, совершенно естественных для воспитанного и культурного человека правилах поведения. Например, у нас совсем недавно сделали замечательный сквер прямо напротив Новоспасского монастыря и храма Сорока Севастийских мучеников: посадили там можжевельники, поставили лавочки, замечательные стенды сделали информационные. До этого там, я не знаю, сколько десятилетий, был заброшенный пустырь, автостоянка, сейчас у нас прекрасный сквер. Но люди как бы ничего этого не видят, они продолжают ходить по диагонали. Вот если есть возможность срезать хотя бы два метра – они срежут, они вытопчут этот газон. Причем самое удивительное, что это происходит даже в грязь. И человек не боится запачкать обувь и прийти в храм в заляпанной грязью обуви…

Одно время я пытался как-то с этим бороться: делал замечания, говорил даже проповеди по поводу нашего парка, но вот реально обидно, понимаете? Я в этом месте служу уже тридцать лет фактически, и когда я понимаю, что наконец создали красоту, а наши люди эту красоту тут же, на глазах, вытаптывают…

Сейчас неуважение к другим людям, к их труду, увы, свойственно православному народу

И в храме классическое поведение православного человека, увы, оставляет желать лучшего. Это прекрасно было видно на примере ковидных правил, сейчас, к счастью, отмененных. Тогда нам пришлось несколько месяцев людей просто приучать не подходить толпой. Например, не идти толпой к Причастию, не идти толпой к исповеди, не толкаться. К нам на престольный праздник приезжает всегда очень много людей, и это совершенно чудесно, но вот три человека стоят где-нибудь на исповедь, и все равно они начинают друг друга отталкивать. Не триста человек, а три человека стоят, и они уже не могут, если им что-то не нравится, не высказываться. Сегодня что-то не понравилось двум женщинам, нашим гостьям, и они начали вслух это высказывать, буквально перекрикивая службу. Я сначала даже не понял, в чем дело, думал, что это мне хотят что-то сказать. Я говорю: «Пожалуйста, потише». А мне в ответ: «Нет, мы не будем потише!» Какое-то совершенно неуважение к другим людям, к их труду, и это, собственно, к сожалению, вообще свойственно православному народу. 

2.jpeg

Я уж не говорю про поведение во время раздачи святой воды, когда люди ругаются, толкаются… 

– Отдельная тема для разговора – это поведение человека во время службы. Не дай Бог, занять место, которое давно было занято какой-нибудь старушкой…

– Сейчас, к счастью, этого стало меньше, по крайней мере, в Москве. Все-таки московское духовенство, мне кажется, за эти десятилетия реально проводило системную работу, проповедуя о том, как необходимо вести себя в храме. Кем бы ты ни был, как бы ты ни работал, сколько бы лет ты ни был прихожанином, ты все-таки не у себя дома, а храм – это дом Божий, и не нужно делать замечаний людям по поводу их несоответствующего внешнего вида или еще чего-то. Сейчас мы довольно далеко продвинулись на этом пути все-таки. 

Храм – это дом Божий, и не нужно делать замечаний людям по поводу их несоответствующего внешнего вида

– А с чем связано такое поведение? С общим уровнем культуры, вернее, бескультурья? А в данном случае речь идет о людях верующих. 

– Мне кажется здесь есть именно наша православная особенность. Если человек следит за одеждой, следит за тем, чтобы у него под ногтями не было грязи, пользуется дезодорантом, то для нашего православного сознания это кажется каким-то неправильным и низким, мы-то о горнем мире помышляем. Как-то странно мы смотрим, если женщина красиво выглядит в храме или мужчина не в каких-нибудь грязных брюках туда пришел… У нас упор на аскетизм и на пренебрежение мирским носит концептуальный характер. Когда ты начинаешь уважать себя в этом мире и находишь в нем свое место, то тебе хочется, чтобы он был красивым. Посетите какой-нибудь монастырь, особенно женский, и увидите там замечательные цветы, аллеи, дорожки – всё имеет ухоженный вид. Наше духовное вовсе не означает пренебрежение той средой, в которой мы обитаем, но для большинства людей, к сожалению, этот принцип не действует. Я не знаю, как можно идти не по дорожке, а идти и вытаптывать цветочки, которые совсем недавно для тебя бесплатно посадили?

– В этой ситуации, наверное, прежде всего нужно собственный культурный уровень поднимать?   

–  Вот я про что и говорю. С другой стороны, апостол Павел давно об этом сказал, еще две тысячи лет назад, перефразировав: «Не много среди вас культурных, не много среди вас умных, не много среди вас богатых». И поэтому я себя каждый раз одергиваю и потому, что апостол говорит: «Но ничего не значащее мира сего избрал Господь, чтобы посрамить сильных, умных, славных» (см.: 1 Кор. 1: 26–27). При этом я не отношу себя к какой-то особенно культурной части нашего православного сообщества, то есть я не слежу, как некоторые прихожане или священники, за идеальным состоянием самого себя и среды, в которой обитаю. Когда ты слишком много сил и внимания посвящаешь этому, тоже неправильно.  

3.jpeg

– Вы цитировали апостола Павла. Мы вполне видим, что человек, как и две тысячи лет назад, остается таким же, просто в разных вариациях его бескультурье выражается? Или сейчас человек может себя чувствовать более раскованно, свободно: выгнали из одного храма – пойду в другой? 

Конечно, в разные времена, в разные эпохи и разные люди все-таки разные в этом вопросе. Сто лет назад Ганди боролся с полной антисанитарией индусов, произнося пламенные речи и проповеди, пытаясь как-то приблизить к каким-то санитарным нормам, причем даже не из соображений культуры, а из соображений медицины. И сейчас мы видим, что нынешний премьер-министр Индии снова посвящает пламенные речи, пытаясь каким-то образом преодолеть соответствующее отношение своего народа к чистоте. Поэтому есть некоторые вещи, которые вот так из поколения в поколение, действительно, впитываются. Но мы видим, что как только люди вылезают из нищеты, они начинают себя уважать, они начинают смотреть вокруг. Это видно даже по разным районам Москвы: где-то люди до сих пор пишут на заборах матерные слова и разбивают стеклянные остановки, а где-то с пакетиками ходят и убирают за своими собаками. Многие вещи уходят. Например, в моем детстве очень много было драк двор на двор, стенка на стенку, сейчас я этого не вижу. 

– Наверное, отличается не только район Москвы, но и сама Москва от Санкт-Петербурга или, например, от Анапы. Все города по уровню культуры разные.

– Я в свое время думал, что, может быть, это напрямую зависит от материального положения: когда люди становятся побогаче, они начинают действительно за собаками убирать, пытаясь как-то себя уважать в этом вопросе тоже. А потом я вижу: нет, совсем необязательно. Есть достаточно бедные места и районы, населенные пункты, где все чисто, ухожено, красиво, где люди, действительно, смотрят не только за тем, чтобы у них на участке было все красиво, но и за улицей следят. А есть места, где достаточно богато люди живут, а не могут договориться и скинуться, чтобы дорогу ровную сделать. Это даже по Подмосковью замечательно видно, как в одних населенных пунктах дорога ровная – грейдер вызвали и дорогу выровняли, а где-то… В общем, разные люди, действительно, разного уровня и разного представления о том, что мое, что общее и как к этому общему тоже нужно относиться.

4.jpeg

– Очень хорошо можно проследить уровень культуры, зайдя в магазин, где дело доходит до драки за пакет гречки. Или в столовой, трапезной, где со стола ссыпают в свой пакет сахар и уносят домой… В некоторых храмах и монастырях свечи лежат на пожертвование. И если сотрудница церковной лавки не видит, то можно 10 рублей положить, а унести пучок свечей, что в руке не помещается…

– Эта история в очередной раз напоминает нам, насколько тонок культурный слой над нашим животным началом. Простите, что я уж такими словами выражаюсь. Как легко этот культурный слой соскрести. Еще ничего не случилось, никто не голодает, ничего не пропало, но падают какие-то флажки в сознании, и человек, особенно переживший опыт дефицита, бежит в магазин скупать все подряд. Старшему поколению сейчас это свойственно, потому что в их опыте были пустые полки… Я знаю бабушек (я же хожу по бабушкам, причащаю их, исповедаю, соборую), у которых огромные запасы: от растительного масла до горы коробок со спичками. Бабули живут в Москве, зачем эти спички? Психологи говорят о семейных сценариях, о семейных проблемах, которые передаются из поколения в поколение. Почему некоторые люди, например, не могут копить деньги, а некоторые, наоборот, не умеют тратить? Потому что в опыте поколений были какие-то травмирующие обстоятельства. Тебя раскулачивали, например, неоднократно, или ты подвергался репрессиям. И это необязательно опыт двадцатого века. Никто уже в семье не помнит, с чем это связано, но вот почему-то из поколения в поколение Ивановы не могут тратить деньги, а Сидоровы не могут их копить.

Нам ни при каких обстоятельствах голод не грозит, поэтому запасаться как сумасшедшие нет никакого смысла

– Генетическая память?

–  Это не генетическая, это именно семейная память. Когда тебе даже об этом не говорят, но мама вела себя так, мама всю жизнь проносила, условно говоря, один платок, поэтому я тоже не могу себе позволить третий платок, хотя он стоит какие-то копейки. Это память поколений. Я сейчас не как священник скажу, в последнее десятилетие произошла реальная индустриализация сельского хозяйства. То есть нам ни при каких обстоятельствах голод не грозит. Вот ни при каких. Невозможен такой сценарий, чтобы мы вдруг начали голодать.

5.JPG

–  Звучит обнадеживающе.

– Но это я просто знаю, поскольку представляю себе те процессы – экономические, социальные, – которые происходят в нашем обществе. То, что было возможно в пятидесятые годы, было крайне маловероятным в семидесятые и сейчас невозможно вообще. Но где-нибудь в Африке – возможно, но мы же не в Африке. Поэтому запасаться как сумасшедшие нет никакого смысла, но память поколений, семейные сценарии реально действуют и включаются. Я объясняю, глядя на страх людей, что если перебои какие-то и возможны, то они будут носить временный характер, поэтому запаситесь на неделю, потом все поставки будут возобновлены. Да, в результате паники что-то сейчас может пропасть, потому что система снабжения не подразумевает, что люди сразу будут покупать по двадцать килограммов макарон или гречки. Пусть у вас будет пять пачек макарон и три килограмма сахара, и будет вам счастье, и вы будете считать, что у вас есть этот запас. Не тратьте его, пусть он у вас лежит на тот самый день. Пройдет месяц-два, и ситуация нормализуется.

– В этой связи какая роль приходского священника или духовника, к которому ходит семья? Может ли он советовать, вразумлять?

– Но священник ведь тоже не видит все, что происходит с прихожанами, сотрудниками. К сожалению, горизонт, доступный взгляду священника, достаточно узкий. Я, несмотря на то что в одном и том же храме не одно десятилетие отслужил, вдруг с удивлением для себя открываю, что я абсолютно не видел и не знал каких-то нюансов взаимоотношений между людьми. А я вроде бы давно их знаю, и они уже не первый год в нашем храме, и вдруг ты открываешь их себе с какой-то другой стороны.

Если тебя не ведут и не заставляют отрекаться от Христа ради жизни своей, ты и не знаешь, какой ты христианин⁠

– Такие стрессовые ситуации с нас срывают маски, вот тот самый культурный слой, про который Вы говорите. Мы можем написать в эсэмэске: «Спаси, Господи», а перед этим сделать такую злобную физиономию и так посмотреть на человека, который последний пакет крупы у тебя из-под руки забрал, что, в общем, ни о каком спасении речи не идет. Это уже самое настоящее притворство, ложь, лицемерие, фарисейство.

– Именно нестандартные условия нашей жизни, иногда трагические изменения, проявляют нас настоящих. Если тебя не ведут и не заставляют отрекаться от Христа ради жизни своей, ты и не знаешь, какой ты христианин: отречешься ты или нет. Пока перед твоим носом не забрали последнюю пачку гречки, а она была твоя по-честному, потому что человек-то влез без очереди, ты и не знаешь, начнешь ты на него орать, кинешься ли ты на него с кулаками или спокойно скажешь. И это даже в условиях, когда у тебя дома нет голодных детей! Нужно понимать, насколько ты действительно готов вести себя по-христиански, быть христианином, когда у тебя даже дома дети голодные сидят? У нас пока никто дома голодным не сидит, и эту пачку гречки ты покупал, на самом деле, про запас.

6.jpeg

– Может быть, и хорошо, что такие ситуации снимают с нас маски? Может быть, это повод задуматься над тем, кто я есть на самом деле и что во мне истинное, а что показное?

–  Если человек задумается, а смысл мытарств, о котором мы так любим или, наоборот, не любим вспоминать и говорить, в этом и будет состоять, есть вариант условного средневекового восприятия мытарств с бесами… Но мне кажется, гораздо лучше это было показано (процесс мытарств) в книге «Димон» протоиерея Александра Торика, где главный герой умирает и попадает тоже в некий торговый центр, и ему там предлагаются разнообразные искушения. После смерти нам будет как раз предложено отдать последнюю пачку гречки, вернуть сахар, украденный из монастырской столовой с перспективой того, что дальше будет все несладко, извиниться перед тем, кто тебя обидел, не кого ты обидел, а кто тебя обидел. Поэтому, да, вы правы – лучше пройти здесь испытания. Но проблема-то в том, что, к сожалению, большинство людей не только не проходит это испытание, но и не задумывается, не воспринимает это как испытание, оно воспринимает это как норму. Вот тот самый вопрос «Кто я или право имею?». Большинство людей живет с чувством, что оно право имеет, и это грустно. И я не знаю, что с этим делать. Иногда смотришь на людей без любви христианской, когда в твоем сердце, собственно, нет любви к ним, и думаешь: «Господи, ну что за люди?!» И не знаешь, куда от этого деваться, потому что не за что взгляду зацепиться – ни одного светлого пятна! Потом вдруг Господь дает любовь, и ты понимаешь, что бедные люди, что Господь их всех любит, что Он их всех принимает и всех покрывает Своей любовью. И ты сам, когда Господь дает тебе видеть их Его глазами, понимаешь, что нет, они – хорошие, замечательные, добрые, милые, но вот такие поврежденные, искалеченные, испорченные… и их так жалко!

– Хорошо, что Господь касается сердца, открывает глаза.

–  Да, потому что иначе невозможно, хоть не живи! 

Купить книги протоиерея Максима Первозванского в магазине «Сретение»

Беседовала Наталья Шатова

Размер пожертвования: рублей Пожертвовать
Комментарии
Написать комментарий

Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.

Введите текст с картинки:

CAPTCHA
Отправить