Некоторое время назад раздался вдруг у меня звонок с малой, как принято говорить, родины. Звонила Светлана, подруга детства, оставшаяся доброй подругой и на всю последующую жизнь. Мы часто гостили одна у другой, постоянно переписывались и перезванивались, и так дожили в согласии и взаимопонимании до нынешних непростых времен. Собственно говоря, обходились чаще всего перепиской в мессенджерах, и поэтому неожиданный звонок больше даже насторожил, чем обрадовал.
|
Но при первых же звуках голоса и первых словах с облегчением перевожу дыхание: «Фу-у-ух, ничего страшного, кажется, не случилось…»
Светлана угадала, видимо, мои мысли и спешит успокоить:
– А ведь я тебе по радостному поводу звоню! У меня очень приятные новости! Не стала писать, захотелось сообщить в живом разговоре.
– Вот как? Приятные, да еще и «очень»?
– Да-да, новости настолько хорошие, что просто невозможно было не поделиться. Ты только послушай: наша Нина уверовала! Да еще как!
– Ты серьезно?! Вот уж на самом деле новость так новость… Впору занести в графу «несомненные чудеса»…
Я действительно поражена до глубины души, и мысленный взор тут же рисует передо мной образ Нины, соседки и давней приятельницы Светланы. Трудно назвать подругами женщин столь разных по жизненным убеждениям, и тем не менее общались они довольно давно и тесно. Помогали друг другу в быту, непременно оказываясь рядом в минуты особых житейских трудностей, делились проверенными «бабушкиными» рецептами и произведениями личных приусадебных участков, собирались на домашние посиделки по праздникам. Хотя проводить вместе праздники было им довольно затруднительно, поскольку общих торжеств оказывалось на поверку крайне мало – пожалуй, только дни рождения да Новый год и можно было отмечать в единодушии.
Трудно назвать подругами женщин столь разных по жизненным убеждениям
Светлана – человек православного мировоззрения, а Нина – настоящая воинствующая атеистка, считавшая прямым своим долгом всеми силами души бороться против «засилья религиозного невежества». Любой более-менее подходящий случай она немедленно обращала в раскаленную стрелу, дабы нанести очередной беспощадный удар по столь ненавистному ей «церковному мракобесию».
– Вот ты, Светочка, ходила вчера в церковь куличи святить, свечи там покупала, записки писала, да еще, наверное, последнюю копейку в кружку положила. А тебе известно, например, что ваши попы этими куличами потом свою скотину кормят?! Мне тут одна знакомая рассказывала, что собственными глазами это видела!
– Ну, про куличи ничего такого не знаю, – отвечает ей Светлана, – а вот бабушка моя отрежет, помню, ломоть хлеба, посолит его крестообразно – и несет корове Зорьке, чтобы она, кормилица, полакомилась и много хорошего молока давала. И Крещенской водой Зорьку кропила, и крестом осеняла – чтобы от всего нечистого сохранить. Да и сам крест был в коровнике прикреплен. Это не грех, а наоборот – вера и благочестие.
|
Но Нина не сдается и для следующего раза припасает новый язвительный, обличающий «бессовестных церковников» аргумент.
Споры такие случались нередко. Незаметно разгораясь, доходили порой до критической точки кипения – и вдруг Нина начинала отчаянно рыдать. Забыв обо всем, Светлана бросалась к ней, успокаивала, утешала, предлагала заварить свежего чайку, шарила по шкафчикам и полкам холодильника в поисках чего-то особо вкусненького… В общем, крайне виновато суетилась вокруг подруги, потому что Нине никак нельзя было так сильно волноваться.
Уже больше десяти лет она имела диагноз какого-то серьезного заболевания, находилась на постоянном наблюдении у врачей, но вылечиться окончательно не могла. Тем не менее ходила на работу и вела, в общем-то, обычный образ жизни. Светлане же порой казалось (в чем она с раскаянием признавалась), что рыдания эти прорывались у Нины именно в те минуты, когда истощались все ее аргументы против, и ей хотелось завершить спор, не признавая, однако, своего поражения.
Любой более-менее подходящий случай она немедленно обращала в раскаленную стрелу
И вот Нина уверовала, да так, что ее словно бы подменили. Светлана только все шире и шире открывала глаза, обретая в своей давней знакомой совершенно новые черты и убеждения.
– Такое впечатление, что она уже выучила наизусть весь «Катехизис» и прочла все богословские труды – настолько точны и верны ее суждения. Батюшка стал ей дороже отца родного, она во всем с ним советуется, постоянно бывает на службах, исповедуется и причащается. А когда я, не сдержавшись, напоминаю ей о том, как мы спорили раньше по тому или иному вопросу, она ласково берет меня за руку и, проникновенно глядя в глаза, произносит с неповторимой интонацией: «Ты все правильно говорила, Светочка! Ты все правильно говорила!»
– Но что же все-таки с ней случилось, что явилось точкой отсчета? Ведь не могло же такое произойти само собой?
– Я, конечно, тоже над этим размышляла, и по всему выходит, что все резко изменилось после того, как она стала крестной – крестила новорожденную дочку своей племянницы. Никаких других заметных событий в ее личной жизни в последнее время не происходило, насколько я в курсе. Все же предыдущие события – даже многолетняя болезнь, даже наступившие всеобщие тяжелые времена, которые она восприняла особенно болезненно, никак тем не менее не подвигли ее заглянуть в Церковь.
|
А вот стать крестной ей давно хотелось. «Я буду во всем помогать, ведь их у вас теперь уже трое, и вам с мужем нелегко придется, – убеждала она племянницу. – А когда девочка подрастет, буду книжки ей читать, варежки и шапочки вязать, гулять водить, и вообще, относиться к ней, как к родной дочке. Тебе облегчение, а мне – радость».
Уговорила-таки племянницу, хотя у той были, кажется, на этот счет совсем другие планы. Отправилась на крестины, чуть ли не впервые в жизни зашла в канонический храм – и что уж ее так сильно впечатлило, неизвестно, но вышла она оттуда совсем другой Ниной. Много ей в жизни горестей и бед досталось, но ничто не подвигло к поискам Бога. Личная жизнь тоже не заладилась: детей нет, муж попался никудышный – пил, а порой и руку поднимал. Да и мужем он, собственно, не стал, как ни упрашивала она его зарегистрироваться, чтобы все «по-людски» было. Я, признаюсь, не однажды советовала ей бросить этого Валерку бесполезного, вечно пьяного, но она имела на это свое суждение. «Какой-никакой, а мужик в доме. Хуже других я, что ли? По-твоему, лучше вообще одной быть, как ты?» – такой обычно следовал ответ.
Много ей в жизни горестей и бед досталось, но ничто не подвигло к поискам Бога
А теперь она Валерку выгнала, а сама все с крестницей возится да в храме помогает. В каноническую Церковь ходит, хотя в небольшом нашем городке каких только «церквей» нет! Идешь по улице, а по обеим сторонам сплошные «церкви» непонятных «патриархатов», «молитвенные дома» да сектантские сборища – на любой, как говорится, вкус и цвет.
– Бог – Один, и Церковь – одна, берущая свое начало от самых апостольских времен! – горячо и пылко, как ей это присуще, возглашает теперь Нина (раньше-то у нее были несколько другие воззрения на эту ситуацию…). – Церковь – это Сам Христос, это Его Тело, как же можно делить на части? «Будьте все едины, как и Мы едины – Отец, Сын и Дух Святой», – вот, что Святое Евангелие гласит, и что нам святые наши старцы заповедали!
|
Света, рассказывая, смеется от радости, и я тоже радостно удивляюсь, а все последующие дни хожу под впечатлением этой истории.
Чудные дела происходят на свете! Просто пошел человек в храм на крестины. Кто бы мне объяснил, отчего могла случиться такая метаморфоза (по-гречески – «преображение») после столь, по мнению некоторых людей, обыкновенного и давно всем привычного события? Да и связано ли это вообще с крестинами? Непостижимы глубины души человеческой, и на поверхности могут быть вовсе не заметны те волнения, которые на самом деле в ней происходят. И происходят, возможно, давно. По словам одного мудреца, если ты неожиданно обрел Бога, то это значит, что ты уже давно Его встретил, просто пока сам не знал об этом.
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.